Ртуть
Шрифт:
— Ничего. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что у вас обоих течет кровь, и вы выглядите так, будто вам надрали задницы!
— Фишер был в плохом настроении, вот что случилось на тренировке, — сказал Лоррет, темноволосый воин с военными косами. Он сидел на табурете у камина, его светло-голубые глаза медленно следили за перемещениями всех, кто находился в военном штабе. Он наблюдал за Кингфишером, который был увлечен очень жарким спором с Данией, но на самом деле его внимание было приковано именно к нам с Реном.
— С Фишером все в порядке, — ровно сказал Рен. — С нами обоими все в порядке.
Он о чем-то умалчивал, и явно не хотел делиться этим. Я позволила ему сохранить свой секрет.
— Почему бы просто не отколоть все кусочки и не отшлифовать концы вровень с камнем? — предложила я. — Дания могла бы сделать себе новый меч.
Рен хрипло рассмеялся.
— Все не так просто. Меч Дании был особенным. В нем, как и в Нимереле, была заключена древняя могущественная магия. Это… — Он поморщился, глядя на ощетинившиеся иглы металла, торчащие из каменной стены. — Это была драгоценная реликвия фей. Принадлежащая Дании по праву рождения. Божественный меч, выкованный древними мастерами-алхимиками. Такие мечи для фей — как религиозные символы. Он олицетворял статус Дании и отмечал ее принадлежность к Лупо Проэлии. Как и большинство…
— Прости, Лупо, что?
— Лупо Проэлия. Волки Кингфишера, — сказал он, вздохнув. — Обычно нас восемь. Хотя в последнее время наша численность сократилась. Мы сражаемся как стая, прикрывая друг друга, как это делают волки. Они изображены на наших доспехах.
Ладно, я заметила. Этот символ был на пекторали, которую Фишер носил на шее. Он был выбит и на его нагруднике. И я не раз замечала его татуировку. Например, прошлой ночью, когда глава Лупо Проэлии вспахал меня, как проклятое поле.
— Как ты уже знаешь, Нимерель все еще хранит в своем клинке крупицу магии. Все остальные мечи, созданные алхимиками, потеряли силу много веков назад, но клинок Дании по-прежнему очень важен для нее. И для всего нашего народа. Мы не можем просто отшлифовать обломки и забыть об этом. Это было бы святотатством.
— Потрясающе. То есть ты хочешь сказать, что я пробыла в лагере меньше пяти минут и уничтожила древнее оружие, имеющее огромное культурное значение для всего рода фей, — резюмировала я.
— Видишь! Ей все равно! — воскликнул Дания, указывая на меня. — Она понимает всю тяжесть того, что натворила, и ей плевать!
— Ей не все равно. — Фишер тяжело вздохнул, пересекая военный штаб и приближаясь к тому, что осталось от меча. — Просто у нее ужасное чувство иронии.
Мне не понравился полный ненависти взгляд, которым смотрела на меня Дания, и я не испытала особенно теплых чувств от того, что она продолжила тыкать в меня пальцем.
— Прости, ты постоянно находишься на грани нервного срыва, или просто я появилась в неподходящее время? — огрызнулась я.
У нее отвисла челюсть.
— Невероятно. Ты серьезно позволишь ей так разговаривать с высокородной феей? — спросила она, глядя на Фишера.
— А что ты хочешь, чтобы я сделал? — ответил он. —
У нее есть свой собственный разум и язык. Я не отвечаю ни за то, ни за другое. — Он подцепил один из тонких осколков, торчащих из камня, и, нахмурившись, внимательно осмотрел его.— Ты бы позволил кому-нибудь из воинов разговаривать с командиром с таким неуважением?
— Нет, не позволил бы, — признал он.
— Тогда почему ты не…
— Но она не солдат этой армии, а ты — не ее командир, — сказал Фишер. — Ты не хочешь дать ей время, чтобы она выяснила, сможет ли она восстановить меч, которым ты пыталась меня убить? Или ты настроена еще немного походить по комнате и поорать?
Дания не знала, что на это ответить. Она посмотрела на Фишера, потом на Рена, потом на Лоррета, проигнорировав меня.
— Лоррет, — начала она. Сидевший у камина мужчина вскинул руки, качая головой.
— О нет. Ни за что. У меня до сих пор красуется синяк на том месте, куда ты ударила меня прошлой ночью. Ты перешла все границы, когда набросилась на Фишера. Ты сама виновата, что твой меч теперь — куча осколков. В стене, — добавил он. — Я думаю, то, что сделала человеческая девушка, впечатляет. Ты это заслужила.
— Засранец, — прошипела она. — Мне следовало ударить тебя посильнее.
— Ты бы не смогла, даже если бы попыталась, — усмехнулся в ответ Лоррет.
Я не обращала внимания на их перепалку. Дания ошибалась, меня расстроило то, что я уничтожила нечто столь ценное. Я уставилась на стену, размышляя об осколках, пытаясь придумать стратегию, как извлечь их из камня, как вдруг почувствовала слабую вибрацию на периферии своих чувств. Шепот, который я слышала в кузнице, был громким ревом по сравнению с этим, но… я готова была поклясться, что слышу его.
Я повернулась и взглянула на Фишера.
— Этот меч был не просто из закаленной стали. В клинке была ртуть.
Он кивнул, демонстрируя едва заметное удовлетворение.
— Да. Немного. Следы. Но да, именно поэтому он послушался, когда ты приказала ему остановиться.
— Значит… там, в Зилварене? Ни железо, ни медь, ни золото не реагировали на меня? Это была…
Кингфишер кивнул.
— Это всегда была ртуть. Раньше, когда алхимиков было много, а пути между нашими мирами еще были открыты, ее соединяли со многими сплавами и металлами. Она делала оружие более мощным. Превращала его в проводники, по которым можно было направлять огромное количество магии.
У меня закружилась голова.
— Вот почему металл было так трудно найти. Мадра прятала его. Она хотела держать ртуть подальше от людей. Она знала, что в городе могут быть люди вроде меня, способные управлять ею.
Когда Кингфишер больше ничего не сказал, Рен вздохнул и продолжил вместо него.
— Наши исторические записи говорят о том, что большинство алхимиков могли управлять предметами только в том случае, если они содержали не менее пяти процентов ртути. И даже в этом случае, как правило, они могли лишь трансмутировать ртуть из твердого состояния в жидкое, чтобы его можно было ковать. Нет никаких записей о том, что предметы могли быть раздроблены подобным образом. — Он жестом указал на то, что осталось от меча Дании.