Русские идут!

— Да наплевать нам на твоих пассажиров, — рявкнул Хокинс. — Нам русские нужны!

— Ищите их в другом месте. — Парень пожал плечами. — Пойду еще посплю. — Он поправил кепку, зевнул и пошел к аэровокзалу.

— Эй ты, подожди-ка. — Хокинс подался вперед и схватил парня за руку. — Никуда ты не пойдешь, пока я тебе не разрешу.

Тот изумился.

— Да вы что? Кто вы такой, чтобы мне приказывать?

— Я тебе покажу кто! — Хокинс взял парня за воротник и залепил ему пощечину. — Ты мне не груби, а то еще схлопочешь. Куда пошли русские?

— Мясник, кончай измываться, — раздался вдруг голос Уитлока. Он вылез из машины и целился в Хокинса из дробовика. — Отпусти его.

Лицо Хокинса побледнело, рот широко раскрылся. Он посмотрел на полицейских, удивленных не меньше его.

— Стреляйте в него! — закричал он. — Не видите, он поднял на меня оружие! Стреляйте!

— По-моему, ты сам напросился, — сказал Маттокс. — Ладно, мистер Уитлок, опустите оружие.

Уитлок опустил дробовик. Хокинс взвизгнул:

— Это мятеж! Я — командир! Меня народ избрал!

— Черта с два, — заметил кто-то из толпы. — Ты сам на нашу голову навязался. Я бы скорей выбрал Оррина Уитлока, если бы меня спросили.

Его поддержали несколько человек, а за ними все остальные закричали, выражая свое одобрение. Шеф полиции посмотрел на Уитлока.

— Ну как, мистер Уитлок? Хотите быть командиром?

— Нет! — протестовал Хокинс. — Меня выбрали!

— По мне, — сказал Сэм Джиффорд, — Уитлок, по крайней мере, не будет мне мешать вести машину.

— Ну, — сказал Уитлок, — раз этого все хотят, я согласен.

Маттокс одобрительно взглянул на Уитлока. «Что-то в этом парне есть, — подумал он. — Я-то считал, что он струсит и потеряет свой шанс». Вслух он сказал:

— Теперь, Фендал, закрой рот и выполняй, что скажет мистер Уитлок. Остальные поступайте как знаете, а мы проверим провода на линии мисс Эверетт. Если там ничего не обнаружим, все свободны.

— У меня дома дел по горло, — сказал полицейский стажер Максвел, забираясь в джип вместе с остальными. — За неделю столько работы накопилось!

ГЛАВА 12

В опустевшей «Пальмовой роще» Олин Леверидж тяжело опустился на стул, но, не просидев и пяти минут, встал и направился к бару. Ведерко для льда было пусто, но вода из-под крана оказалась достаточно холодной и приятной на вкус. Он намочил полотенце, обтер распухшее лицо, потом отжал, намочил и приложил к затылку. По спине потекли струйки. Леверидж снял куртку, рубашку, снова намочил полотенце и растер им ноющее тело. Живительная влага приятно освежала ноющее тело и как бы впитывала в себя боль. Затем Леверидж, взглянув на всякий случай в окно, сбросил остальную одежду, свалил ее в кучу, облился с головы до ног и сразу же почувствовал себя гораздо лучше. Ему пришло в голову, что он, пожалуй, единственный человек в мире, который осмеливается расхаживать в чем мать родила в публичном месте, зная, что ничего ему за это не будет. Эта мысль пришлась ему по вкусу, и он принялся смаковать ее на все лады.

Пройдясь перед баром, он поставил ногу на перекладину, поднял воображаемый стакан.

— Ну, ребята, мне пора идти. Сегодня на балу я должен быть при полном параде.

Леверидж переменил ногу, оперся локтями о стойку и обратился к воображаемому бармену:

— Налей-ка по последней, чтоб мозги прочистить.

Последняя реплика заставила Левериджа вспомнить о своем долге Марвину Сколларду. Ткнув указательным пальцем в предполагаемого собеседника, Леверидж провозгласил:

— Марвин Сколлард, вы вправе утверждать, что сейчас я неплатежеспособен, но, уверяю вас, это ненадолго. Настанет день, и вы приползете ко мне на коленях и со слезами на глазах будете выпрашивать выпивку. Тут уж я покуражусь всласть. Пей, Марвин, сегодня ты герой. Тут подносят выпивку всем избитым, а тем, на ком живого места не оставили, даже дарят по бутылке. Вот именно так я и скажу, Марвин, когда ты явишься весь в синяках и примешься клянчить глоток, а сделаю так. — Леверидж нагнулся, поднял с пола бутылку и воздел над головой. Виски тонкой журчащей струйкой полилось вниз. — И скажу, — продолжал Леверидж, — вылижи виски с пола, Марвин. В «Пальмовой роще» для героев ничего не жалко.

Леверидж кинул бутылку через плечо и рассмеялся. Потом подбоченился и во все горло запел, приплясывая. Поклонившись воображаемым зрителям, он сам себе зааплодировал, скрылся за стойкой и вернулся, словно намереваясь выступить на бис.

В тусклом свете внутри бара бледное тело Левериджа мерцало, как брюхо лягушки. Он решил отколоть новую штуку. Перекинув через руку полотенце, наподобие салфетки официанта, он направился к одной из кабинок и произнес:

— Не нужно ли вам что-нибудь? Благодарю, мадам, вы очень добры. Как вам нравится наша кухня? А может быть, мне спеть для вас? Сочту за честь.

Держа двумя пальцами полотенце, как певица держит кружевной платочек, Леверидж спел две песни и повторил свой танец. С улыбкой на раскрасневшемся лице он низко поклонился пустой кабине, подобрал одежду и оделся.

Бесшабашное настроение улетучилось при выходе из бара. Пустынная улица угнетала. Глубоко вздохнув, он зашагал по Главной улице, желая скорее очутиться за городом. Много раз он хаживал тут, мимо мусорной свалки к своей лачуге. Обычно дорога домой хорошего настроения не прибавляла.

В верхней части Главной улицы Леверидж вспомнил, что Эмили Вардхилл живет всего в квартале отсюда, и подумал, на острове ли она? Он знал ее много лет, с тех пор, когда они, еще детьми, проводили каникулы на острове. Малышка Эмили прославилась тем, что притащила дохлую медузу на свой день рождения. Нечто похожее она повторила в девятнадцать лет, привезя на остров мужа по имени Ральф Рамболд. Впоследствии он уступил место Лестеру Коббу, а тот — Гафни Вардхиллу, у которого соперников не оказалось. Люди считали Эмили эксцентричной, но безобидной. Сам Леверидж встречался с ней все реже и реже, по мере того как их жизненные пути расходились, а художник медленно, но верно опускался на дно. Однако они все же оставались друзьями по той простой причине, что выросли вместе. Любопытства ради он решил наведаться к Эмили и проверить, дома ли она.

Проходя мимо ее дома, он увидел шторы на окнах, терьеров во дворе и понял, что она не уехала. Не сообщить ли ей про русских, подумалось ему. Нет, не стоит. Зачем так волновать женщину? Расскажет как-нибудь потом. К тому же, если он постучит в дверь и выпалит: «На болотах меня захватили русские матросы», Эмили решит, что он пьян, и вообще откажет ему от дома. Он задумчиво поглядел на терьеров, прыгавших по саду, и, как ему показалось, нашел повод зайти.

Леверидж осторожно открыл ворота и проскользнул в сад. Собаки громко залаяли, когда он закрывал ворота. Они кинулись навстречу пришельцу и окружили его. Леверидж присел на корточки и вытянул руки.