Рыжая кошка

Дэвид оттянул ворот водолазки.

— Так вот о чем речь… вы с Метцем сомневаетесь во мне? — Я молчал. — Сукин ты сын, ты думаешь, я убийца?

— Я думаю, что ты неискренен со мной, и не могу понять почему.

— Я не видел эту девушку несколько месяцев. — Дэвид говорил тихим хриплым голосом. — Я не имею никакого отношения к ее смерти.

Я кивнул.

— Что известно Стефани?

Дэвид снова покраснел.

— Она знает… Наверное, она знает, что я встречался с другими женщинами. Я… — Голос Дэвида дрогнул, он судорожно провел рукой по волосам, глубоко вздохнул. — Довольно, — сказал он наконец. — Закрыли тему.

Я хотел что-то сказать, но тут из ванной вышла Клэр.

— Я помешала?

— Ни капельки, — быстро сказал Дэвид. — Мне надо поесть.

Я сделал тост. Дэвид сел на софу и начал молча жевать. Выглядел он больным и старым. Через два часа пришла его машина. Он натянул еще мокрые туфли, подхватил черный пакет и вышел, не сказав ни слова.

— В чем, черт побери, его проблема? — спросила Клэр, но я не ответил. Она открыла окно и впустила в комнату ледяной воздух.

Клэр дочитала биографию Уорхола и взялась за другую — на сей раз Дианы Арбус. [10] Растянулась на софе. Я, стараясь не давать ходу мыслям о брате, открыл ноутбук.

По номеру Джейми Койла, который дал мне Джей-Ти, механический голос сообщил, что телефон не работает. Ни в одном из онлайновых справочников не нашлось соответствующего адреса для выставления счета. Индекс почтового ящика относился к Пикскиллу, штат Нью-Йорк, и толку мне на данный момент от этого тоже было немного. Джей-Ти упомянул, что Койл сидел в Коксаки, поэтому я ввел его имя в незаменимую поисковую систему заключенных управления исправительных служб штата Нью-Йорк, и тут мне повезло.

10

Диана Арбус (1923–1971) — знаменитый американский фотограф.

Согласно базе данных УИС, Джейми Койл родился 11 августа 1979 года (единственный Джейми Койл в системе), был осужден за нападение второй степени (тяжкое преступление класса Д) и приговорен к не менее чем двум и не более чем пяти годам тюрьмы. Он провел в Коксаки три года, два года назад освободился условно-досрочно и следующие десять месяцев вел себя настолько хорошо, что был освобожден полностью, без всяких ограничений, в ноябре прошлого года.

Поиск в «Гугле» почти ничего не дал: заметка в уэстчестерской газете об аресте Джейми, через несколько недель еще одна, о суде над ним. В статье об аресте обыгрывалась ситуация «местный герой сбился с пути истинного» и прилагались фотографии тех времен, когда Койл, звезда школьной футбольной команды, завоевал «Золотые перчатки». Потом он попал в плохую компанию (после травмы колена в последней игре последнего школьного сезона). Плохая компания означала местного гангстера-ростовщика, у которого Койл стал сборщиком, а до ареста, по-видимому, дошло в результате решительных действий по реструктуризации долга хозяина пикскилского видеомагазина. Пролом черепа, рваные раны лица, сломанные ребра и челюсть, отслоение сетчатки… странно, что с таким набором Койла судили только за нападение второй степени. Наверное, хороший адвокат попался. Я записал подробности и фамилию журналиста.

Клэр тяжело вздохнула и отложила книгу. Потянулась, подошла к окну и поглядела на Шестнадцатую улицу.

— Я хочу погулять, пока не убрали снег. Пойдешь со мной?

Я удивился: обычно Клэр старалась не появляться со мной на людях. Может быть, буря унесла ее осторожность. Я кивнул.

— Только еще раз позвоню одному типу. Я несколько дней пытаюсь его выловить.

Клэр надела свитер, а я снова набрал номер Джина Вернера. И был ошеломлен, когда тот ответил сам.

Глава 21

Я сказал Джину Вернеру, что ошибся номером, надел ботинки, куртку и темные очки и принес извинения Клэр, которая стоически приняла их. Через пятнадцать минут я уже входил в метро. Боги подземки были добры, и еще через тридцать минут я поднимался по заваленной снегом лестнице на станции «Сто десятая улица».

В квартале Вернера творилось черт знает что: до расчистки ни у кого не дошли руки, люди просто протоптали узкую тропинку. Джейми Койла нигде не было видно; впрочем, где гарантии, что он не затаился в сугробе? Я постучал ногой в дверь дома Вернера, смахнул снег со штанин и нажал кнопку звонка. Через домофон дикторский голос казался металлическим.

— Кто там?

— Это Джон Марч, Джин. Человек, который забрасывает вас сообщениями. — Молчание. — Джин, я тут замерзаю.

— Кто вы такой?

— Джон Марч. Я оставлял вам сообщения на автоответчике. Несколько раз.

— И чего вы хотите?..

— Поговорить о Холли. — Снова молчание. — О Холли Кейд.

— О Холли?

— Джин, может, впустите меня?

Раздалось жужжание, дверь открылась, я поднялся на второй этаж. Вернер ждал в коридоре перед квартирой. На нем были джинсы и черная клетчатая рубашка. Он захлопнул за собой дверь.

Выглядел Джин совсем как на снимках, разве что волосы немного подстриг (как раз хватало на коротенькую косичку), а от эспаньолки осталась лишь полоска по центру квадратного подбородка. Красивое лицо чуть похудело, а в темных глазах появилось что-то лисье, не пойманное камерой. В складке губ застыла жестокость. Не уловила камера и окружающую Вернера ауру злобной силы. Мускулистый, ростом шесть футов и три дюйма, гибкий, несмотря на рост, Вернер чем-то напоминал свернувшуюся кольцами змею, отчего коридор начинал казаться опасным и слишком маленьким. Вернер закатал рукава на крепких, лишенных растительности руках.

— Не думал, что сегодня кто-то выберется на улицу, — произнес он, словно сомневаясь в моем здравомыслии. Я сделал вид, что не заметил скепсиса, и мы пожали друг другу руки. Рукопожатие Вернера было сильным и жестким. Он оглядел меня и покачал головой. — Совсем замотался, некогда было перезвонить. Ну, так что вам нужно от Холли?

— У меня есть несколько вопросов, и нам, возможно, лучше поговорить в квартире.

— Каких вопросов? Я уже давно не видел ее.

— С этого я собирался начать. Я пытаюсь найти Холли.

— Неужели?

— Вряд ли уместно обсуждать это в коридоре, Джин… Но конечно, если в квартире у вас, гм, некоторый беспорядок…

Вернер бросил на меня косой взгляд.

— Как скажете. — Он выудил из кармана ключ, и я вошел за ним в квартиру.

Из крохотной прихожей мы попали в гостиную. Высокий потолок, белые отштукатуренные стены с панелями темного дерева, видавший виды деревянный пол, а еще залитый белым светом эркер.

Скромная, подержанная мебель, но с претензией на стиль и вроде крепкая. Зеленый диван, коричневые мягкие кресла, потертые столы из темной вишни, дубовые полки, заставленные игрушками. На стенах висели в основном большие репродукции в рамках: французская и итальянская реклама 1920-х годов со стильными дьяволами и чувственными эльфами, устроившимися на гигантских чашках кофе или развалившимися на кусках мыла. Еще на стенах висело полдюжины фотографий, тоже в рамках: фигуры в белых комбинезонах и сетчатых масках, орудующие шпагами, прыгающие и делающие выпады. Фехтовальщики. Газетные вырезки, прикрепленные к каждой фотографии, разоблачали в высоком парне самого Вернера, лет десять назад, очевидно, бывшего звездой фехтовальной команды колледжа.

Вернер обошел комнату, настороженно наблюдая, как я разглядываю фотографии, снимаю куртку и открываю блокнот. Я сел на диван. Вернер замер у камина, будто позировать собрался. Поставил локоть на каминную полку из темного дерева, посмотрел в зеркало, рассеянно пригладил бородку. Довольный увиденным, указал на фотографии:

— Потрясающий спорт. Невероятная физическая форма и великолепная подготовка для театра. И соревнования! Лучший способ узнать, мужчина ты или кто.

Я не помнил, чтобы у меня когда-либо возникали сомнения в этом вопросе, но воздержался от высказывания.