Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).

Иван Васильевич домогался еще кое-чего и хотел довести новгородцев, чтоб они догадались и предложили сами. Он знал, что хотя они и согласились расстаться с вечем, да не все, и те, которые второпях дали согласие, еще не свыклись с этой мыслью. Московский способ —- волочить дело — действовал убийственнее, чем всякое неприязненное нападение. Напротив, тогда город был укреплен твердо, и если б москвичи сделали нападение, то новгородцы воодушевились бы мыслью о защите своей гражданской святыни, — отчаяние придало бы им и духа, и отваги, и Новгород хотя бы все-таки и достался Москве, да не так легко. Московский государь понимал это и предпочел томить город. Новгородцы, не зная, что с ними затевают, делали и такие, и инакие соображения и догадки: задумав одно, переходили к другому, третьему, и ума не прибирали; а между тем, положение города день ото дня становилось печальнее: кругом переняты были все пути, — ни входу, ни выходу; запасы истощились, начался голод; от тесноты и голода явились болезни, и наконец открылся мор. Чем больше было мнений и толков, тем больше несогласия и раздоров; одни винили других; те кричали: "Идем биться!., умрем за св. Софию!" Другие кричали: "Остается нам задаться великому князю!" Чернь восстала на бояр, бояре на чернь; там плач, рыдание, голодная смерть; тут ссоры, драки, убийства; и колебались они, — говорит летописец, — как пьяные. Было полное разложение всякого гражданского порядка. Тогда князь Василий Шуйский увидел, что Великий Новгород окончательно погиб и ему уже нечего в нем делать. 28-го декабря князь явился на вече, отблагодарил за хлеб за соль, сложил с себя целование Великому Новгороду и объявил, что идет бить челом великому князю. Новгородцы не могли его остановить; не смели, — говорит летописец, — ничего ему и сделать, боясь великого князя. Сложив с себя целование, два дня он еще пробыл в Великом Новгороде, и 30-го декабря поехал в московский стан и отдался московскому государю. Иван принял дружелюбно последнего кормленого князя новгородского и даже одарил его.

Накануне этого дня великий князь узнал уже, что Шуйский отказался служить Великому Новгороду; он понял, что Новгород доведен уже до того положения, когда пришла пора заговорить с задержанными послами. Их призвали, по их же просьбе, к великому князю па глаза.

— Вы мне били челом, —- сказал он, — чтоб я отложил гнев свой, не выводил бы людей из Новгородской Земли, не вступался в отчины и имущества людския; чтоб суд был по старине и чтоб вас не наряжать на службу в Низовския земли. Я всем этим жалую свою отчину Великий Новгород.

Послы поклонились. Иван более ничего не говорил. Послы должны были выходить от него в прежнем недоумении; то, что теперь им сказано, они слышали в третий раз; — ничего нового им не сказано и отпуска не объявлено. Новгородцы не понимали, для чего их еще держат и чего еще вымогают.

Но как только они вышли от великого князя, бояре сказали им:

"Князь великий велел вам вот что сказать: чтоб наша отчина, Великий Новгород, дал нам волости и села; нам, великим государям, нельзя без того держать свое государство на своей отчине в Великом Новгороде".

– — Мы скажем об этом Великому Новгороду, — отвечали новгородцы.

Их отпустили. Должно думать, и странно, и ужасно показалось это Великому Новгороду: обещали не вступаться в вотчины, а требуют их разом!

1-го января явились послы опять в стан московский и сказали: "Великий Новгород дает Великия Луки и Ржеву Пустую на литовской границе". Быть может, здесь было не без хитрости. Новгородцы давали волости поблизости к Литве, чтоб скорее поссорить Москву с Литвой и тогда потом самим пристать к Литве. Великий князь не взял этих волостей и не сказал, чего он хочет, предоставляя Новгороду назначить добровольно.

Послы были отпущены.

Издавна завидовыали бояре богатству владычних и монастырских имений; теперь бояре рассудили, что если уж нужно какими-нибудь вотчинами отделываться, то лучше церковными, а не своими. Опять владыка с теми же послами 4-го января прибыл в стан и сказал, что Великий Новгород дает ему десять волостей церковных [39] и сверх того все волости, как владычные и монастырские, так и боярские, и всех новгородцев вообще в Торжковской Земле.

Великий князь отвечал, что он не берет этого.

39

Владычних 4, Юрьевскаго монастыря 3, Деманскаго 1, Антониевскаго 1. Тубас волость 1.

"Так пусть же, -— сказали послы боярам, говорившим с ними от имени великого князя, — государь сам смыслит, как ему свою отчину жаловать и сколько волостей взять; а отчина его Великий Новгород покладается на Бога и на него .

Бояре пошли к князю и воротились с таким ответом: Государь велел сказать: взять мне половину всех волостей владычних и монастырских во всей земле, а новоторжския все, — чьи бы то ни были".

Послы ушли в Новгород и 6-го января пришли с согласием, но просили, чтоб государь пожаловал бедные монастыри — не отнимал у них земель, а ограничивался бы шестью богатыми монастырями [40] Великий князь согласился. "Пусть идут в город, — сказал он своим боярам, — и напишут на список половину владычних и монастырских волостей, только чтоб не таили ничего; а что утаят, — та земля великих князей".

40

У Юрьева. Антоньева. Благовещенскаго, Аркажа. у Никольскаго в Неревском конце и у Михайловскаго на Сковородке.

На другой день владыка с послами принесли список. Уже Новгород был безропотен; голод дошел до ужасных размеров; мор усиливался; чего бы ни потребовал победитель, — побежденный на все согласится наперед. Но по расчету великого князя следовало его еще помучить и дать памяти. Послы надеялись, что все уже окончено, и владыка сказал боярам: "Пусть государь пожалует отчину свою, чтоб христианство до конца не гибло; теснота и голод, и мор в городе".

Но бояре не слишком разжалобились, и сказали: "Князь великий велел вам сказать: вы явили дань со всех волостей новгородских с сохи по полугривне, по семи денег; а какая ваша соха? "

— Наша соха, — отвечали послы, — три обжи; а обжа у нас один человек, когда орет на одной лошади; как на трех лошадях орешь, то соха.

"Так князь великий, — сказали бояре, — захотел взять не с сохи, а с обжи по полугривне".

Владыка начал говорить: "Бьем челом великому государю: смилуйся, государь, имать дань с сохи с трех обжей по полу-гривне и брать один раз в год".

Доложили великому князю. Иван Васильевич оказал милость, — согласился, только с тем, чтоб брать эту дань со всех, без льготы: со всякого, кто землю орет, и с ключников, и со старост, и с одерноватых.

Тогда владыка и послы сказали: "Бьем челом, чтоб государь пожаловал, — не велел посылать в новгородским волости писцов своих и даньщиков: это, господине, будет христианам тяжко; пусть положится государь на новгородскую душу; сами скажут, сколько у кого сох будет, да сами собою дань собравши и отдадут по крестному целованию, без хитрости, тому, кому великий князь прикажет в Новгороде; а кто утаит хоть одну обжу, и уличим его, мы скажем про то своим государям великим князьям и великие государи его казнят .

Великий князь сказал на это: "Жалую свою отчину; пусть сами дань собирают, и отдают кому у них будет велено брать, а писарей и даньщиков к ним не будут посылать .

Послы задержаны были на один день. 10-го января бояре дали им список, по которому Новгород должен был произнести присягу. Этот список следовало прочитать новгородцам. Вместе с тем государь приказал очистить для него Ярославово дворище. Послы поехали в город вместе с посковским подьячим Одиицом, который вез форму присяги. Форма была списана; к этому списку новгородский владыка должен был приложить руку и свою печать, да сверх того от пяти концов по печати.

Форма присяги была прочтена у владыки в палате. Ее слушали, конечно, немногие, — сколько могло поместиться в палате. Когда сказали новгородцам, что государь велит очистить Ярославово дворище, тут воскресло невольно воспоминание всего прошедшего; ужасно казалось отдавать эту святыню. Новгородцы не могли противиться, но сказали с грустью: "Тот двор в воле наших государей великих князей: хотят его взяти, — все перед Богом и перед ними, а, может быть, захотят в околотке взять место равное тому двору, и то в их воле".