Рыцарь Спиркреста

— Я разозлился не потому, что ты сделала что-то не так. Я знаю, что ты не сделала ничего плохого. Я злился, потому что видел тебя с тем парнем с твоей работы и ревновал, потому что тебе нравится он, а не я. И я знаю, что это несправедливо, потому что… ну, в общем, из-за всего… но я чувствовал себя дерьмом из-за того, что тебе нравится кто-то другой, когда все, чего я хочу, — это чтобы я тебе нравился.

Я тяжело сглатываю. Я не хочу жалеть Эвана — он не нуждается в моей жалости. Но правда, прозвучавшая из его уст, оказалась неожиданной и более болезненной, чем я ожидала.

Я отворачиваюсь, смотрю на свои ноги, ковыряюсь в колготках.

— Ты хочешь всем нравиться, — говорю я низким голосом.

Это полушутка, полуправда — в основном для того, чтобы снять невыносимое напряжение. Напряжение, которое возникло между нами, пока я перевязывала его руку, напряжение, которое нарастало с тех пор, как мы занялись сексом у актового зала, когда мы целовались в его доме и в саду мира.

Напряжение, которое нарастало годами и началось в тот день, когда он отвернулся от меня, от нашей дружбы.

Эван поднимает свою забинтованную руку к моей щеке. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, чтобы он не причинил себе боль, но его пальцы пробираются к моей челюсти и остаются там. Его волосы, мокрые от пота, завиваются на лбу, падая на один глаз. Его взгляд прямой и пронзительный.

— Я хочу тебе понравиться, — говорит он негромко, но твердо. — Я хочу тебя.

Он делает паузу. Я не знаю, что сказать. Я закрываю пространство между нами и прижимаюсь к его рту. Его губы раскрываются, как цветы, распускающиеся на солнце. В его горле раздается низкий звук — голод и желание. Я провожу языком по его губам, позволяя жару из его рта проникнуть в мои.

Этот поцелуй долгий, медленный и глубокий, тепло наших дыханий смешивается. Его пальцы все еще лежат на моей челюсти.

Я отстраняюсь, чтобы перевести дыхание. — Эван.

Мой голос настолько груб, что почти ломается. Глаза Эвана расширяются, когда я говорю, на его лице мелькает смесь страха и желания. Он останавливает мой рот еще одним поцелуем, и я со вздохом прижимаюсь к его губам и целую его в ответ, не в силах отказать ему.

Мои пальцы зарываются в складки его рубашки, а он нежно держит мою голову в своих руках, кончиками пальцев щекоча волосы на моем затылке. У него во рту вкус алкоголя и крови.

Я отстраняюсь, чтобы перевести дыхание, но Эван, похоже, не может остановиться. Он целует уголок моего рта, горящие щеки, челюсть. Я откидываю голову назад и вздрагиваю, когда его губы проводят жгучими поцелуями по моей шеи, по натянутым сухожилиям, по трепещущему пульсу.

Устроившись в лоне моей шеи, он тихо произносит. — Ты мне нравишься, Софи. Ты мне чертовски нравишься.

Я нервно облизываю губы и пытаюсь оттолкнуть его. — Эван…

— Нет. — Он качает головой и прикасается пальцем к моим губам. — Не надо, Софи. Здесь нет ничего такого, что можно было бы неправильно понять или неверно истолковать. Ты мне нравишься, ты всегда мне нравилась, как бы непростительно я себя ни вел. Мне нравится в тебе все. Твой хмурый вид, твои волосы, твои великолепные глаза, твой голос и твой ум. Мне нравится твой острый язычок и твоя злая жилка. Ты мне так нравишься, что мне кажется, что моя грудь сейчас взорвется. Мне даже нравится, когда ты делаешь мне больно, потому что я лучше буду страдать от тебя, чем обожать кого-то другого.

Я смотрю на него, глаза расширены, рот беззвучно открыт.

— И я знаю, что облажался, Софи, и ты можешь ненавидеть меня, если хочешь — я понимаю, почему ты это делаешь. Я был дерьмовым человеком, я совершал дерьмовые поступки, потому что был отчаянным и глупым, и у меня не хватило храбрости, когда надо было. И ты можешь ненавидеть меня за все это — я тоже ненавижу себя за это. Но ты не можешь игнорировать мои чувства или притворяться, что не знаешь. Теперь ты знаешь. Ты не можешь объяснять мои чувства или анализировать меня, как Гамлета или капитана Уэнтуорта. Я настоящий человек — иногда не очень хороший — с настоящими чувствами. И ты мне нравишься, правда, очень сильно. Я хочу водить тебя на свидания, я хочу ходить с тобой на вечеринки и быть тем, кто приносит тебе выпивку. Я хочу целовать тебя и трахать лицом к лицу, и я хочу, чтобы ты произносила мое имя, когда кончаешь. Я не хочу быть твоим пробным вариантом глупого американского парня. Я хочу быть твоим настоящим тупым американским парнем.

Мои щеки стали горячими от его слов. И не только щеки, но и тело. Он наклоняется и целует меня в губы — медленный, мягкий поцелуй, губы сомкнуты. Затем он ложится на кровать со вздохом усталости. Я вытягиваюсь рядом с ним, и он поворачивается ко мне.

Мы молча смотрим друг другу в глаза.

— Этот вечер проходит совсем не так, как я ожидала, — говорю я.

Он тихонько смеется. — Нет, я тоже. У меня были совсем другие планы на вечер.

— Например? Надраться до усрачки и делать ставки на то, кто победит в драке между Теодорой и Закари?

— Ха! То есть да. Но также планы, связанные с твоими колготками.

Он показывает на мои ноги. Я хмурюсь и опускаю взгляд на них. — Мои колготки?

— Да. Я немного помешан на них.

— Правда? — Я переворачиваюсь на спину и задираю ногу вверх. — Так тебе нравятся мои колготки, да?

— Мм, да… — Его голос становится низким и грубым. — Они мне чертовски нравятся. Я хочу потрогать твои ноги через них.

— Да? — Я поворачиваю голову. — Что еще?

Он придвигается ближе и наклоняется ко мне, чтобы ответить мне на ухо. — Я хочу лизать твою красивую киску через них. Я хочу проделать в них дырку и трахать тебя медленно и приятно.

Я сжимаю бедра, по которым течет струйка горячей влаги. Я прикусываю губу и смеюсь. — Кто бы мог подумать, что тебе так нравятся колготки?

Рот Эвана медленно двигается к моей челюсти. — Меня возбуждают не они, Софи.

Затем его рот оказывается на моем, влажный и горячий. Его неповрежденная рука проходит по моему бедру и ноге. Его пальцы путаются в сетке, ногти царапают чувствительную кожу моих бедер. Я подавляю дрожь и обхватываю его шею руками, притягивая ближе.

Его поцелуи переходят от моего рта к шее. На этот раз он не кусается, только игриво покусывает и затягивает поцелуи. Он берет подол моей юбки и задирает его вверх. Под колготками в сеточку на мне простое черное белье, но, судя по его реакции, на мне могло быть и самое эротичное белье.

Он застегивает платье на талии и проводит поцелуями по животу. По мне пробегает дрожь, мышцы живота подрагивают под его губами. Он тихонько смеется, касаясь кожи моего живота. Он скользит вниз, целуя мои бедра и ляжки через колготки, пока я не задыхаюсь и не дрожу под ним, пока не начинаю извиваться от нетерпения.

Но во всем, что он делает, нет ощущения срочности. Он закрывает рот на внутренней стороне моего бедра и легонько посасывает, вызывая во мне прилив возбуждения.

— Давай, Эван, — наконец выдыхаю я.

Он смотрит вверх сквозь свои золотистые кудри. В тусклом аварийном свете они почти серебристые. Медленно улыбаясь, он показывает мне свою поврежденную руку, приподнимая бровь. Я понимаю намек. Схватившись за пояс колготок и трусиков, я стаскиваю их с себя.

Но он ничего не делает. Он смотрит на меня, медленно проводит руками по ноге, пальцы легкие, как перья. Я беспокойно двигаю бедрами, обеспокоенная интенсивностью его взгляда.

— Я не собираюсь умолять, — наконец говорю я, пристально глядя на него.