Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).

Псковичи смело пошли на рыцарей и вступили в битву. "Псковичи — это народ свирепый! — говорит древний немецкий историк: — у них вооружение блестящее, а шлемы сияют как стекло. Сошлись немцы с псковичами; немцы пробили ряды псковичей. Псковичи были поражены: восемьсот человек легло на месте, а остальные бежали, отчаянно пришпоривая и прихлестывая своих лошадей, и вокруг лес гремел стонами и проклятиями". Рыцари, одержав победу, двинулись ко Пскову: быстрота помогла им. Русские были измучены под Изборском и не успели еще отдохнуть, как уже немцы разбили свои шатры в виду Пскова и сожгли неукрепленный посад близ города. Много было у них пришельцев из Германии, много датчан: все поглядывали на Псков, надеясь получить свой удел в завоеванной земле. Начались переговоры. Альнпеке говорит, что они так были ведены, что король псковичей (князь) Герполт (?) добровольно передал Псков во владение Ордена. Псковская Летопись говорит, что в самом Пскове были изменники, передавшие немцам город. Главным был посадник Твердило Иванович. Псков был сдан и достался Ордену со всей своей землей.

Упоенные победой, немцы, усевшись во Пскове, тотчас же стали замышлять покорение Новгорода. Псковская партия Твердилы давала им совет, и уже начались набеги на Новгородскую волость. Между тем, поднялась на Новгород с другой стороны туча. Возбуждая против русских крестоносцев, папа возбуждал против них шведов. Папская булла поручала шведам начать крестовый поход на Новгород, на мятежников, непокорных власти наместиника Христова, на союзников язычества и врагов христианства. Как ливонские пришельцы ненавидели новгородцев за то, что они принимали сторону язычников и оспаривали у немцев владение Ливонской Землей, так шведы стояли с Новгородом во враждебном отношении за Финляндию: Новгород мешал шведам распространять католичество между Емью и Корелой. В 1239 году папа Гонорий призывал крестоносцев соединиться со шведами и обратить оружие на русских, чтоб не допустить их более препятствовать крещению Финляндии.

Тогда управлял делами Швеции, вместо больного короля Эрика Эриксона, Биргер; он предводительствовал войском, составленным из шведов, норвежцев и подвластных финнов. Несколько духовных сановников, епископов со своими вассалами, придавали вполне этому ополчению значение священной брани за веру. Шведы шли не за тем, чтоб сделать нападение и пограбить пограничный край, а с тем, чтобы покорить Новгород со всеми его обширными землями. Биргер прислал в Новгород к князю Александру объявление войны, надменное и грозное: "Я пришел, — говорил он через посла, — посетить твою землю; если можешь сопротивляться мне, то знай, что я уже в твоей земле". Со стороны новгородцев война тоже приняла священный характер. Дело шло о защите православия, на которое разом посягали враги: шведы, немцы, датчане, соединенные благословением папы. Александр Ярославич молился в св. Софии. Владыка Спиридон благословил его и его воинов на святую брань. В его ополчении, составленном из новгородцев, были ратники и из других земель русских: были охотники из Полоцка; были пришедшие с князем из Суздальской волости отца его Ярослава. В Ладоге пристали к ним ладожане, подручники Великого Новгорода. Шведы уже вошли в Неву и бросили якори на устье Ижоры. Вероятно, это был роздых: они намеревались плыть через озеро и достигнуть Ладоги врасплох. Прежде всего ее следовало взять, а потом вступить в Волхов и идти на Великий Новгород. Но не знали они того, что в Новгороде уже знали о них. Александр предупредил их, и 15 июля на память Ки-рика и Улиты, — о чем счел нужным заметить летописец, — приблизился к Ижоре. У новгородцев был обычай, что при впадении Невы в море ставилась приморская стража из окрестных туземных жителей водской Земли; надзирать за таким важным делом доверялось преимущественно крещеным туземцам. Начальство над такой приморской стражей тогда поручено было какому-то вожанину, который на своем природном наречии носил имя Пелгусий, а во св. крещении именовался Филипп. Это был муж очень благочестивый: живя среди своих еди-ноземцев, еще массой погруженных в идолопоклонство, Пелгусий был так набожен и богоугоден, что по средам и пятницам ничего не ел, а потому сделался способным видеть видения. Когда шведы явились, он шел к Александру известить о их прибытии и рассказал ему как стали шведы. "Мне было видение, — сказал он, — когда я еще стоял на вскрай моря; только что стало восходить солнце, услышал я шум страшный по морю и увидел один насад; посреди насада стояли святые братья Борис и Глеб; одежда на них была вся красная, а руки держали они на плечах; на краю их ладьи сидели гребцы и работали веслами, их одевала мгла и нельзя было различить лика их; но я услышал, как сказал Борис-мученик брату своему св. Глебу: "брате Глебе, вели грести, да поможем мы сроднику своему, великому князю Александру Ярославнчу!" И я слышал глас Бориса и Глеба, и мне стало страшно, так что я трепетал; и насад отошел из глаз у меня". — "Не говори же этого никому другому", отвечал ему Александр.

Шведы не ждали неприятелей и расположились спокойно на отдых; их шнеки стояли у берега; раскинуты были на побережье шатры их. Неизвестно, как новгородцы дошли до них на другой берег реки: приплыли ли они туда отчасти в ладьях, или ранее переправились на другой берег; летописец говорит, что вообще им было неудобно. Известие о лошадях при описании сражения показывает, что у новгородцев была тогда конница, но были и пешие, а потому вероятно пешие плыли в ладьях, а конница шла по берегу, сообразно с ходом лодок. Часов в одиннадцать утра новгородцы нежданно появились перед шведским лагерем, бросились на неприятелей и начали их рубить топорами и мечами, прежде чем те успевали брать оружие. Это было не сражение, а скорее богатырская схватка, — тут была возможность показаться личной удали и мужеству. Летописец слышал от самого князя Александра о подробностях этого дня; он передает имена тех молодцов, которые тогда особенно отличились. Славную память оставил по себе Таврило Олексич: увидел он, что шведы, всполошенные неожиданным нападением, уводили под руки знатного юношу: то был сын Биргера; Таврило наехал прямо на берег на шведскую шнеку; доски еще не успели прибрать, что брошена была со шнеки на берег. По этой доске бросился Таврило на своем коне на шнеку проворно; тут обратились на него шведы и столкнули в воду с конем; но Таврило поправился, из воды выскочил, по берегу поскакал, налетел на воеводу Спири-дона, схватился с ним и убил его. Тут же положил голову и один из епископов шведских. Другой новгородец, Миша, со своей пешей дружиной, наскочил на три корабля и потопил их. Остался в памяти потомков Сбыслав Якунович: с одним топором отважный молодец бросился на неприятеля; и много людей пало под топором его, и все дивились силе и храбрости его. Летописец сохранил имя Якова Полочанина, княжеского ловчего. Князь хвалил его потом за то, что мужествовал он крепко с мечом. Со славой пеший слуга Ратимир положил голову от многих ран, которые ему задали шведы, обступив его. Новгородец Савва был не из лучших, а из молодших людей, а славу стяжал вечную. Он бросился на шатер Биргера, что красовался посреди шведского лагеря своим золотым верхом. Савва подсек столб у шатра. Новгородцы очень обрадовались, когда увидали, как упал этот шатер золотоверхий. Сам Александр нагнал предводителя Биргера и хватил его мечом по лицу: "возложил ему печать на лицо — говорит повествователь. Неожиданность явления новгородцев нагнала столбняк на шведов. В следующую же ночь, закопавши трупы мертвых, других мертвецов, которые были по-Энатнее, забравши с собой, они поплыли вниз по Неве. Такая блистательная победа обошлась новгородцам чрезвычайно дешево: у них легло всего человек двадцать. Может быть, иной был бы исход дела, если бы шведы были предуведомлены, что на них нападут, а то на них напали врасплох и оттого посчастливилось новгородцам.

Едва только прибыл Александр со своего славного поля битвы в Новгород, как рассорился с новгородцами и ушел от них. Вслед затем новгородцы послали просить у отца Александрова, Ярослава, другого сына, Андрея, в князья себе. Вдруг новая туча наступила с другой стороны. Изгнанники псковичи, не хотя подлегать власти немцев, толпами являлись в Новгород, с женами и детьми, и вопили о помощи. И в то же время немцы, утвердившись во Пскове, затевали покорить и Новгород; стекались к ним из Европы новые силы и передовые отряды пустились разорять новгородские волости. Рыцари послали ополчение латышей, ливов и эстов на Водскую страну. Вожане, испуганные разорениями, сдавались и переходили от страха к победителям. Таким образом взяли новгородский пригород Лугу; шайки летали в разные стороны и достигали тридцати верст от Новгорода; убивали новгородских гостей, ездивших с товарами. Копорье — тогда еще только новгородский погост — было взято: немцы сделали в нем место опоры для власти над Водской страной и построили укрепление. Вожане должны были неволей становиться в ряды победителей; те, которые не хотели — разбежались в леса и умирали с голода. Немцы забирали лошадей, скот; "не на чем было орать по селам", — говорит летопись. Рыцари считали уже приобретенным своим достоянием Водь, Ижору, берега Невы, Корелию; отдавали эти страны католичеству и папа присудил их церковной юрисдикции эзельского епископа. 13-го апреля 1241 г. этот епископ, по имени Генрих, заключил с рыцарями договор: себе брал десятину от десятины со всех произведений, а им отдавал все прочее, рыбные ловли, управление и все вообще мирские доходы.

В таких обстоятельствах Новгород опять приглашал Александра. Александр не перечился. Дело было общерусское.

В 1241 году собрались ополчением новгородцы и ладожане; вооружена была по призыву Великого Новгорода корела и Ижо-ра. Александр отправился на Копорье и счастливо отнял его у немцев. Город, построенный немцами, был уничтожен до основания: одни из немцев погибли тогда в сече, другие отведены были пленниками в Новгород. Александр некоторых пожаловал и отпустил, потому что он был, по выражению летописца, милостив паче меры. Не так милостиво поступил он с вожанами и Чудью, подданными Великого Новгорода, принявшими сторону немцев, может быть, более из крайней необходимости, чем из неприязни к Новгороду. Александр велел их вешать. После того надобно было освободить Псков. Александр призвал на помощь низовцев с братом Андреем и в 1242 году двинулся ко Пскову. Город был освобожден. Два немца, наместиники Пскова, в оковах отправлены в Новгород. Александр сел во Пскове; вперед в Немецкую Землю были посланы отряды за вестями. Александр ожидал новой войны; она должна была последовать от немцев. И действительно, скоро он услышал, что немецкая сила напала на посланные в Немецкую Землю отряды, разбила их и идет на Псков. Мейстер Валк и епископы шли с уверенностью, что дело поправится на их сторону. Немецкое ополчение шло по льду по Чудскому озеру, с целью дойти до Пскова льдом. Но Александр проведал путь неприятелей, и сам выступил из Пскова по льду с новгородцами и псковичами. Александр уставил свое войско в боевой порядок на озере, у скалы Вороний Камень, на Узмени, при повороте из Псковского озера в Чудское. Место это названо так потому, что там действительно постоянно кружатся вороны. Немцы двинулись на русских. По способу тогдашней тактики, Александр поставил свое войско свиньей: так называлось построение треугольником, образовавшим острый конец, обращенный к неприятелю. Увидя приближающихся врагов, Александр поднял руки вверх и громко перед всем войском своим говорил: "Суди мне Боже, и разсуди спор мой с этим велеречивым народом; помоги мне, Господи, как Ты помогал прародителю моему Ярославу, против окаяннаго Святополка!" Была тогда суббота пятой недели великого поста, день 5-го апреля. Солнце только что восходило. Когда немцы приблизились, Александр стремительно двинул свою свинью рылом на неприятеля, и немецкий строй был разрезан. Тогда, — говорит летописец, передающий рассказ свой словами очевидца, сообщавшего о славном деле известие: — "тогда поднялся треск от ломки копий и звук от мечнаго сечения. Казалось, двинулось замерзлое море, и великая сталась сеча немцам и Чуди с нами, и льду не видно было: все покрылось кровию". Разорванные, потерявшие строй, немцы бежали; русские с торжеством гнались за ними семь верст по льду, до Суболического берега. Летописец насчитывает побитых немцев пятьсот человек, а о Чуди говорит, что ее пропало бесчисленное множество; иные в воде потонули: тогда уже в весеннее время лед был не крепок; а из тех, которые убежали, многие были с ранами, и умирали от ран. Пятьдесят немцев взято живьем. А идучи, — замечает летописец, — они говорили: "мы руками возьмем князя Александра". Самовидец, передававший летописцу рассказ об этом замечательном событии, говорит: "я видел полки Божий на воздусе; они приходили на помощь князю Александру Ярославичу; и они-то обратили ратным плещи и избивали их, гоня по воздуху; и некуда было бежать врагам. Александр победил силою Божиею, Святой Софии и святых мучеников Бориса и Глеба". Эта победа воскресила было на время языческую ревность Финляндии. Таваста возмутилась; но русские, занятые другим делом, упустили из виду Финляндию, и шведы принялись крестить финнов еще деятельнее. Бир-гер для укрощения края построил крепость Тавастгус.

С торжеством возвращался Александр в Псков, освобожденный им от иноплеменной власти. Близ коня его вели знатных рыцарей; за ним гнали толпу простых пленников. Когда богатырь приближался к городу, навстречу ему вышло духовенство, и весь народ издавал радостные крики и торжественные песни, восклицая: "Бог, пособивший Давиду на иноплеменников, освободил наш город Псков от инояэычников рукою великаго князя Александра Ярославича". В Новгороде, куда Александр повез своих пленников, взятых на ледяном побоище, его ожидали такие же почести, такая же слава. "Прославилось, — говорили тогда, сообразно тогдашним географическим сведениям, — имя великаго князя Александра Ярославича, от моря Варяжскаго до моря Понтесскаго и до моря Хупожскаго, и до страны Тиверий-ския, и до гор Араратских, а об ту страну Варяжских гор, и Аравитских, даже до Рима великаго; имя его стало известным тьмам тем и тысячам тысяч людей".

Пораженные несколько раз, немцы прислали в Новгород посольство и отступились от всего, на что покушались — от Пскова, Води, Луги и Латыголы, отпускали всех захваченных новгородских и псковских пленников и взамен просили отпустить немецких. Великий Новгород согласился на мир, и мир был заключен. Этот мир отрезывал немецкому племени путь ко владычеству над славянами на севере, отнимал у него часть северного финского народонаселения и связал ее со славянским миром, тогда как другой суждено было подпасть под власть немцев. Не так, однако, усмирились легко латыши: еще несколько партий их под прежним у русских названием Литвы вторгалось в новгородские пределы. Александр выходил против них и победил семь таких отрядов; убили у них воевод; иных взяли в плен. Новгородцы, раздраженные за опустошения, которые они делали, привязывали их к лошадиным хвостам, и так тащили за собой. Но славная победа Александра не прекратила вражды ни с немцами, ни со шведами. Она продолжалась во все время существования независимости Новгорода и Пскова. В 1253 году немцы сделали новое покушение на Псков, но были отбиты. Зато, в отместку, новгородцы с Корелой опустошили земли за Наро-вой. Католическая пропаганда продолжала отрывать от православия Водь, Ижору, Корелу; из числа жителей новообращенные тянули сами к шведам и немцам. В 1255 г. папа Александр IV-й вместо эзельского епископа подчинил новгородские страны рижскому архиепископу, и поручил ему назначить вместо себя суффрагана. Шведы, распространяя крещение в Финляндии, переходили за ее пределы и покушались обращать Корелу в новгородских землях. В 1256 г. они, под начальством Дидмана, стали строить город на берегу Наровы. Очевидно, было покушение на новгородское достояние. Новгород стал готовиться к войне. Но на этот раз шведы не решились воевать, и, не кончивши постройки, ушли. В отмщение за это новгородцы с Александром прогулялись по Финляндии. Завоевание Руси татарами дало папской власти благовидный предлог подстрекать крестоносцев на дальнейшие попытки покорения русского мира. В 1260 году папа Александр IV-й побуждал рыцарей всех католических Орденов отбивать Русь у татар, объявил ее заранее собственностью св. Петра на вечные времена, дарил рыцарям с условием искоренять проклятый греческий раскол, и присоединить Русь к римской Церкви. Понятно, что такие увещания должны были разжигать рыцарскую пропаганду и приводить к ненависти и нескончаемой вражде.

В 1262 году новгородцы под предводительством своего князя Дмитрия Александровича, в союзе с полочанами, у которых княжил тогда Товтивал, и с Литвой, подступили под Юрьев. Немцы, овладевши этим городом, укрепили его; однако, Новгородская Летопись говорит, что, несмотря на такую крепость, город был взят. Много людей было истреблено; другие сгорели во время пожара; третьи попались в плен. Немецкий летописец повествует, что русские взяли новый посад и сожгли его, и послышав о приближении мейстера, поспешно удалились. Во всяком случае, от этого успешного дела новгородцы не получили никакого существенного приобретения: древний их город был восстановлен епископом, заселен немцами, и снова принадлежал к их ливонскому владению, а не возвратился к Новгороду.

Крестоносцы делали беспрестанные нападения на Псков в XIII веке. Тогда-то прославился в битвах с ними Довмонт. Как видно, возникло у них намерение снова покорить своему владычеству этот город с его землей. Не могли немцы забыть, что он уже был некогда в их руках: рыцари со своими ополче пиями несколько раз подходили ко Пскову, но Довмонт отражал их и разбивал. Война принимала значение закоренелой религиозной международной вражды. Псковичи смотрели на этих враждебных соседей, как на покушающихся ниспровергнуть св. Троицу, перебить мужей сильных и поработить народ. Приготовляясь к брани, Довмонт в церкви св. Троицы положил меч свой на алтаое, а игумен Исидор им препоясал его. В 1269 году немцы стояли десять дней под Псковом, и были отбиты. Новгородцы действовали со псковичами заодно, и хотя не участвовали в битве, но приближение их напугало немцев так, что они поспешно сняли осаду, перебрались за реку и заключили мир, отступившись от Наровы. С тех пор новгородцы уже не участвовали в войнах Пскова с немцами. Псков подвергался опасности по Новгородской в 1298 г. и по Псковской в 1299 г. Этот поход вызван был нападением псковичей на дерптское епископство в начале 1299 года; дерптский епископ жаловался, что русские огнем и мечом опустошили значительную часть его ди-ецезии. Тогда сильное немецкое ополчение наскочило на Заве-личье, разорило два монастыря — Спасский и Снетогорский, и осадило Псков. Посад около города был сожжен, остался в целости один Детинец со святыней Троицы. Довмонт сразился с немцами у Петра и Павла и победил; командор, приводивший ополчение, возвратился с раной на голове; много было захвачено в плен и отправлено к великому князю Андрею. Это был предсмертный подвиг славного литвина, уже тогда одряхлевшего от лет.

С конца XIII века возникла между Новгородом и Швецией война. Прежние враждебные отношения были предвестниками этой войны. Шведы, подчинивши финляндскую Емь, теперь уже решительно покушались на Корелу, бывшую издавна под властью Новгорода; страна между Ладожским озером и морем сделалась спорной между шведами и новгородцами. Шведы хотели в ней утвердиться и строили укрепления, пункты, опоры для владения. Вместе с этим должно было возникнуть шведское население посреди корельской народности и вытеснять русскую. Шведы и норвежцы жаловались, что русские и их подручники, корелы, нападают на католиков, живущих на границе, жгут их жилища, рузрушают церкви, хватают людей в неволю. Жалоба их обращена была к св. отцу. По этой просьбе папа проповеды-вал крестовый поход против русских и жертвовал на содержание крестовой рати шестилетний сбор следуемой папскому престолу со Швеции и Норвегии десятины. Папские воззвания, передаваемые народу посредством духовенства, возбуждали шведов, а духовные в то время имели в Швеции большую силу. Правитель Торкель Кнутсон с епископом Петром Весерасом вошел в Корелию и стал ревностно крестить жителей. Разумеется, новгородцы должны были противиться таким покушениям не только ради удержания власти над Корелой, но и ради собственной целости. Шведы старались в Новгородской Земле строить городки, которые были бы точками опоры для власти над туземцами; новгородцы пытались разорять эти городки. В 1293 году Торкель Кнутсон построил Выборг. В 1295 году шведы поставили городок в Корелии: новгородцы осадили его, голодом принудили гарнизон к сдаче и разорили городок. Комендант Сигелакке был убит. Со своей стороны, новгородцы возвели укрепления в Копорье. В 1299 году шведы поставили городок на устье Охты и назвали его Венец-Земли (Ляндскро-не). Этот городок показался особенно ненавистным для новгородцев, потому что стоял посреди их водяного пути, следовательно, во всякое время мог стеснять их торговлю. Городок был построен с целью католической пропаганды; даже строили его мастера, присланные от папы, в числе их были священники, занимавшиеся и ремеслами. На другой год новгородцы подошли к нему, решившись во что бы то ни стало уничтожить его. Тогда оказалось, что городок построен дурно — из сырого кирпича: в один год погнили в нем запасы. Новгородцы, окружив его, начали метать в него огонь и произвели пожар внутри, а потом стали брать стены приступом. Городок был взят; новгородцы всех без пощады били; только несколько храбрецов спасли себе жизнь: они забрались в погреб; новгородцы никак не могли оттуда их вытащить; шведы защищались отчаянно, метко поражали наступавших на них, и, наконец, вытребовали себе условие выдти безопасно. Храбрецы ушли в виду победителей. Для укрепления Корелы новгородцы в 1310 году построили в Корелии городок на устье реки Узервы, впадающей в Ладожское озеро. На следующий 1311 год рать новгородских удальцов отправилась походом в Финляндию: они переплыли море, опустошили емские села на берегах реки Купецкой [51] потом вошли в реку Черную [52] дошли до города Ваная [53] . Город Ваная стоял на высокой скале; взять его не могли, но зато, по известию русского летописца, шведы предложили тогда мир. Новгородцы опустошили окрестности этого города, потом они перебрались в реку Кавгалу [54] , а потом в реку Перну [55] , и снова вышли в море, а морем приплыли в Неву и домой.

51

У Карамзина т. IV, прим. 214. Кюмень река, по другим залив Поно; см. Соловьева т. III. прим. 398.

52

По Кар амзнну ibid. Кумо; по другим (см. Соловьева) ibid. Нокия.

53

Карамзина ссыл. на Бюшннга Erdebeschreib., 1, 634. Биорнебор, стоявший прежде выше того места, где находится теперь, на месте, называемом Ванакила.

54

Принимают ее за реку Борго, отделяющею нынешнюю Кюменогородскую губ. от Тавастгусской.

55

В Кюменогородской губернии, где ныне местечко Перно