Рядовые Апокалипсиса
Шрифт:
— Ни черта себе! – высказывает вслух общее офигение Вальмонт. – Это, получается, он в них сперва стрелял, а потом, – Евгений выщелкивает из пистолетной рукояти второй магазин, который пуст так же, как и первый, – когда патроны кончились, в рукопашную пошел? Не ожидал я от гаишника…
Да уж, блин, никто не ожидал. С одним–то пистолетом на семерых мертвецов. Отчаянный малый был. Вот, кстати, интересно, в какую «светлую» голову пришла недавно «гениальная» мысль снять с вооружения подразделений ГИБДД автоматическое оружие? Кому за нее в рожу плюнуть? Раньше хоть один автомат или пистолет–пулемет на пост или экипаж, но был, как в той же патрульно–постовой службе. А теперь, случись чего – остается бравый гаишник против всего мира с пистолетом и шестнадцатью патронами. Как хочешь – так и воюй. Этот старший лейтенант и воевал. Как мог, как умел… Я переглядываюсь с Буровым. По глазам вижу, ему за нашу шутку теперь тоже стыдно. Понятное дело, что старшему лейтенанту уже все равно, но вот нам как–то не по себе. Получается, незаслуженно смелого, погибшего, людей спасая, человека обидели. И хотя кроме нас никто ничего не слышал, самим теперь неприятно.
Выбравшийся из автобуса пожилой водитель, назвавшийся просто Митричем, наши догадки подтвердил. Примерно так все и было: где–то пару часов назад идущий в крайнем левом ряду «вольво» вдруг резко рыскнул вправо, снес и подгреб
«Приора» появилась неожиданно, просто подъехала по обочине со стороны Сергиева Посада, беззвучно помаргивая сине–красно–белой «люстрой» на крыше. Откуда приехал этот старлей, как он узнал о произошедшем – кто ж теперь скажет… Может, по своим каким делам мимо ехал, может – патрулировал, а может ему кто–то из проехавших мимо водителей об аварии и запертых в автобусе людях рассказал. Как бы там ни было, приехавший милиционер вылез из машины и, пока мертвецы таращились на переливающуюся «люстру», начал их отстреливать. Стрелял, похоже, так себе, потому что по шести мертвякам истратил все шестнадцать патронов. Потом, видимо, решил снарядить опустевшие магазины (мы на переднем пассажирском сиденье «патрульки» вскрытый едва початый «цинк» ППО [88] нашли), да вот только даже дойти до своей машины не успел – из смятого, будто консервная банка, старенького ржаво–бежевого жигуля–шестерки буквально ему под ноги вывалился внезапно еще один зомби. Которого до этого момента и не видно было из–за рассыпавшихся по салону «жигуленка» сумок, картонных коробок и еще какого–то барахла. Мертвяк сразу вцепился в старлея, будто клещ, и впился зубами в ногу чуть выше щиколотки, а потом повалил его на асфальт и попытался перегрызть горло. Дрался «гаер» отчаянно, это по его до костей изгрызенным рукам видно, с которых мясо просто лохмотьями висит. Уж каким чудом он до висящей на поясе «полосатой палочки» дотянулся – лично мне непонятно, но дотянулся. И, извернувшись, вогнал ее мертвецу едва не по самую рукоять точно в глаз. Повезло, старые деревянные жезлы – тонкие, вот с новым пластиковым такой фокус не прошел бы – тот по диаметру намного больше, да и хрупкий, потому что пустотелый. Вот только встать после своей победы милиционер уже не смог. Митрич было рванул к нему с аптечкой, но старлей уже не дышал – истек кровью. Порванные зубами зомби вены перетянуть ему было и некогда, и нечем. Пожилому водителю только и оставалось, что назад в автобус ноги уносить. Еще минут через пять милиционер поднялся и начал активно обгладывать своего, теперь уже окончательно мертвого, противника. А потом заметил в автобусе живых… Окончание этой истории мы и сами видели, когда наша «броня» подъехала, он в борт автобуса перемазанными в крови кулаками долбил, оставляя на серебристо–серой краске мерзкого вида бурые полосы и пятна. Окончательную же точку поставил своей пулей Буров.
88
ППО – стоящий на вооружении МВД России «патрон правоохранительных органов» калибра 9х18 мм. Если честно – боеприпас просто отвратительный.
Тело старлея мы аккуратно (я взялся за плечи форменной куртки, Буров – за ноги под колени) уложили на заднее сиденье «Приоры». Охлопав куртку, я еще и удостоверение забрал, мельком в него заглянув. Третий спецбатальон, совсем рядом они тут базируются, в Пушкино. Может, встретим еще кого из тамошних. Пистолет и патроны, опять проявив рачительность, подобрал и унес в «бардак» Солоха. Совместными усилиями БРДМ и «восьмидесятка» спихнули–таки с проезжей части разбитые в аварии машины в кювет. С лежащим на боку вольвешником пришлось повозиться, но – справились. «Патрульку» с телом я аккуратно отогнал в сторону и оставил на обочине, автобус прицепили к БТРу на жесткую сцепку, обнаружившуюся у Митрича в багажном отсеке. Потащим с собой, а уж куда их потом – пусть в Отряде решают.
г. Пересвет, база подмосковного ОМОНа,
24 марта, суббота, день
— Ну, Боря, присядь и докладывай.
Вид у Бати усталый: под глазами тени, лицо осунулось. Сейчас особенно заметно, что этот могучий мужик уже далеко не молод. Да, грудная клетка по–прежнему больше на бочку похожа, да, шея бычья, да, в устрашающий кулак можно буханку хлеба упрятать и в «угадай, в которой?» поиграть. Но возраст уже давит на его мощные плечи. А тут еще все это. Раньше у него забот тоже хватало, но это были привычные, нормальные заботы. Внезапно же начавшийся конец света вполне может и куда более молодых из колеи выбить. Но полковник Львов держится. Ему нельзя сдаваться и показывать слабину, у него почти три сотни вооруженных лбов в подчинении. М-да, что–то ситуация знакомая. Правда, у меня в Москве народу под командой куда меньше было. И думать мне приходилось только о выполнении поставленных задач. А у Бати еще и бытовых забот сейчас – выше крыши. Территория Отряда выглядит просто феерично: поверх бетонного забора, на месте висевшей там раньше одинокой, слегка поржавевшей спирали «егозы» – какое–то чудо инженерной мысли, натуральная паутина из колючей проволоки высотой чуть больше метра. На крышах – обложенные мешками с землей пулеметные гнезда. В них обычные ПК и «Печенеги», но это исключительно потому, что «крупняков» в Отряде нет, кроме тех КПВТ, что в бронетранспортерах. Ничего, зная нашего Батю, можно быть уверенным – скоро будут у нас и «Утесы» и «Корды». Может, и не сразу, но зато наверняка. На первый взгляд – в крепость база превращается. Но это только на первый. Если приглядеться, то теперь база Отряда – этакая помесь гигантской коммунальной квартиры с военным лагерем. Помимо вооруженных бойцов ОМОНа в камуфляже – повсюду гражданские. В жилых кубриках, на заправленных синими
армейскими одеялами койках – молодые женщины с детьми. На матах борцовского спортзала – женщины постарше и совсем пожилые мужчины. Мужики помоложе – просто в коридорах, на расстеленных спальных мешках, брошенных поверх туристических ковриков–пенок. Сами омоновцы – в тех же коридорах или кое–как превращенных в подобие спальных помещений кабинетах.План «Крепость» выполнен, семьи бойцов и офицеров вывезены в максимально безопасное место, то есть на базу Отряда. Кроме того, на футбольном поле стоят все шесть армейских палаток, в которых мы должны были в Чечне жить. И вокруг них – тоже люди. Как я уже у часового на воротах выяснил – это времянка для штатских из тех, кого во время разных операций вытаскивают, что называется, «до кучи». Например, была команда взять под контроль насосную станцию, что весь Пересвет водой снабжает, а там – дежурная смена слесарей. И местных среди них – только трое. Остальные – кто из Посада, кто из деревень окрестных. Куда их девать? Домой своим ходом отправлять? Так сразу пристрелить куда гуманней выйдет. Да и кроме них в Пересвете довольно много приезжих оказалось, которым в самом городке и податься–то некуда – ни родни тут, ни знакомых. Вот и распределили их между Отрядом и батальоном внутренних войск, что тут же, в городе, квартирует. Относительно нашей базы они на противоположном краю города, но учитывая размеры Пересвета… Минут десять неспешным шагом. Чуть позже всех «приблудных» штатских думают в лагерь беженцев в Ашукино отправить, но пока ни транспорта, ни людей свободных для этого нет – других дел полно. Короче – весело тут. Ну и мы, как всегда, вовремя. Аккурат с корабля на бал, да еще и с почти полусотней человек в разбитом автобусе в качестве «приятного бонуса».
Кратко и четко, стараясь не «растекаться мыслью по древу», начинаю доклад о проделанной работе. Львов слушает внимательно, иногда задает наводящие вопросы, уточняет. Такое ощущение, что ему интересно все: от тактики «зачистки» подъездов жилых многоэтажек до особенностей размещения беженцев в не очень–то приспособленных под эти цели помещениях; от общего состояния дел в Москве до настроения оставшегося на Триумфальной гарнизона и ходящих среди людей разговоров и сплетен. Много вопросов о расплодившихся в одночасье бандах задавал, на мой рассказ о расстреле и самодельной виселице только хмыкнул многозначительно. Долго расспрашивал о Гаркуше, мол, с ним он дело только по рации имел, хочет услышать мнение лично общавшегося с ним человека. Особый интерес проявил к мутантам. Я по его приказу вызвал Вальмонта, который их на свою новенькую навороченную «Моторолу» фотографировал. Подключили мобильный к компьютеру, перекинули фотографии на жесткий диск. Разглядывал их Батя долго, потом форменный допрос с пристрастием устроил: «А что? А как?» А стоило мне только о пункте раздачи оружия заикнуться – все, думал, заночевать тут придется. Как мне кажется, Батя уже завтра начнет туда партиями народ с документами за оружием отправлять. На базе же кроме бойцов целая толпа мужиков теперь проживает: отцы, братья, прочие родственники. И если их вооружить, то боеспособность подразделения в разы вырастет. И такую могучую халяву, как этот армейский блокпост на автозаправке, упускать – просто преступление. Словом, часа два я у него провел, не меньше.
— Ладно, прапорщик Грошев, спасибо за службу. Информации привез много – молодец, людей всех сберег – вдвойне молодец. За оружие, боеприпасы, технику и прочее имущество со складов – отдельная благодарность и рукопожатие перед строем. Но это позже, не до церемоний пока. Объяви своим парням – вас, как прибывших с передовой, до завтрашнего утра не трогаем и ни к чему не припрягаем. Отсыпайтесь, с родней общайтесь. А вот с утра – будьте готовы. Дел у нас теперь столько, что голова кругом идет. И все нужно успеть, потому что если не успеем – это нам может крепко икнуться уже в самое ближайшее время. Есть вопросы? Нет? Свободен.
Выйдя из командирского кабинета, тяну из чехла рацию, гарнитуру от которой я уже успел отсоединить, пока с Батей общался.
— Всем, кто работает с Алтай-11, до завтрашнего утра у вас «лишнее время», занимаетесь по личному плану. Как приняли?
Выслушиваю короткие скороговорки ответных докладов. Голоса у парней повеселевшие. Оно и понятно: посреди всего этого дурдома почти полноценный выходной с семьей – великое дело. Ладно, личный состав порадовал, пора и о себе подумать. Пойду в дежурку, уточню, где моих разместили, вот только в кубарь по дороге загляну, ветоши на чистку оружия из тумбочки прихватить нужно.
Нормально так: во взводном кубрике сейчас натуральные ясли. Писк, визг, бегающие под ногами дети и разбросанные по полу игрушки. На экране старенького «комбайна» телевизора–DVD–плейера «Тошиба», бог уже знает когда вскладчину всем взводом купленного и минимум четыре командировки на Кавказ пережившего – мультики. Детишки носятся, словно реактивные. Пока до собственной тумбочки добрался – чуть не уронили и не растоптали, блин. Цветы жизни, ё-мое! В моей собственной тумбочке, как выяснилось, я уже и не хозяин: полки заставлены какими–то пузырьками, баночками и флакончиками, судя по картинкам – детское питание, какие–то сухие молочные смеси, витамины вроде бы и всяко–разные шампуни и прочие присыпки. Мое же добро в большом целлофановом пакете молодая и отчаянно краснеющая барышня извлекла из–под кровати. М-да… Ну, с другой стороны, и на том спасибо. Могла ведь и просто выкинуть, за ненадобностью. Сдержанно благодарю, забираю пакет и аккуратно, не наступить бы на кого из мельтешащих под ногами карапузов, двигаю в дежурную часть. Нет, а собственно, с какого мне вообще перед ней в благодарностях–то рассыпаться? И с койки без моего ведома выгнали, и из тумбочки выселили… Хорошо хоть шкафчик до сих пор мой, но, как мне кажется, это исключительно потому, что он заперт, а ключ только у меня. Иначе уже и там сейчас не мой «тревожный рюкзак» [89] , «Джета» и прочая амуниция лежали бы, а какие–нибудь памперсы штабелями в неимоверных количествах.
89
«Тревожный рюкзак» – то же самое, что и «тревожный чемодан»: сумка или ранец, в которых у бойца собран минимальный комплект необходимых вещей и предметов, с которыми он в любой момент готов убыть в служебную командировку или на войну.
За бронированным стеклом «аквариума» сидит, похоже, бессменный Дядя Саня. Глаза у майора красные, припухшие с недосыпу, лицо осунувшееся, бледное.
— Слушай, ты что, решил вообще больше спать никогда не ложиться? – ехидно интересуюсь я вместо приветствия, едва войдя внутрь.
— Угу, – невозмутимо кивает он. – Вокруг последнее время столько всякого интересного происходит – прямо обидно пропускать. Вот и сижу тут, как гвоздями приколоченный.
— А если серьезно?
— А если серьезно, то народу нет. Задач полно, людей не хватает. Всех «под ружье» поставили, включая дежурку и старшин. Тут только я да Стас, помощник мой, остались, вот и сидим посменно. Пока один вахту несет, второй отсыпается.