Рыцарь Спиркреста

Затем он отстраняется от меня и выходит из кухни.

Я спотыкаюсь и чуть не падаю на табуретку, ноги подгибаются под меня. Какие бы игры разума ни вел Эван, они, должно быть, получаются у него все лучше, потому что я потрясена больше обычного.

Я дрожу, краснею и задыхаюсь, я в ярости и совершенно унижена.

Он возвращается с ехидной ухмылкой, неся в руках кипу книг, тетрадей и бумаг, и спрашивает ярким тоном: — С чего же мы начнем?

Я бросаю на него взгляд, но он устраивается на табурете напротив кухонного острова. Место, которое он уступает, — это примерно то же самое, что я собираюсь получить от него в виде победы. Поэтому я сглатываю свой гнев, растерянность, обиду — и все остальные странные чувства, которые таятся глубоко внутри меня.

— Раз уж экзамен по "Гамлету", — говорю я, стараясь, чтобы мой голос не выдал, насколько я потрясен. — Думаю, нам следует начать с него.

Это капитуляция.

Но война только начинается.

Агрессия

Софи

Когда я вернусь на поле боя в четверг, я буду лучше подготовлен и лучше вооружена. В прошлый раз Эван застал меня врасплох. Мне потребовался весь вечер вторника и среда, чтобы прийти в себя, но я, как известно, не позволяю себе опускать руки после поражения.

В четверг днем я приезжаю к нему домой с папкой-аккордеоном, набитой учебниками и распечатками. Если Эван думает, что будет тратить мое время по два часа каждый вторник и четверг до самого Рождества, то он очень быстро поймет, как он ошибается.

Я захлопываю стук в дверь, и Эван открывает ее меньше чем через десять секунд. Его волосы влажные, распущенные локоны закрывают один глаз. От него пахнет так, словно он только что принял душ — хрустящий мужской парфюм кедрового дерева и мороза. Он одет в белую футболку с длинными рукавами и черные треники — привычный для него образ. Даже в мешковатой одежде его высокая мускулистая фигура выделяется.

Он приветствует меня с ухмылкой, но прежде чем он успевает что-то сказать, я пихаю ему в грудь коробку.

— Что это? — спрашивает он, нахмурившись.

— Твоя работа. Вот как я собираюсь заставить тебя сдать экзамен.

— Черт возьми, Саттон. — говорит он, заглядывая в коробку. — Ты хуже, чем мистер Хаутон.

— Мм, — говорю я мрачно. — Тогда надо было слушать его, не так ли?

— Я уже начинаю жалеть, что не послушал, — пробормотал он. — Ну давай же, ты, гребаный убийца.

Мы занимаем свои обычные места по разные стороны кухонного острова. Я достаю из папки книги и листы, складывая их аккуратными стопками между нами. Он наблюдает за мной, его глаза перебегают с моих рук на мое лицо, пока я раскладываю работу.

— Хочешь выпить? — спрашивает он наконец.

— Нет, не думаю, что это уместно, — огрызаюсь я.

Он пристально смотрит на меня: — Я имею в виду горячий напиток или что-то в этом роде. Я знаю, как вы, британцы, любите свой чай.

На самом деле я предпочитаю черный кофе, и кофеин мне бы сейчас точно не помешал. Но если я приму гостеприимство Эвана, то окажусь в каком-то долгу перед ним. А этого я хочу меньше всего.

Я смотрю на его большие руки, внезапно вспоминая, как в прошлый раз он стаскивал с моих плеч пальто.

Ладно, это одно из последних, чего я хочу.

— Я в порядке, — быстро говорю я. — Но спасибо.

Он бормочет, как будто предложение одной чашки чая искупит его вину за многолетнее дерьмо.

У меня возникает искушение сказать об этом вслух, но мы и так уже потеряли достаточно времени, поэтому я сразу перехожу к делу.

— Итак, на прошлой неделе мы рассмотрели основной сюжет "Гамлета". Ты помнишь его?

— Да, да, — говорит он, махнув рукой. — Злобный принц, инцест, самоубийство. Я помню.

— Что-нибудь еще?

— Мертвая девушка.

— Так быстро.

— О, Саттон, — говорит Эван, наклоняя голову и прикусывая губу. — Мне нравится, когда ты говоришь со мной пошлости.

— Правда? — Я понижаю голос и наклоняюсь к нему. — Тогда давай станем по-настоящему грязными, Эван.

Он на секунду застывает в шоке. — Правда?

— Да. Давай поговорим о мотиве болезни и разложения в пьесе и о том, как Шекспир использует его для символизации коррупции.

Я говорю это только для того, чтобы заставить его чувствовать себя глупо; я сомневаюсь, что он имеет хоть какое-то представление о том, о чем я говорю. Но он не поддается на мою ловушку. Вместо этого он вздыхает и, к моему удивлению, раскрывает свой трагически неиспользуемый блокнот.

— Ну, давай, моя маленькая грязная шлюшка, — говорит он со злобной ухмылкой, щелкая большим пальцем по ручке. — Я весь внимание.

На мгновение мне остается только смотреть на него, потеряв дар речи и разгорячившись. Но он терпеливо ждет и, к моему удивлению, даже записывает то, что я ему рассказываю. Он задает соответствующие вопросы и досконально выполняет мои указания по аннотированию. Он быстро схватывает все, что происходит, и это раздражает. Если бы он был так внимателен на занятиях, мне не пришлось бы тратить время здесь.

Если подумать, то я, наверное, просто повторяю то, что ему уже говорил мистер Хоутон, только он решил не слушать. Я изгоняю эту мысль из головы, потому что она не приносит ничего, кроме тихой, бурлящей ярости.

Через час Эван говорит мне, что мы должны встать и сделать растяжку. Я закатываю глаза и остаюсь на своем табурете. Он запрыгивает на середину кухни, поворачивает туловище, размахивает руками, касается пальцев ног. Его непринужденный атлетизм, перекатывание мышц под одеждой, как ни странно, завораживают.

— Мне нужно оставаться гибким, — объясняет он, вероятно, в ответ на мой пристальный взгляд. — Иначе мои мышцы будут сводить судороги.

— Да, — говорю я резко. — Я и забыла, что ты — звездный спортсмен Спиркреста. Будущий чемпион.

— Уже нет, — говорит он, не обращая внимания на мой сарказм. — Отец заставил меня бросить регби, а это было единственное, в чем я был действительно хорош.

Хотя я бы ни за что не попала на один из его матчей, я более чем осведомлена о его репутации как регбиста. После каждого матча девушки наперебой расхваливали его силу, выносливость, стойкость. Я уверена, что Эван мог переспать с любой девушкой в Спиркресте только благодаря своей регбийной доблести.

Ну. Почти с любой девушкой.

Логическая часть меня понимает, почему девушки могут находить атлетизм привлекательным. Нужно быть слепой, чтобы не заметить, как хорошо выглядят мышцы Эвана под его гладкой кожей.

Я просто считаю, что твердый пресс не может заменить личность.

И все же странно представлять себе Эвана, не делающего того, что ему хочется. Он всегда действует в соответствии с любыми импульсами и капризами, и мне всегда было ясно, как сильно он любит регби. Даже если отец хотел, чтобы он прекратил, для меня все равно удивительно, что он послушался.