Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник

Самый крупный из семейки — не иначе, вожак и предводитель — ростом не превышал немецкую овчарку. Морды гиен с торчащими изо рта клыками, тонкие шеи, впалые животы, выпирающие ребра — вот вам и весь тарк. Перемещались они смешно: переваливались на задних кенгуриных лапах, потом опирались о землю или, вернее сказать, заваливались вперед на короткие передние лапы, заканчивающиеся вполне человеческими, но детского размера ладонями, отталкивались ими, выпрямлялись и снова переваливались. Выходило неуклюже и медленно. Ясно, что охотники из них были никакие. Потому и грызли они на своем нелюдском привале какие-то старые кости. Или, может быть, наоборот? Зачатками разума они рассчитывали как раз таки пробудить в людях не страх, а жалость, переходящую в донорскую помощь?

Впрочем, кое-чего тарки все-таки добились — разжалобили-таки, рассиропили-таки командира теплокровных. Сварог сотворил кусок говядины и швырнул его нечистой семье. Семейство тут же сплелось в клубок в жестокой схватке за обладание мясом. Пришлось Сварогу еще немного поколдовать и накормить говяжьей вырезкой этих упырей, этих кровожадных и безжалостных порождений зла. Так, не ровен час, и подружишься. Потом придется зачислять кровососов в команду, а там и выделять нечистую силу в отдельный взвод. Готовый взводный уже есть — гуап по имени Чуба-Ху.

Собственно, благодаря этой грустной, голодной и злобной семье вурдалаков, они и обнаружили следы — неприязненно поглядывая в сторону тарков, Рошаль заметил на лужайке странные пятна, в расположении которых явно просматривалась некая геометрия. Объявив об окончании привала, Сварог вздохнул, отчего-то прекрасно сознавая, что ничего хорошего от этих следов ждать не придется, и сказал:

— Ну-с, пойдем глянем, что это такое…

Глава девятая «Жидкий камень»

Распугивать тарков серебром не пришлось (Чуба заверяла, что мало кто еще так чувствителен к серебру, как тарки, — обычное прикосновение какой-нибудь серебряной пустяковины приведет горе-вампира к быстрой, но мучительной смерти). Те удрали, как только отряд людей двинулся в их сторону.

…Обычный лесной граматарский лужок: одуванчики качают желтыми головами над розовыми завитками рапанов, а кусты земляники окружают убеленный сединами морской соли валун. И даже не слишком граматарский пейзаж — не видно кораллов, прижившихся водорослей, морской песок надежно скрыла от глаз буйная молодая зелень…

И три одинаковых следа — как три вершины равнобедренного треугольника. Придавленная трава и глубокие… очень глубокие вмятины в земле: круг диаметром в полтора кайма, а в нем четыре небольшие квадрата.

— Ну? — спросил Сварог. — Кто-нибудь знает, что это такое?

— Что-то здесь стояло, — задумчиво сказал Олес. — А потом это убрали.

— Причем в количестве трех штуковин стояло, — добавил Пэвер.

— Или одной, но на трех опорах, — внес свою лепту Рошаль, с помощью сучка измеряя глубину вмятин.

— Гениально, Ватсон. Теперь хотелось бы знать: что это такое?..

Тарки, оказывается, убежали недалеко, таращились из зарослей, издавая щелкающие звуки. То ли ругались, то ли причмокивали от вожделения, а скорее всего подавали сигналы Чубе-Ху, своей среди чужих. Наверное, взывали к ее второй, нечеловеческой ипостаси и предлагали честно поделить носителей свежей кровушки.

Три одинаковых следа — это оказалось еще не все, чем был богат лужок. И Сварога больше заинтересовала непонятность номер два — следы-то что, тут, как говорится, неясно, но понятно… хотя ничего обнадеживающего и приятного та понятность не подарила. Луговая загадка номер два отыскалась в трех с половиной каймах от ближайшего к ней круга с квадратами.

Пятно мокрой травы. И опять же, если приглядеться и сделать поправки на размытые границы, то становится очевидным: пятно имеет строгую геометрическую форму трапеции.

Чубе-Ху тем временем надоело выслушивать занудные пощелкивания тарков, она обернулась волком, зарычав, прыгнула к зарослям — и семья вурдалаков бросилась наутек, затрещав ветками на весь лес и сверкая пятками.

— Роса? — подошла Кана, села на корточки, посмотрела на мокрую траву, пальцами ее, однако, не касаясь.

— Разве что очень редкий вид росы, — задумчиво пробормотал Сварог. — Которому, когда придет пора составлять отчеты, можешь присвоить наименование «роса граматарская, насквозь необыкновенная»…

Сварог осторожненько потрогал поникшую траву. Трава была не только мокрой, но и вялой. А земля под ней — холодной. Очень холодной. И заметьте, никакой магии не обнаруживается…

— Это след моря, — уверенно сказала Кана. — Такое бывает. Океанская вода ушла под грунт, скопилась в какой-нибудь подземной чаше. А ее испарения пробиваются на поверхность.

— Может быть. — Сварог поднялся, отряхнул ладони. — А может, и что-то другое… Ну полюбовались, и будя. Пора в путь, мастера скитальцы по Граматару. Нас ждут непройденные кабелоты, коих осталось не так уж много…

Он не стал делиться с остальными своими соображениями и зародившимися подозрениями. Никакой пользы в том нет. Честно сказать, он и сам не был ни в чем до конца уверен. И притом его догадки все равно не увязывались в единый тугой узел, некоторые вопросы пока еще болтались, как незавязанные шнурки. Вполне допустимо, что им явила себя всего лишь очередная из неподдающихся объяснению тайн, которыми полон всплывший материк. И очень хотелось бы, чтобы так оно и было.

На счастье, вскоре они углубились в настоящую чащобу, словно по заказу выросшую аккурат на пути следования. Чащоба удалась на славу — не то что сверху, но и с боков, со всех сторон на расстоянии десяти каймов уже совершенно невозможно было углядеть, есть ли кто-нибудь там, в паутине лиан, зарослях колючих кустов и частоколе деревьев, или же нет там никого — по той простой причине, что никому и в голову не придет соваться в этакое буйство граматарской флоры.

Судя по карте, Ключ ждал кабелотах в трех от них, точнехонько за чащобой, отмеченной на пергаменте двумя невинными значками елочки и клена. И, судя по плотности зарослей, проходить эту дистанцию они будут до самой смерти.

Тем более что с чащобой было не все так просто. Не простая это была чащоба.

Сварог и сам уже некоторое время ощущал что-то не то в окружающей обстановке, но процесс продирания сквозь чащу, поиска опоры при каждом шаге, чтоб не переломать ноги, обрубания переплетений веток и лиан с помощью мало приспособленной для этого шпаги (могли бы, черти островные, мачете какое-нибудь дать, что ли), в общем, он настолько был поглощен, что не предавал особого значения смутному чувству некоего непорядка (а точнее именно что порядка) вокруг — до тех пор, пока Кана вдруг не остановилась как вкопанная и не сказала тихо: