Рядовой для Афганистана

– Тяжело с тобой, Коля, что-то говорить мне сегодня. Кстати, почему в тапках по казарме неуставных ходишь? Задембелел что ли без командира, пример «дедам» показываешь? По ночам продолжаешь шастать в госпиталь тифозный, вот на хрена, скажи? – майор, не глядя на старшину, продолжал подливать себе водку.

– Ладно, ко-ко-мандир, у меня т-там серьезно, ревную ее! На-на-верно женюсь по-по-сле Афгана, – волнуясь, начал заикаться прапорщик.

– Нет, брат, ты ночью в модуле должен быть! Если «духи» часовых снимут, зайдут в казарму, мне саблей по горлу хлясь, и голову в тумбочку положат. Солдат вырежут, розочки афганские из них сделают. О, картина, как там одесситы говорят – маслом. Ты приходишь утром, а тут все вырезанные, а особисты ходят и тебя поджидают! Бляха, тогда ты сам тут же застрелись, это лучше, чем под пытками в особом отделе. А что, думаешь, пожалеют тебя? Не пожалеют, в расход такую сволочь! Вначале все зубы тебе выбьют железным прикладом. Лично встану без башки, и расстреляю тебя. Представляешь, встает «папа» без головы и тебя из пулемета, как врага народа, в расход! Ха! – майор громко заржал, взял со стола пачку сигарет «More», вытащил одну и закурил.

– Я все п-п-понял командир, буду ночью в ка-ка-зарме, – закачал головой прапор в знак полного согласия.

– Само собой, это приказ! Обстановка вокруг Кабула накаляется. Я больше знаю, но тебе достаточно и этого. Коля, а может, давай я тебя в командировку отправлю в разведывательную роту! На верблюдов с душманами поохотишься, на джипе погоняешь? Ты же мечтаешь о джипе? Может, даже бороду отрастишь, тебе пойдет! В разведке дивизии как раз подстрелили взводного, вернее он на пехотную мину наступил, уже комиссовали. Лежит себе без пятки, газетки читает в Ташкентском госпитале. Обидно, говорят на нашу «лягушку»…

– Смешно, вернее горько, – пискляво ответил старший прапорщик.

– Орден получишь, Николай, настоящий, может посмертно… Ну как, я похлопочу? Потом в военное училище – офицером будешь, если конечно не пристрелят, ха.

– Не знаю. Да какой я офицер… Устал я командир…

– Ладно, шучу. Кстати, запрос от Министерства Обороны, о повышении денежного довольствия солдатам и сержантам, проходящим срочную службу в Афганистане, отклонили. В Политбюро завернули, денег сказали, у страны нэт! Какого рожна тогда продолжать здесь воевать, если денег нет! Какого… – выругался майор и стукнул ладонью по столу. Бутылка качнулась и чуть не упала на пол. Гаврюшов ловко подхватил ее и поставил на прежнее место.

– Не могу зна-зна-знать, – заикаясь, сказал прапорщик, вытянулся и замер.

– Не могу з-з-знать, – сказал майор, передразнивая, – что-то ты сильно заикаться стал. Что там, в роте с «брониками», почему половина без броне-листов? Куда делись? Пересчитать, мне доложить, новые получить! Старые зашить! Еще один «броник» «ощипают», я самого тебя ощипаю! Мыши в казарме завелись! Я думал к моему возвращению, кошака добудешь. Приехал, хотел посмотреть, блин, опять нет кошки. Чтобы завтра же добыл кошку, у девок в штабе спроси. Да, и последнее, молодых жалеть, в караул и охранение пока не ставить. На днях побежим с ними на стрельбище, постреляем, гранаты кинем. После этого можно. И смотри, помягче с ними, а то не ровен час, выпустят в задницу тебе весь рожок. Прикинь, старшина, со смещенным центром, ха-ха! У тебя дембель не за горами, не надо драконить личный состав, это тебе не караси. Убери водку, с глаз долой! – командира разморило.

– Есть, ком-ко-мандир! Еще кое-что пр-пр-оизошло в роте. Молодой, то есть ря-ря-довой Одув-ванчиков в-в-водку привез! Сученок алка-ка-навт!

– Ну, я в курсе, водка нового взводного Сашки Семенова, лично мне вез. Вот я ее сейчас и употребил. Мы сегодня хотим отметить прибытие нового офицера. Хочешь, заходи, если употреблять начал? Еще что-нибудь, старшина? – заржал ротный «папа».

– Никак нет! – прапорщик наклонился, чтобы не снести головой дверной косяк и быстро вышел из кубрика ротного.

Посреди центрального прохода казармы, одиноко лежит его тапочек. Он поднял его с пола и стал нервно осматривать все пространство вокруг: «Где же второй тапок, кто посмел спрятать? Вот гады, совсем страх потеряли! У-у, точно в «очко» спустили хороший овечий тапок. Эх, найду, покалечу! Неужели молодые?»

– Дневальный, кто здесь ходил, пока я у «папы» на ковре был? – закричал прапор на всю казарму.

– Е-мое, товарищ старшина! Вся рота пошла мыться, загорать, на турниках болтаться! – бодро крикнул дневальный. – «Папа» сегодня приказал отдыхать до обеда, вот все и пошли! А после обеда чистить оружие будем, жопа какое грязное, с боевых привезли! Видно в песчаную бурю угодили… – довольный «черпак» поправил ремень и тупо уставился в старшину.

– Что, солдат, я щас тебе устрою жопу! Философ, языком чешешь! Служба медом показалась? Мой тапочек прозевал! – Гаврюшов пошел в атаку на дневального, тот упал и перевернул ведро с водой, стоявшее сзади тумбочки. – Тьфу, идиот! Два наряда вне очереди!

Прапорщик резко удалился в каптерку, потом выскочил из нее уже в армейских уставных тапках, из твердого, как пластик кожзама, и выбежал на улицу. Быстрым шагом он шел в сторону умывальника и спортгородка, осматривая все попадающее под его орлиный взгляд. В его правой руке безвольно лежал белый и мягкий овечий тапочек.

Вторая рота занималась спортом на гимнастическом городке в полном составе. Это всего несколько старых перекладин, брусья и наклонные доски для прокачивания брюшного пресса. Тут же солдаты принимают солнечные ванны и сушат простиранное обмундирование. От занятий на перекладине никто не отлынивает. «Деды» крутят солнышко и выполняют выход силой на количество раз и спор.

– Калабухов, ко мне, – позвал своего заместителя старшина. – У нас ЧП! Сыны…

– Что стряслось? – улыбнулся старший сержант.

– Слушай, ты должен был увидеть! Пока я был у ротного в кубре, кто-то спецом упер мой тапок, или запнул куда-то, или спустил в «очко» на посту. Я думаю, кто-то из молодых, ваша братва не посмела бы.

– Наверняка, товарищ старшина, но я ничего не видел, может, еще найдется? – улыбнулся Миша и запрыгнул на брусья.

– Нет, чувствую, все, тапок сделал ноги, а так хотел я их себе на память оставить! Теперь один тапок, плохая примета. Ногу потеряю или «клешню»?

– Так этот оставьте, может пригодится? Ха! – неудачно пошутил сержант и спрыгнул с гимнастического снаряда

– Ты что, сержант, шутки такие не уместны! Врежу сейчас по роже! – прапорщик выругался, плюнул в песок и пошел прочь.

В казарме он заставил дневальных обыскать кубрик на предмет обнаружения тапочка, но получасовые поиски не дали результата. Через час прапорщик стоял около батальонного гальюна и всматривался в кукурузное поле. Я стоял свой крайний час в дневном охранении и наблюдал, как прапор ходит вдоль колючей проволоки и что-то ищет. Вот он наклонился, поднял из пыли небольшой камешек, размером с гранату и положил его в свой меховой тапочек, потом сильно размахнулся и послал странный груз подальше в кукурузное поле. После отряхнул руки от пыли, засунул их в карманы и, как ни в чем не бывало, отправился в сторону модулей нашего батальона связи.

Я удивился странному поведению старшины, и сказать честно, оно меня развеселило. Взял и выкинул свой тапок аборигенам, а где же второй? Может ротный сделал из второго игольницу? Ха, ну и дурдом. Сменюсь с наряда, расскажу Витьку об этом, поржем. Виктор сам приходил ко мне час назад и бросал булыжники в кукурузу, говорит, что скоро будем гранаты бросать, нужна тренировка. Это у нас тут всегда так весело будет? Мне начинает это нравится…

После ужина мы наконец-то стали полноценными жителями нашего кубрика. «Деды» и «черпаки» у нас геройские. Все расхватали траки от бронетехники и качают мускулы рук и спины. Петя надрывается со штангой, Миша Калабухов крутит самопальные нунчаки. Я нашел средний трак, Витек отыскал побольше, мы прокачиваем мускулы на наших тощих руках, не отстаем от старших товарищей.