Русские идут!
Шрифт:
Жилище Олина Левериджа располагалось за свалкой, на стороне, противоположной болотам, достаточно далеко, чтобы дым не лез в хижину постоянно, однако когда ветер дул с запада, художник мог точно сказать, что именно горит на свалке. Годы, проведенные здесь, научили его инстинктивно чуять, привезли ли на свалку что-нибудь, чем можно поживиться. Оттуда он позаимствовал кое-какую мебель, ржавую керосиновую лампу, побитую, но яркую вывеску и абажур с бахромой. Эти предметы придали лачуге своеобразную экзотичность, пусть дешевую, но без нее было бы еще хуже. Зимними вечерами Леверидж переставлял
Когда Эмили увидела лачугу, то окаменела от ужаса. Сначала вошел Леверидж, который держал конец вешалки, потом Золтин и последней — Эмили. Она с глухим стуком опустила вешалку и с отвращением огляделась. Леверидж виновато улыбнулся.
— Мы с Роли вчера вечером здесь немножко выпили, а после этого всегда остается небольшой беспорядок. А с утра некогда было прибраться.
Издалека послышался шум мотора. Леверидж подошел к двери и выглянул.
— Эге, кого-то принесло. Сдается мне, что это Норм Джонс.
— Оставайся здесь, — сказала Эмили, — не связывайся с ними, ничем хорошим это не кончится.
— Не знаю, не знаю, — отвечал Леверидж. — Все-таки надо выяснить, что происходит. Может, ребятам нужно помочь.
— Возьмешься помогать — снова нарвешься на неприятности, а у тебя их сегодня было предостаточно.
Художник задумчиво коснулся распухшей щеки.
— Знаешь, Эмили, я просто посмотрю, в чем там дело, тут же вернусь и расскажу тебе. Заодно поищу напильник. — Он вышел за порог и помахал рукой. — Я мигом.
Эмили обвела глазами комнату и вздохнула.
— Попытаюсь прибраться. Это, конечно, бессмысленно, но попробовать все же стоит.
— Вам помочь? — спросил Золтин. — Скажите, что делать.
— Сядьте на кровать. Какая уж тут помощь, когда вы прикованы к вешалке.
Золтин протащил вешалку к койке, уселся и принялся наблюдать, как Эмили убирает стаканы и бутылку. Он восхищался ее движениями, полными грации, как у танцовщицы на репетиции. Воображение Золтана разыгралось, он представил себе Эмили совсем в другой ситуации и на какое-то время погрузился в мечтания. Потом спросил:
— А скажите, быть замужем — это хорошо?
Эмили замерла со стаканом в руке.
— Что? Почему вы спрашиваете?
— Мне интересно, — отвечал Золтин с легкой улыбкой. — Ответьте, пожалуйста.
— Ладно, попробую. — Эмили отставила стакан, глаза ее затуманились. — Это нечто непредсказуемое. Бывает, думаешь — вот оно как, а через секунду — совсем другое. По-моему, лучше всего определить семейную жизнь как череду сюрпризов. Вы понимаете?
Золтин задумался.
— Не совсем, — признался он в конце концов.
— Я могу судить лишь по собственному опыту, — продолжала Эмили, наклоняясь, чтобы собрать разбросанные пластинки. — Мне говорили, что есть пары, у которых ничего не меняется на протяжении всей жизни, но лично я не могу вообразить ничего более скучного. — Она собрала пластинки в аккуратную стопку и добавила: — А у вас есть кто-нибудь на примете?
— Я просто хочу знать, — ответил Золтин. — И это, и многое другое.
— Непременно узнаете. И однажды,
надеюсь, это пригодится.— Сейчас у меня такое чувство, будто мы с вами — одна семья… но, конечно, это глупо.
Эмили взяла тряпку и начала яростно вытирать стол.
— Почему же сразу глупо?
— Во-первых, мы не женаты, во-вторых, мы даже не… как бы это выразиться?
— Никак, к сожалению, — прервала его Эмили. — А все ваш «Нэшнл джиогрэфик».
— А в-третьих, я должен отправляться в Бостон.
— Зачем?
— Получить вид на жительство. Это может отнять много времени.
— Ах, я и забыла.
— Вот почему я и говорю, что это глупо. — Золтин встал. — Иначе, возможно, мы могли бы… — Он с улыбкой двинулся к Эмили, волоча за собой вешалку.
— Вы с ума сошли! — воскликнула Эмили, бросив быстрый взгляд на дверь. — Нельзя же так терять голову. С проезжими у меня строго, даже если они и не прикованы к мебели.
— С проезжими? — переспросил Золтин. — Кого вы имеете в виду?
— Мужчин, которые сегодня здесь, а завтра — там. Коммивояжеров, моряков, политиков…
— Я не проезжий. Я вернусь.
Эмили покачала головой.
— Нет, не вернетесь. Вы сейчас, возможно, так думаете, но так не будет. Они никогда не возвращаются.
— Кто они?
— Никто из тех, о ком я говорила.
— А я вернусь.
— Я поверю, только когда снова вас увижу. Стоит вам попасть в Бостон, вы забудете обо мне.
— Я вернусь сюда, — настаивал Золтин. — Вероятно, не скоро, но вернусь.
Эмили быстро повернулась и пошла к двери.
— Интересно, куда это Олин запропастился? — Она громко крикнула: — Олин! Олин Леверидж! — Тут она заметила людей, карабкавшихся по грудам мусора. Захлопнув дверь, она приказала: — Спрячьтесь! Залезайте под кровать!
Она подтолкнула его, он опустился на пол и с трудом заполз под кровать, не сумев, однако, втащить за собой вешалку, и лишь оттуда спросил, кашляя от пыли:
— Что случилось?
Эмили села в изголовье и почувствовала, что их тела соприкоснулись там, где кровать провисла под ее весом.
— Не знаю. Но мне все это не нравится. Похоже, что пришли забрать вас.
Скрючившись под кроватью, Золтин лишь видел ноги Эмили и чувствовал, что она на нем сидит. Он затих на минутку, а потом спросил:
— А в семейной жизни бывают и такие сюрпризы?
— Редко, — ответила Эмили. — А вот до брака — частенько.
Когда Леверидж добрался до свалки, то нашел Джонса в состоянии полной прострации. Приехали из города только двенадцать человек — те, кто вернулся в «Пальмовую рощу». Значит, с Агнес Грилк и мисс Эверетт что-то случилось, если они, как рассчитывал Джонс, не оповестили всех остальных. А теперь слишком поздно возвращаться и выяснять, в чем промашка. Да и оружия оказалось не густо: два кольта у полицейских, шесть дробовиков для охоты на фазанов, два дробовика для охоты на мелкую птицу и сусликов, три винтовки, и каждая с каким-нибудь изъяном, да пневматический пистолет, стрелявший дротиками. Небогатый арсенал, если не сказать хуже, и совершенно недостаточный, чтобы противостоять шестидесяти морякам с подлодки.