Рыжая кошка

— Хочешь еще? — спросил я. Дэвид кивнул.

Когда я вернулся, он рассматривал обложку.

— Было время, я без конца листал этот альбом. Он лежал на папином столе. — Дэвид перевернул книгу и провел пальцами по порванной пыльной обложке. — Совсем на ладан дышит.

— Тебе лучше поспать, — сказал я.

Не обращая на меня внимания, Дэвид снова перевернул книгу и открыл переднюю сторону обложки. Внутри был вклеен экслибрис: белый — теперь пожелтевший — прямоугольник с надписью «Уайднеровская библиотека». Внизу были напечатаны имена Филипа и Элейн Марч, наших родителей.

Дэвид посмотрел на меня:

— Как альбом попал к тебе?

— Сам не знаю. Ко мне попало большинство папиных книг.

Он неопределенно кивнул и провел пальцами по экслибрису, по родительским именам.

— Ты их вообще понимаешь?

— Я не…

— В смысле зачем людям жить вместе, если они постоянно ссорятся? Господи, да зачем вообще жениться? И зачем заводить детей, раз не имеешь, черт побери, ни малейшего понятия, что с ними делать… Да что там понятия — и желания-то не имеешь! Лучше остаться одиночками.

Старые вопросы. Конечно, ответов у меня не было. Я покачал головой:

— Тебе лучше…

— И какого, вообще, черта они искали в детях? Почему они меня не любили? Я что, подкидыш? — Он снова посмотрел на меня, глаза его сердито блестели. — Почему так случилось, Джонни? Почему все гребаное обаяние досталось тебе?

Дэвид схватил стакан и залпом выпил, по телу пробежала дрожь. Он зажмурился и обхватил голову руками. Кожа стала уже не белой, а серой, и я понял, что мир кружится вокруг Дэвида, а он пытается удержаться. Я сходил на кухню и принес мусорное ведро. Забрал у Дэвида книгу и держал ведро, пока его рвало.

К утру буря стихла. Город, ослепительно белый на фоне лазурного неба, походил на глазированный торт. Любуясь из окна на достойные Антонио Гауди изгибы и шпили, я на мгновение забыл о Дэвиде, который что-то застрял в ванной.

— Он там не утопился? — спросила Клэр. На ней были обтягивающие штаны и футболка без рукавов. Волосы собраны в хвост. Выглядела она лет на двадцать.

— Можешь проверить.

Клэр усмехнулась:

— Через часик.

Когда Дэвид наконец вышел — бледный, осунувшийся, в моем халате, рыжеватые волосы мокрые и небрежно приглажены, глаза какие-то больные, — мы ели овсянку и смотрели репортаж о буре. Голос Дэвида звучал хрипло, однако без тени смущения.

— Где моя одежда?

— Там. — Я указал на черный пакет для мусора. Дэвид подошел на негнущихся ногах, открыл пакет, заглянул, отшатнулся и снова закрыл.

— Черт. Не одолжишь мне что-нибудь приличное?

Я кивнул, пошел в спальню, вытащил из шкафа джинсы и водолазку. Когда я вернулся, Дэвид все так же стоял над пакетом, а Клэр сидела над овсянкой. Мои брат и возлюбленная разглядывали друг на друга; такими взглядами в документальных фильмах обмениваются шакалы и львы над тушей антилопы. Дэвид взял одежду и ушел в ванную. Клэр нахмурилась.

— Дружелюбный парень, — заметила она. — Очень сердечный.

— Причем в любых обстоятельствах.

— В отличие от тебя.

— Где уж мне.

Клэр засмеялась и поцеловала меня в уголок рта.

— Какой же ты милый.

На улицах, если верить новостям, беспрестанно что-нибудь откапывали, расчищали или эвакуировали, причем от самого округа Колумбия. Мэр, памятуя о буранах, навсегда похоронивших карьеры некоторых его предшественников, без устали карабкался на снегоуборочные машины, словно на танки, и клялся уже к вечеру очистить все улицы Куинса или по крайней мере посыпать их песком. Движение наземного транспорта только начинало восстанавливаться. Впрочем, лыжников на Пятой авеню, кажется, и так все устраивало.

Дэвид вернулся в моей одежде (брюки были ему длинноваты и тесноваты в поясе). Он присел на корточки возле черного пакета, наморщил нос и начал раскопки.

— Где, черт побери, мои туфли?

— Там, — ответил я.

Дэвид разобрал мокрое тряпье, нашел туфли и с отвращением бросил их на пол. Новый заход принес бумажник, часы и сотовый. Он открыл телефон — и уже через мгновение орал:

— Дороги — это ваша проблема, а не моя. Моя проблема — попасть домой… и если вы не хотите потерять заказы от «Клейн и сыновей», вы, черт возьми, решите ее за меня.

Клэр подавила смешок и вскинула брови. Дэвид нажал еще несколько кнопок на телефоне. На этот раз он говорил тихо и монотонно.

— Я остался у Джона. Да, у моего брата Джона. Он живет недалеко, вот почему, а я не мог найти машину. Такси не было, Стефани, а поезда не ходили. Что, ты хочешь поговорить с ним? Нет, я так не думал. Как дела в Нью-Ханаане?

Он попрощался, закрыл телефон и посмотрел на меня:

— Есть кофе?

Я налил кружку и подал ему. Клэр извинилась, покачала головой и ушла в ванную, закрыв за собой дверь. Через минуту послышался шум воды.

— Кто это? — спросил Дэвид.

— Приятельница.

Дэвид хихикнул.

— Я догадался. Имя у нее есть?

— Клэр.

Он кивнул.

— Симпатичная. Я думал, ты до сих пор встречаешься с китаянкой.

— Нет, мы давно расстались. Стефани в Нью-Ханаане?

— У родителей.

— У нее… все в порядке?

Дэвид нахмурился.

— У нее все прекрасно. Еще кофе!

Я снова налил ему кружку.

— А как ты? У тебя тоже все прекрасно?

Он бросил на меня косой взгляд.

— Не заводись, ладно? Я малость перебрал на пустой желудок, и…

— Хватит ерунды, Дэвид. Что, черт побери, с тобой происходит?

— Ничего не происходит. Не обедал вчера, вот и…

— Я не о том, что ты напился или бродил по улицам в бурю. Я совсем о другом: о сексе по Интернету, об отказе нормально общаться с адвокатом…

— Я одну ночь проспал на твоем гребаном диване. Это не дает тебе — особенно тебе — права читать мне нотации.

— Прекрасно, не слушай меня. Но тогда нечего и мое время тратить.

— В смысле?

— В смысле: не проси людей помочь тебе, если не хочешь помочь себе сам… если, наоборот, только усугубляешь ситуацию.

Бледное лицо Дэвида покраснело. Он открыл рот, готовясь заорать, однако передумал.

— И чем же я ее усугубляю?

— Майку надо знать, что к чему, и мне тоже. Сюрпризы осложняют работу, а она и так не сахар, уж поверь мне. В твоих интересах, Дэвид, чтобы твой адвокат решал твои проблемы, а не твои головоломки.