Рюрикович 2

— чуть ли не промурлыкала женщина.

— Да забирай. Он мне никто, всего лишь ступенька по дороге к трону. Только сделай всё аккуратно и…

— Владимир Васильевич показал на Марию Никифоровну.

— Уберись за собой.

— Всё будет сделано в лучшем виде, Ваше Величество!

— и сказала уже в спину уходящему царевичу.

— Царь умер… Да здравствует новый царь!

После этого она повернулась к лежащему царю и мягко улыбнулась:

— Мне очень приятно, что моё лицо будет для вас последним, что вы увидите в этом мире…

Белоозеро. Поместье Мити Февраля.

В зеркальном потолке отражается поднимающийся с пола человек, разбитые в кровь губы издевательски кривятся.

— Ты такой же, как и я! Посмотри на себя, ведарь! — Февраль указывает пальцем, похожим на татуированную сосиску, на мою одежду.

— Ты весь в крови! Давай работать вместе? Мы столько всего сможем сделать, если будем трудиться на пару…

— Никогда я не стану таким как ты, мразь! — удар в висок опрокидывает мужчину на пол.

— Не противься, дурак! Оставайся со мной, будешь правой рукой! — слова вырываются из окровавленного рта.

— Я тебя деньгами до ноздрей засыплю!

Неужели он в самом деле думает, что я соглашусь? Что продамся?

Февраль поднимается с пола. Я хмыкаю, когда он напрягается, как завзятый бодибилдер. Мощные пластины груди над бугристым поджарым животом, ноги как стволы у пятидесятилетних дубов, лапищи могут гнуть рельсы. Но не в мышцах дело!

— Нет, тварь! Я никогда не стану таким, как ты! — повторяю и еле уворачиваюсь от быстрого удара.

Над головой пролетает ручища. В ответ втыкаю большой палец в подмышечную впадину. Февраль скулит и тут же ударяет другой ручищей снизу вверх. Балетным па делаю полуразворот и втыкаю иглу в левый глаз, с легким хлопком разлетается глазной белок.

Оглушающим ревом забивает оба уха. Февраль мотает головой, и игла вылетает из глазницы. Не успеваю увернуться от очередного удара, и ребра взрываются обжигающей болью.

Сверху падает картина с какой-то толстой бабой. Ловлю за тяжелую раму и швыряю в беснующегося главаря. Сам бросаюсь следом.

Февраль отбивает картину в сторону, та разлетается на куски. Однако он тут же получает иглу во второй глаз. Обезумевший от боли слепой главарь орет от боли, подняв морду вверх, и я тут же вбиваю в открытую пасть подобранную ранее гранату.

Со всей дури прикладываюсь обеими ногами о широкую грудь. Февраля через окно выносит во двор.

Четыре стука сердца, потом шлепок и раздается взрыв. Газ понемногу рассеивается. По окнам открывается шквальный огонь.

По стенам пляшут воронки пуль, штукатурка осыпает лежащую девушку. Я бью по хромированной дуге кровати, наручники сползают с оборванной трубы. За металлическое кольцо стаскиваю девчонку на пол: чтобы не попала под шальную пулю.

Она пока без сознания, но пульс есть. Видимых ранений не присутствует…

Вроде целая. Везёт же кому-то… Ладно, пусть пока лежит. Потом если что заберу.

В коридоре топот и крики.

Я кидаюсь к дверям. Окружение снова приобретает красноватый оттенок…

Пять минут.

Всего пять минут нужно мне, чтобы смерчем пройтись по аляповато-цветастым коридорам преступного дома.

Люди причудливым пасьянсом ложатся на разноцветные ковры — меня уже не остановить.

Как новенький комбайн, в котором смазаны все детали и четко подогнаны одна к другой, я собираю кровавую жатву.

В скором времени кончились иглы и людям достаются «маслята» из УЗИ.

Никто не заслуживает жизни.

Очередная дверь. Вой, удары. Я забегаю в другую комнату — навстречу бросаются три охранника. Через беспорядочный огонь нашел дорожку и вырубил всю троицу.

Скоро прибудет доблестная полиция, поэтому надо торопиться. Быстрая зачистка. Забежал в комнату видеонаблюдения и чуток повеселился там. Стёр всё недавнее, а вот остальное оставил

— сюрприз будет.

После поднимаюсь в комнату, где испуганно хлопает глазенками завернувшаяся в одеяло блондинка. Так и не снимает мокрое полотенце со рта, чувствует запах почти выветрившегося газа.

— Жива-здорова? — спрашиваю быстро.

— Да, — дрожащим голоском чирикает блондинка. — Дяденька, а что это было?

— Не до разговоров, красавица! — рявкаю я, она испуганно сжалась, приходится смягчить тон, и так натерпелась. — Собирайся, и бегом на волю, в пампасы.

Сам же быстро прыгаю к окнам и аккуратно осматриваюсь

— оставшиеся преступники скучковались возле главных ворот. Похоже, что решают

— кто пойдёт на штурм, а кому еще жить охота.

— Дяденька, я готова! — амазонка сверкает прорехами на одежде, но за неимением лучшего и так сойдет.

Юбка чуть выше колен, футболка обтягивает задорную грудь, легкие сандалии. Само совершенство в каждой черточке. Просто мечта любого мужчины, не удивительно, что Февраль положил на нее глаз.

— Иди за мной, ничего не бойся и мы выберемся без проблем!

— говорю я.

— Хорошо, дяденька. Я всё сделаю, вы только это… выведите меня отсюда, пожалуйста,

— отвечает она.

Дяденька… Хотя да, сейчас я со своей испачканной рожей и в грязной одежде мог быть кем угодно, начиная от пацана и заканчивая стариком

— под слоем грязи не разобрать.

— Идем. Держись за мной,

— я показываю направление и начинаю двигаться пригнувшись.

Девушка повторяет мои движения. Потихоньку мы выбираемся из поместья. Она зажимает себе рот, когда видит мертвые тела, но… Тут уже ничего не попишешь

— либо они, либо мы. И мне кажется, что я сделал правильный выбор.

Перекидываю её через забор. Кажется, что тело девушки вообще невесомое, а может быть это сказывается адреналин в крови, вперемешку с сущностями.

Дальше мы мчимся со всех ног к кромке леса. В город пока нельзя соваться

— окажемся как на ладони, а вот если обежать, то… Имеем шанс!

В ранних лучах солнца, проникающих сквозь плотную листву, наши две бегущие фигуры нарушают тишину леса. Наши ступни едва касаются мягкого мха, пытаясь не оставить никаких следов. Иногда мы, держась за руки, пробираемся сквозь деревья. Наше дыхание облачками видно в прохладном утреннем воздухе, сердца бьются в такт.

Мои глаза обшаривают округу, я всегда начеку, всегда готовый. Амазонка, чьи волосы ниспадали на спину темной волной, не отстает. Мои инстинкты ведут нас глубже в лес. Уходим по широкой дуге от возможных преследователей. Порой незнакомка не поспевала за мной, приходилось притормаживать.