Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).
Шрифт:
По Псковской Летописи пожары во Пскове исчисляются только в двух столетиях — XIV и XV. Число пожаров чрезвычайно неравномерно; так в XIV и XV веках упоминается их только три [118] но все были значительны, так что в 1386 году сгорел весь город. В XV веке и начале XVI, до падения независимости Пскова, они насчитываются под двенадцатью годами [119] ; а под некоторыми было по два в год; пожары эти вообще были опустошительны, иногда выгорал весь город.
118
1320, 1337, 1386.
119
1426. 1433. 1458. 1459. 1465. 1466. 1471, 1493, 1496, 1500. 1507.
Моровые поветрия и повальные болезни неоднократно опустошали новгородский и псковский край. Теперь трудно отделить те случаи, когда под упоминаемым в летописях словом мор" следует разуметь действительное моровое поветрие и когда — такие повальные болезни, которые не умели лечить и потому они наносили истребления. Между множеством случаев смертности обыкновенно железа служат признаком болезни; может быть, это были повальные воспаления горла, от чего, при недостатке средств, умирали, как от чумы. В Новгороде сделалось моровое поветрие на людей и на скот разом: от скотского падежа сделался такой страшный смрад, что невозможно было проходить по городу. Но самое ужасное посещение смертностью народа было в 1352 году, когда весь северный край России, наравне с большею частью земного шара, подвергался черной смерти. "От госпожина дня до Великаго дня, — говорит летописец, — умерло бесчисленное множество народа добрых людей, а признаки смерти были таковы: харкнет человек кровью и после трех дней умрет". Этот мор также свирепствовал и во Пскове, и во всей России. Тогда, — говорит летописец, — мужие и жены начали бежать в монастыри и сподобляться ангельскому чину; говели, причащались; другие в домах готовились к исходу души и спешили
Край северный не отличался плодородием; не было предпринимаемо мер на случай неурожаев; подвоз был часто затруднителен, особенно, когда междоусобные войны в России препятствовали торговому обращению. От этого Новгородская и Псковская страны терпели от голода все бедствия, какие только может воображение представить. Цены на хлеб возвышались с быстротою, потому что люди богатые сейчас же искали в общем несчастии себе выгод, а бедняки осуждены были есть березовую кору, мох, падаль и умирали толпами от болезней, происходивших от такой пищи, и в отчаянии из-за куска хлеба закладывались и продавали себя навсегда в рабство боярам; другие расходились по чужим землям. От этого во время бедствий прилив народонаселения и естественное размножение народа уменьшалось по причине выхода людей в чужие края. В XII веке известие о голоде встречается под 1128 годом. В 1161 г. от засухи летом и теплой зимы сделался неурожай, цепы на хлеб поднялись; и летописец восклицает: "О, великое горе было тогда людям!" То же случилось в 1181 году. В XIII-м веке тяжел был для Новгорода 1215 год, во время войны с суздаль-цами. Горькими страданиями покупал себе народ в потомстве славу, которую дал ему в этой войне Мстислав Удалой; сильный мороз побил озими; получить из России было невозможно; Ярослав держал Торжок в своих руках и не пропускал в Новгород ни одного воза с зерном. Кадь ржи дошла до неимоверных в то время цен: до 10-ти гривен; овса кадь продавалась по три гривны; репы — по две гривны; и люди, — говорит летописец, — "ели сосновую кору, липовый лист, мох, отдавали своих детей в рабство; умирало множество от голода: по торгу валялись их трупы и псы не успевали их съедать". Тогда страшная судьба в особенности досталась Водской Земле: там все почти народонаселение вымерло или разбежалось. "И разошлась, — печально замечает летописец, — волость наша и город наш". Это-то всеобщее бедствие, должно быть, и послужило новгородцам побуждением к той решимости, какую они тогда показали. В 1230 году новгородский край был жестоко поражен голодом; тогда и во всей России был неурожай, исключая Киева. В новгородской волости сталась беда оттого, что ранние морозы (на Воздвижение) уничтожили озими, и цены на хлеб стали быстро подни-< маться. Бедняки разбегались толпами. "И полны были чужие грады и страны наших братий и сестер, — говорит летописец, — а оставшиеся умирали с голода; и кто не прослезится от этого, видя мертвецов, валяющихся по улицам, и младенцев, съедаемых псами". В одной скудельнице на Прусской улице положено было в яме три тысячи трупов людей, умерших с голода. Сверх того, устроили еще две такие же ямы на Чудинцевой улице и на Колене; и те были полны. Пожирали падаль собачью, кошачью; ели мох, липовую кору, обрезывали трупы и пожирали; иные резали свою братью и ели; другие их за то ловили, жгли огнем и вешали; а смельчаки грабили зажиточных людей, где только чуяли жито. Все были в неистовстве: брат над братом не показывал жалости, отец над сыном, мать над дочерью; сосед соседу не уломит куска хлеба; не было милосердия между нами, — говорит летописец, — печаль, и тоска, и скорбь, и на улицах, и в домах: смотрят на то, как дети плачут, просят хлеба и умирают. Только и спасения было, что родители, сами себя обрекая на смерть, отдавали детей гостям "одерень" (в рабство), лишь бы их кормили. Во Пскове происходило то же: был голод, — говорит летописец, — какого никогда не бывало. Люди умирали на улицах и ели их собаки, как мертвую скотину; а живые, провожая в могилу умерших, плакали кровавыми слезами, завидовали прежде умершим, восклицая: "добро вам, что вы умерли, не видавши этого горькаго часа!" В 1291 году сделался опять неурожай, и ожесточение голодного народа побуждало его на грабежи зажиточных торговцев. В 1298 г. на севере (тверское известие) от засухи сделалась "нужа ве-лия , — загорались сами собою леса и болота и был падеж на скот. Дороговизна постигла псковскую волость в 1303 году. В 1309 году сделался голод по всей Русской Земле; летописец прибавляет, что тогда мышь поела хлеб. Неурожай был на севере в 1314 г.; во Пскове тогда еще тяжелее было, потому что цена зобницы хлеба простиралась до пяти гривен. 1421-1423 гг. три года сряду был в Новгородской области голод;
в Псковской, напротив, сохранилось много старых годов хлеба, и толпы народа искали там убежища; от многолюдия возникла и там скудость, и много пришельцев погибало голодною смертью во Пскове, в псковских пригородах и в волостях. К большему горю Новгородской Земли присоединился к голоду еще мор в 1422 году. В 1436 году по причине сильного мороза новгородская волость подвергалась недостаткам. Под 1446 годом летописец говорит, что в продолжение десяти лет в Новгороде и на волости была дороговизна и недостаток хлеба, так что цена доходила до полтины за два короба и была, — говорит летописец, — "христианам скорбь и печаль, и плач, и рыдание; на торгу и на улицах иные падали и умирали от глада, и много убежало в Литву, в Западную Европу (в латынство), а некоторые из-за хлеба отдавались бесерменским и жидовским гостям . Наконец, в 1471 году, в год несчастной Шелонской битвы, к удвоению народного бедствия в Новгороде был недостаток хлеба и дороговизна.
Причиною неурожаев были чаще всего ранние морозы [120] побивавшие озимь; такие морозы опустошали поля иногда не только осенью, но и среди лета [121] Иногда, напротив, от теплой и сырой зимы пропадало зерно [122] . Нередко от дождливой погоды хлеб вымокал [123] в другие годы была засуха (сухмень) и зерно не имело нужной влаги; так в 1471 г. неурожай произошел от засухи и сильных жаров, что так помогло Ивану III в его войне. Случилось, что причиною неурожаев были черви, в особенности вредные огородным растениям. Памятником последней причины неурожаев осталась легенда о св. Варлааме, о его пророчестве, сказанном архиепископу Антонию.
120
В первой Псковской Летописи под 6822 (1314) г. — "изби мразь всяко жито"; тоже под 6943 (1435): "мороз быст в Петрово говенье, поби рожь на поли".
121
Пс. Л., I, 209-6944 (1436) "мраз поби обилие, в жатву уже, в всей новгородской области" (Новг., Л., IV, 121).
122
В Псковской 1-й летописи под 6811 (1303) г. "бысть зима тепла, без снега и бысть хлеб дорог вельми" (Новг. Л., IV, 121).
123
Как мешали произрастанию и уборке хлеба дожди, видно, например из следующего места Псковской Летописи: "зима была добре снежна", а весне вода была велика в реках и не памятячь люди таковой поводи, мельниц много теряло, а не лето было дождливо в сенокосе и в жатву, а рожь жати починали в Богородицкий пост поздно, а рожь худа родилася, с весны были северные ветры и мразы и до Петрова говения, а яровой хлеб был добр, да не дало обряжати хлеба и ржи и яра дожжами, ни сеяти хлеба ржи, после Успеньева дня Пречистые да до Воздвиженьяго дня честнаго креста дожди".
Многоводие края было причиною, что иногда наводнения пугали жителей, являлись народным бедствием. Независимо от вреда, какой наносила сильная мокрота хлебному произрастанию, не раз встречаются известия, что как в Новгороде, так и во Пскове вода ломала мосты, мельницы, строения и вообще делала вред [124] . В 1421 году наводнение в Новгороде было так памятно, что летописец, описывая его, говорит, что и в древние лета бывали в Новгороде наводнения и записаны в летописях, но такого, какое он видел, не находил в старых сказаниях: не только мосты были сломлены, и городской и те, что были около города, но уличные примостки разбились от воды, и многие хоромы были ниспровергнуты до основания; к этому бедствию присоединилась
страшная буря; и некоторые жили на верхах своих домов, не смея сойти по причине водоразлива; некоторые на лодках к церкви путешествовали, а другие по доскам переходили; девятнадцать монастырей обступила вода и во многих церквах нельзя было совершать литургии. В то же время вода вместе с бурею разломала ограды садов, искоренила и погубила плодовые деревья. К довершению страха, внушенного народу этим явлением, после того случилось одно из редких явлений — каменный дождь [125] .124
"Понде дождь силен и потопе иное все в погребех, — иное на площадех (1337 г. Новг. Л., 1, 78); бысть вода велика в Волхове якова не бысть была такова николи же, по Велице дни на 3-й недели в среду и снесе великаго мосту 10 городень (1338. Новг. Л., 1, 78); в 1421 г. бысть вода велика в Волхове и снесе Великий мост и Нередичской и Жилотужской. а с Коломец и церковь снесе св. Троицю а в Щилове и на Соколнице и в Радоковицах и Вескресении в Людине конце, в тех церквах только на полатех пели, а по концам хоромы и с животы снесе" (Новг. Л., 1, 109).
125
Вшедши туча сильна с полудни, испущая гром страшен и молния огненая с небеси блескающе, яко весть мощно человеком видети, и прншедшн ста над градом, и убо туче-носный облок на огнено видение преложися, и в тацих же облацех помышляху людие всяко огнено быти или пламени пожигаа грешники, и убоявшеся людие от страха и ужасошася вопияху койждо: Господи помилуй! Бысть дождь силен, и град, убо и камеиие являшеся из облака". Новг. Л., 11, 139.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Торговля
I. Древние известия о торговле Новгорода с Западом — Готланд. — Любек. — Иноземные дворы в Новгороде
Древнейшие намеки на торговлю на севере России сохраняются в некоторых известиях скандинавских саг и средневековых летописей. В саге Олафа святого говорится о каком-то Гудлейке, который отправлялся in regnum Gardoum, по поручению короля Олафа, для покупки шелковых одежд, дорогих мехов и столовой утвари.
В этом известии рисуется и тогдашний образ ведения торговли, которая была подвержена множеству затруднений и опасностей на пути. Едучи в Гарды, этот купец был задержан на Готланде, а когда он возвращался назад, напал на него Тор-гет, неприятель Олафа, вступил с ним в бой и убил его со всей свитой, отняв его сокровища. В свою очередь явился иной молодец, Эйванд, убил Торгета, отнял сокровища Гудлейковы и потом уступил их королю Олафу, на деньги которого они были куплены. Другое северное известие говорит, что Гаральд Гаар-фагер, живший в Х-м веке, посылал своего доверенного Гаука-Габрока в Русь покупать товары; он прибыл туда во время ярмарки и накупил там золотошвейных тканей для одежд, каких в Норвегии и не видывали. В Геймскрингле рассказывается об одном купце, по имени Лодине, ездившем в Эстонию для обмена товаров. Саксон Грамматик повествует, что датские купцы во времена Гальфданга, отца Гаральда Гильдетана, плавали в Русь и приводит имя какого-то купца Симунда, из торгового города Сиктуны; рассказывает также о сыне какого-то шведского короля, который на двух кораблях совершал торговые операции с Русью или Грецией. Россию смешивали с Грецией (по мнению Расмуссена, ob nomiun similitudinem), как по географическому положению в отношении Скандинавии, так и потому, что Россия исповедывала греческую веру. В царствование Свента Естрит-сена процветала торговля Раскильдии, и там стояло в гавани много кораблей, ходивших в Россию. Эти известия темны, но указывают на древнее торговое значение севернорусского края, через который производились сношения севера с югом и востоком. По замечанию Бермана, в Померании находят арабские монеты и точно такие же монеты были находимы около Новгорода. Это указывает на древнее торговое значение последнего. Во время цветущего состояния славянского города Юлина, а также Сигдуна и Гатеби на Шлезвиге, без сомнения, уже были сношения с Новгородом. Шлезвиг вел торговлю с Русью. При описании разорения Шлезвига упоминается, между прочим, о русских товарах. Адам бременский (XI-го века) говорит о плавании из Юлина в Острогард русский. По известию этого писателя, на островах Борнгольме и Готланде в его время были порты, куда сходились корабли, ходившие в Русь. Хотя трудно определить с совершенной точностью, что разумелось под русским Остроградом, но то несомненно, что торговля из славянских городов южного балтийского побережья направлялась по Балтийскому морю в северо-восточную Россию. Должен был существовать с древнего времени торговый пункт в тех местах, где впоследствии является торговая деятельность Новгорода. Древние славянские прибалтийские города, бесспорно, вели с Россией торговлю, и немецкие города, возникшие на южном побережье Балтийского моря после падения славянских, преемственно получили от них эту торговлю.
О торговле со Скандинавией во время Ярослава видно из того, что когда был убит друг его Олаф, то князь русский воспретил торговлю с Норвегией. По мнению Бермана, через Россию скандинавские земли получали произведения Востока, например, драгоценные камни, азиатские ткани, арабские и персидские ковры. На привоз драгоценных камней указывает то, что в Скандинавии гробы королей украшались драгоценными камнями. Кроме того, Скандинавия получала через Россию греческие произведения. После того как немецкие города возникли и стали населяться, в ХII-м веке, императоры немецкие и датские короли спорили за право владеть этими городами, один перед другим старались привлечь на свою сторону жителей и давали им привилегии, обеспечивавшие и покровительствовавшие их торговому значению. Так Фридрих 1-й дал привилегию Любеку в 1189 году; Вольдемар датский — тому же городу в 1202 году и Бремену в 1220. Эти привилегии освобождали города от налогов, гарантировали им свободное судопроизводство внутри и неприкосновенность собственности. В то же время другие иноземные государи, по отношению к своим землям, давали привилегии германским прибалтийским городам, например, английские короли Ричард и Иоанн Безземельный. Центром торговой деятельности в XII веке на всем балтийском бассейне стал на острове Готланде город Висби. В значительном количестве переселялись туда немецкие промышленники и вступали в одну корпорацию с туземцами, готами. Не обходилось без кровавых недоразумений между немцами и туземцами, как это показывает примирительный между ними акт, заключенный в 1163 году при посредстве герцога Генриха Льва. Несмотря на такие столкновения, взаимные выгоды были столь важны, что на Висби составился правительственный Совет Управления из тридцати шести заседателей от обоих народов и два фогта — один из готов, другой из немцев: они заведывали правильным ходом торговли. Впрочем, в торговом отношении немцы и готландцы составляли особые компании. Взаимная корысть сближала немцев и готов: товарищество готландское возрастало быстро и богато; важнейший источник его обогащения в ХП-м веке была торговля с восточной Европой, которой туземным центром за пределами германского мира был Новгород.
Важность и обширность значения этой торговли доказываются тем преуспением, какое Готланд получил с тех пор, как вступил в деятельную и постоянную торговлю с Новгородом. В XII веке новгородцы посещали Готланд и проживали там для торговых операций; и готландцы жили в Новгороде. О многочисленности тех и других можно судить потому, что на Готланде существовала русская церковь, а в Новгороде была варяжская. Готландцы имели в Новгороде свою факторию, называвшуюся готским двором. Торговые сношения в XII веке не ограничивались у Новгорода Готландом и велись также с южно-балтийскими немецкими городами; новгородцы посещали эти города и проживали там: например в Любеке, как это видно из грамоты императора Фридриха, где между иноземными торговцами, проживавшими в Любеке, упоминаются и русские. Немцы, вступившие в готландскую корпорацию, мало-помалу стали брать первенство над туземцами и, наконец, совершенно их вытеснили. Разом с этим и прибалтийская торговля Новгорода перешла в руки немцев. Уже в ХП-м веке рядом с готским двором в Новгороде возник другой — немецкий; его основали, вероятно, немецкие торговцы Готланда, и он был сначала только как бы отделением готского, но состоял с ним под одним главным управлением. Оба двора зависели от немецко-готской купеческой компании в Висби.
Но в исходе ХII-го века в системе торговых отношений совершился переворот: в XIII веке беспорядки в Германии, вредные для торговли, побудили города для своей безопасности соединиться в союзы. Так образовалась Немецкая Ганза. Город Любек быстро возвысился и стал во главе союза. Привилегии английских королей, фландрийских владетелей и скандинавских государей помогали развитию этого союза. Вместе с этим и немецкий торговый двор подчинился Любеку. До того времени союзные купцы всех немецких городов имели равное право пребывать на новгородском немецком дворе, и немецкий двор составлял как бы маленькую независимую колонию; но в это время купцы всех городов обязались, что новгородский немецкий двор будет о делах своих относиться в Любек. Причина гегемонии Любека состояла в выгодах, которые купцы получали, подчиняясь этому городу. Любек получил в разное время от скандинавских владетелей привилегии, обеспечивавшие свободное плавание и торговлю по Балтийскому морю, даже и в военное время; например, в 1268 — 1285 г. он получал привилегии от короля Магнуса, от эстонской Агнесы на торговлю с Эстлян-дией, от Эрика в 1287 году, Вольдемара герцога ютландского, Эрика и Вольдемара в 1312. Впрочем, вековые привычки еще долго обращали новгородскую торговлю на Готланд, и Любек должен был выдержать соперничество с Висби и на время делать уступки. Таким образом, управление новгородской факторией зависело равномерно от Любека и Висби вместе, а начальник фактории назначался попеременно — раз от Любека, другой после того от Висби. Но Готланд год от году упадал; Любек год от году возрастал в своем значении; — под его первенством поднимались другие города, и в XIV-м веке союз Ганзы совершенно образовался. Составился стевен — сейм союзных городов. Тогда новгородская фактория внутри получила более самостоятельности, а в важнейших случаях стала зависеть от сейма. Ему принадлежало верховное разбирательство спорных дел, назначение пошлин, постановления о способах ведения торговли. Тогда и посольства, и сношения с Новгородом делались от имени Сейма или всего Союза. Участь готлапдекого (или готского) двора в ХШ-м веке неизвестна; вероятно, он боролся и соперничал с немецким, пока наконец должен был уступить. В XIV-м веке готский двор уже находится в подчинении у немецкого. В 1351 г. было издано постановление, воспрещавшее продажу пива на готском дворе, — доказательство, что готский двор находился уже в полной зависимости от Ганзы. В 1402 г. готский двор был отдан в пользование немецкому купцу по распоряжению уполномоченного в Висби, сроком на десять лет. Таким образом, готский или готландский двор был уже не особое торговое учреждение, а только здание, принадлежавшее немецкому двору.