Русская фэнтези-2009. Разбить зеркала

Кстати, размер браслета тоже не помешало бы уточнить. Его неснимаемость мне уже объяснили: какая-то магическая заклепка происходила прямо на руке при застегивании. От ответа на мой вопрос, как предполагалось снимать браслет когда-нибудь в будущем, гномы явно ушли. А я не больно-то и приставал: все равно фотографию браслета они мне дали. Красивую, цветную. Белый металл, скорее всего серебро с чернью, штучная ювелирная работа, есть камушки, но – полудрагоценные, самоцветы, вряд ли особо дорогие.

Что касается личностей самих гномов, то для расследования было безразлично, являются ли они настоящими гномами или моими глюками, потому что заказ на мое расследование заключили от имени гражданина Г.В. Кулакова. При этом он хотел повыпендриваться и подписать договор не иначе как директор его собственного ЗАО «НИИ онтологии им. М.В. Ломоносова» и на собственных бланках, где он, разумеется, забыл указать ЗАО и гордо напечатал только шапку «НИИ онтологии им. М В. Ломоносова», чтобы смотрелось как важное государственное предприятие. Директор – академик МАРОН Г.В. Кулаков, тоже красиво звучит для тех, кто не понимает. Но я оформил все как всегда, на обычных бумагах, оставив просто частное физическое лицо с его данными: паспорт, регистрация, ИНН, пенсионное страховое. Не очень мне Кулаков нравился в качестве клиента, но с юридической точки зрения было разумнее принимать заказ от него, а не от их милостей Буторина и Магурина. Они с помощью Кулакова сняли себе помещение на задворках Арбатова, но оно тоже было оформлено на Кулакова. Вряд ли у настоящих гномов есть российские паспорта, регистрация или юридический адрес.

Вот, скажем, Баба Яга, которая живет где-нибудь в лесу в избушке на курьих ножках. С правовой точки зрения ее избушка представляет собой незаконный самострой и надлежит сносу, а само место проживания наверняка не является официально зарегистрированным. И выходит, что эта Баба Яга перед лицом закона есть не кто иная, как нарушающая паспортный режим гражданка без определенного места жительства, пенсионного удостоверения и ИНН. Бомжиха попросту. Я уж не говорю про сомнительность российского гражданства. Всегда в детстве изумлялся, когда какие-нибудь Баба Яга или Серый Волк начинали в сказках говорить человечьим голосом: «Ой ты гой еси, добрый молодец…» без акцента в русской речи. Это что же – все они родного российского происхождения или в совершенстве владеют многими языками? Ну, серые волки, еще ладно, пусть российские, но тогда почему они обращаются к молодцу – «гой»? Они, что, сами все, извините, как бы это сказать по политкорректнее, принадлежат к иудейскому вероисповеданию? Или, может, там в сказках, того страшнее, обращаются с предложениями к добрым молодцам: «Ой ты гей еси…»?

Я решил, что позже выясню у наших службистов официальные положения в отношении гномов. Еще не хватало угодить под колпак ФСБ за пособничество иностранным шпионам. Но документы у гномов я требовать не стал: пусть будет заказ на розыск от Кулакова, уж он-то у нас насквозь наш российский гражданин, клейма ставить негде, как говорят в рекламе – до самых кончиков.

После нашего короткого и сухого, вполне делового расставания – как я понимаю в стиле гномов, а не Кулакова, – я прилип к окну. Вся троица вышла из подъезда вместе и уехала в машине Кулакова. По крайней мере он был водителем. После этого я спрятал свой экземпляр договора в сейф и поехал в банк. Интернет интернетом, а в реальности гномовских денег хотелось убедиться на ощупь. Это у меня, может, глюки или наведенные мороки, а хорошего банковского работника никаким гипнозом не прошибешь.

Деньги оказались настоящими, и я, не откладывая, приступил к расследованию. Начал с самого начала: с установления того, кто там помер на Ворошилова сорок три и отчего. Благо Верочка Степанюк, у которой хранились все уголовные дела в горотделе нашей милиции, когда-то была моей однокурсницей, умницей и отличницей с добрым характером, у которой всегда можно было разжиться конспектом лекций. Сейчас она замужем за местным строителем-бизнесменом и благополучно воспитывала симпатичных двойняшек. То есть что они симпатичные и очень способные – это я уже усвоил за время наших предыдущих общений, а вот мальчики или девочки – никак запомнить не мог. Благо вопрос «Ну как дети?» позволял не уточнять признаки пола.

В красный дом на пересечении Двадцати шести Бакинских комиссаров с Двадцатью восемью панфиловцами я захаживал часто, поэтому дежурный только приветственно махнул мне из-за окошечка здоровенной ручищей, что одновременно означало узнавание, разрешение пройти и даже, возможно, пожелание чего-нибудь хорошего. Сегодня дежурил Трофимыч, с которым мы вместе выезжали в прошлом году на опознание замерзших алкашей.

Верочка была на месте, я ей предварительно позвонил. Сказали друг другу все стандартные слова про сколько зим, как там дети и что мне пора жениться и заводить детей самому. Про Ирину и наши с ней отношения Верочка ничего не знала, так что слова о моей женитьбе были просто нашей дежурной шуткой. Я узнал об очередных успехах вундеркиндов в школе и выразил восторг, но мальчики они или девочки – так и не понял. Не важно.

Да мы этого дела даже и не открывали, сказала Верочка, сейчас я тебе ксерокопию сделаю. Не полагается, конечно, но там все равно ни криминала, ничего. Что, родственники захотели узнать из-за кого бедная девчонка траванулась и ему морду надраить? Я промычал что-то невнятное и подвигал головой по диагонали, выражая одновременно и согласие, и отрицание – кто как поймет.

Ладыгина Наталья Николаевна, 19лет, уроженка села Турово Алексинского района Тульской области, у нас в Арбатове официально зарегистрирована в общежитии медицинского колледжа (училище с подготовкой фельдшеров), на самом деле снимала однокомнатную квартиру на пару с одногруппницей по адресу: улица Ворошилова, дом сорок три, квартира девятнадцать. Рост – метр семьдесят пять, вес – шестьдесят пять, волосы русые мелированные, глаза серые. Признаки насилия и недавних сексуальных контактов отсутствуют. Признаки приема наркотиков и алкогольного опьянения отсутствуют. Отравление большой дозой крутых барбитуратов, таких, где что ни таблетка, то, считай, покойник. Флакон от барбитуратов обнаружен на стуле рядом с постелью, отпечатки пальцев только покойной. Постель предварительно застелена, покойница одета и при нормальном, умеренном и неповрежденном, макияже. Предсмертной записки нет. По показаниям подруг намекала на какое-то предстоящее ей крупное событие и скорое прощание. Отца нет, от матери приложено заявление с просьбой о закрытии дела, выдаче тела для захоронения по месту постоянной регистрации и отказ от претензий. По показаниям матери, а также подруги-соседки никакие ценности не похищены, поскольку таковых и не было. Дело закрыто за отсутствием состава уголовного преступления.

Ладно, сказал я Верочке, согласен, тут все понятно. На фотографии видно, что легла одетой и накрашенной, нарядившись для последнего парада. Странно, что записки не было: обычно или кончают с собой без записки, махнув на себя рукой, без сборов и макияжа, либо, уж если собираются и накрашиваются, то оставляют целое письмо, чтобы видели и пожалели, кого они потеряли и при жизни не оценили. Этакая прощальная примесь злорадства: вот помру, тогда-то вы у меня поплачете! Верочка – а на картинке видны обе руки, платье без рукавов, что, действительно только колечко, никакого браслетика не было?

Верочка пожала плечами. Сережа, ты же ребят знаешь, не станут они с покойницы снимать, даже если золото. Тем более хозяйка обнаружила первой, могла бы потом обратить внимание или родственники бы пожаловались. Сама хозяйка вряд ли что дорогое взяла: побоялась бы, что вторая девчонка или мать заметят.

Она была права. Я поблагодарил Верочку, мы с ней выпили по чашечке кофе с принесенной мною шоколадкой, и я отправился искать хозяйку квартиры. Как любил говаривать незабвенный Шерлок Холмс: кто шляпу спер, тот и тетку укокошил. Инспектор Лестрейд выражал этот же тезис более научным языком: в число подозреваемых включаются все, кто отвечает трем показателям: а – имел мотив, бэ – мог осуществить преступное деяние физически и технически и вэ – не имел алиби. Мое дело казалось простым. Взять красивый браслет мог кто угодно, мотив от эстетического – красивая вещь и на память о покойнице – до корыстного – подарить жене или продать за бутылку. По первому пункту подозреваются все. По второму – до тех пор, пока даже сами гномы-изготовители не понимают, как удалось снять браслет, вопрос остается открытым. Зато вопрос времени, на мой взгляд, позволял установить преступника запросто. Нужно только узнать, кто последним видел Наташу с браслетом, кто первым обнаружил ее уже без браслета и кто общался с ней в промежутке времени, за который браслет исчез.

На улице Ворошилова в девятнадцатой квартире никого не было, напрасно я звонил в дверь и даже пару раз попинал ее ногами. Обычно я себе такого не позволяю, но, судя по виду этой двери, на ней уже отрабатывали приемы кикбоксинга все, начиная с монахов шаолиньского монастыря и кончая нашим ВДВ. Никто не откликнулся ни из квартиры, ни из соседей. Я осторожно прислонился к не очень чистой стенке, покрашенной грязно-зеленой масляной краской, и стал терпеливо ждать хоть кого-нибудь.

Когда ждешь, время тянется очень долго. Прошла, наверное, целая вечность минут и я успел изучить все пятна и разводы на двери и стенах, пока снизу послышались шарканье и пыхтение. По лестнице, держась за перила и тяжело дыша, медленно поднималась небольшая в высоту, но шириной в полный проем лестницы арбузовидная бабуся с седым колтуном на голове. Колтун мне сверху был виднее всего: ему пытались придать правильную геометрическую форму колобка с помощью доброго десятка заколок. Не-е-ет, подумал я, это вам не мисс Марпл. Той в пенсионном возрасте не приходится вползать на пятый этаж без лифта. И сухопарая она, питается в своей Англии небось спаржей, это у наших теток пузо синее от картошки и размеры «ха-ха-эль». Некогда им детективную мысль развивать. Ох и долго же мне придется из нее сведения о соседках вытягивать.

Тетка остановилась для передышки и уставилась на меня. Мы молча пялились друг на друга, пока она сбрасывала пары и пыхтела.

–Частный детектив, – наконец заговорила она, не сходя с места и продолжая отдуваться, – а без соображения. Ты здесь так еще сто лет простоять можешь. Головой думать надо. Хозяйка квартиру сдает, значится, сама здесь не живет. А жилички-то молодые, значится, только вечером припрутся, а то и вовсе ночью заявятся. Беги к им в медучилище, тут недалеко, один квартал налево, может, застанешь еще.