Рыцарь Спиркреста

Я не из тех, кто легко пугается, но за все годы учебы в Спиркресте я впервые вижу библиотеку пустой. Жуткая тишина, кажется, следует за мной по книжным проходам и лестницам, когда я поспешно сбегаю с верхнего этажа, а сердце бьется чуть быстрее, чем надо. Я выхожу на мягкий свет второго этажа и облегченно вздыхаю, радуясь тому, что освободился от таящихся теней.

Затем я поворачиваю за угол к следующей лестнице и натыкаюсь на еще одну затаившуюся тень. Я отпрыгиваю назад с неловким вздохом, и сильные руки хватают меня, чтобы успокоить.

— Ух ты, Софи! — Я поднимаю голову и вижу, что на меня смотрят широко раскрытые глаза Эвана. — Ты меня до смерти напугала!

Я отталкиваю его руки от себя, сверкая глазами. — О чем ты говоришь? Ты напугал меня до смерти! Что ты вообще здесь делаешь?

Он показывает на себя: на нем мешковатый белый жилет и черные шорты для бега, на шее — голубое полотенце. Волосы темные и вьются от пота. — Я возвращался с пробежки и решил проверить, здесь ли ты.

Я уставилась на него. — Пробежка? Зачем тебе бегать в такое время?

Он пожимает плечами. — Наверное, по той же причине, по которой ты здесь в это время суток.

— Ты бежишь, чтобы подготовиться к экзамену по истории?

— Я бегу, потому что у меня завтра экзамен, и я слишком напряжен, чтобы спать.

— Ох.

Затем мягкая, бархатистая тишина поздней ночи, старого дерева и тусклого света, оседает между нами. Она обволакивает нас, отгораживая от реального мира и сосредоточив нас на присутствии друг друга. Я понимаю, что это первый раз, когда мы остались вдвоем после той ночи в его доме, и мое сердце перестает биться, словно его только что превратили в мрамор.

Эван сглатывает, его горло вздрагивает. Его щеки раскраснелись, губы влажные. Его взгляд, темный и блестящий, устремлен на меня. На его лице застыло невыразимое выражение: что-то голодное, безрассудное и немного дикое. Он делает шаг вперед с резким вдохом.

— Эван… — начинаю я.

Но он уже пересекает пространство между нами и заключает меня в свои объятия. Мои руки сами собой обвиваются вокруг его шеи, и я даже не успеваю осознать, что делаю, как оказываюсь прижатой к стене, прижимая его к себе. Он целует меня крепко, жадно, и я открываю ему рот, как распустившийся цветок, изголодавшийся по солнечному свету.

Я целую его в ответ так же жадно, удивляясь своему желанию, мои пальцы сжимаются в кулаки в его волосах. Он прижимает меня к себе, мои бедра обхватывают его бедра, так что моя голова наклоняется к нему, и на секунду я замираю, глядя на него сверху вниз, ошеломленная обнаженным желанием на его лице. Я беру его лицо в свои руки и целую его открытый рот так глубоко и медленно, что у меня болит все тело.

Его руки проникают под рубашку, скольжение его кожи по моей настолько чувственно, что по мне пробегают мурашки. Его пальцы находят изгиб моей груди, напряженный бутон сосков. С жестокой ухмылкой он сжимает пальцы на них, вызывая у меня тоненький хриплый крик.

— Кто-нибудь еще здесь?

Далекий голос возвращает меня к реальности так же уверенно, как если бы меня бросили в ледяную воду. Я отталкиваю Эвана от себя, чуть не задушив его воротником рубашки, и мы с силой отталкиваемся друг от друга.

Где-то на нижнем этаже открывается дверь, и раздаются шаги. Я поспешно поправляю джемпер и перегибаюсь через балюстраду, чтобы увидеть мистера Эклза, охранника кампуса. Я поднимаю голову, все еще задыхаясь от поцелуев Эвана, но Эван ни на секунду не отводит от меня взгляда. Его грудь быстро поднимается и опускается, щеки раскраснелись, взгляд опасный.

— Я просто убираю свои книги, мистер Эклз! — восклицаю я, в моем голосе звучит нотка отчаяния.

Глаза Эвана темнеют, и он снова делает шаг ко мне. Я отталкиваю его и убегаю. Я пробегаю весь путь от библиотеки до общежития девочек, как последняя девушка из фильма ужасов, и сразу же направляюсь в душ.

Когда я, наконец, забираюсь в постель, у меня загорается телефон.

Я так чертовски сильно хочу тебя. Просто чтобы ты знала, ты будешь виновата, если я завтра провалю экзамен.

Я зарываю свое пылающее лицо в подушку и делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем взять трубку.

Думаю, будет лучше, если мы будем держаться подальше друг от друга, пока не закончатся экзамены. Я бы не хотела, чтобы ты проваливал каждый экзамен. Спокойной ночи.

Затем я засовываю телефон под подушку и засыпаю, хотя прекрасно знаю, что проснусь гораздо более уставшей, чем сейчас.

После сдачи первого экзамена я впадаю в некий высокофункциональный режим паники, когда все вокруг обостряется и становится более напряженным. Каждый последующий экзамен — это шок для организма. Сон становится не более чем просто длительным периодом закрывания глаз.

Вторая работа по английской литературе — мой последний экзамен. К этому моменту я нахожусь на чистом адреналине, поэтому, когда в ночь перед экзаменом Эван появляется из-за книжной полки и направляется к моему столу на верхнем этаже библиотеки, я смотрю на него, нахмурившись самым воинственным образом.

— Уходи.

Он поднимает блестящий экземпляр "Доводы Рассудка" Джейн Остин и, держа его как щит, осторожными шагами приближается ко мне.

— Ты готовишься к экзамену по литературе?"

— А что мне еще делать?

Он откладывает книгу на стол и придвигает стул ко мне. — Позволь, я буду пересматривать вместе с тобой.

— Ни в коем случае.

Он замирает на полпути, усаживаясь, и делает мне худшую попытку сделать щенячьи глаза. — Серьезно?

Я испустил глубокий, напряженный вздох. — Отлично. Садись. Если ты упомянешь хоть одну вещь, не относящуюся к книге “Доводы рассудка”, я вышвырну тебя из библиотеки навсегда. Не думай, что я этого не сделаю.

— Я знаю, что не стоит не принимать всерьез твои угрозы, — говорит он, поспешно садясь и доставая из сумки потрепанную тетрадь.

Я отвожу глаза, испытывая отвращение от того, как явно плохо обращались с его книгой и записями. Через некоторое время мы начинаем обмениваться вопросами и конспектами, предварительно проверяя друг друга и отмечая те места, которые нам обоим нужно пересмотреть. Мы работаем молча, когда Эван нарушает тишину

— Чего я не понимаю, — говорит он, нахмурившись над своим экземпляром "Доводы рассудка", — так это почему она просто не скажет Уэнтворт о своих чувствах.