С корабля на бал
Шрифт:
Вскоре у экс-инженера Иванова стало вполне хватать денег на водку, которая в огромных количествах лилась каждый день в его квартире.
Впрочем, тут же выяснилось, что квартира уже перестала быть его.
Оказалось, что в пьяном угаре Иванов подписал какую-то бумагу, получил немерено денег — вот их-то он и пропивал, — а потом, когда деньги закончились, явились благодетели, показали документацию о продаже квартиры и, как итог всего, — предъявили ордер на выселение.
Так экс-инженер А.Н.Иванов стал бомжем. Вместе с сыном.
Теперь основным занятием Паши стало нищенство
Сам же Иванов ограничивался тем, что пролеживал бока в старом сарае и пил — на деньги, «нажитые» сыном, — замечательные напитки «Свежесть», «Троя», «Боми», а также «Тройной» одеколон. Пил с дворником Герасимом, запойным пьяницей и, как нарочно, — глухонемым. Правда, собаки Му-му у него не было.
А если бы была — пошла бы на закуску, как болонка старухи из седьмой квартиры.
Со времени смерти матери в Паше словно что-то перевернулось. Перевернулось и затвердело.
Из плаксивого и забитого домашнего мальчика, стыдящегося своей бедности и никогда не знавшего игрушек, кроме того медведя, что подарила ему мать на трехлетие, он стал уличным волчонком. Жестоким, злым, сознающим, что стоит ему в чем-то уступить или проявить слабость — все, его затопчут.
И вот однажды он не вернулся в старый сарай, где пьяно мычал глухонемой и не более членораздельно выражался его, Паши, пьяный отец.
Он шел по улице, щупая в кармане только что стянутый у какой-то зазевавшейся женщины кошелек. Кошелек до того лежал в сумочке, которую он уже продал за полтинник скупщику Гене на базаре с сомнительным названием «Плешка». А в кошельке Пашка обнаружил три сотенные купюры и еще мелочи рублей на сорок.
Он шел и размышлял: сотню надо отдать папаше, пускай пропивает, скотина, а на остальные деньги… а на остальные деньги…
Что он приобретет на остальные деньги, Пашка решить не успел. Потому что прямо на него из-за угла вывернул питбуль, он стремительно пожирал короткими кривыми лапами разделяющее их расстояние.
Пашка остолбенел. Все, что он слышал об этих свирепых «новорусских» псах, не давало ему никаких надежд на хеппи-энд. Тем более что пес, по всей видимости, был откровенно нацелен на него, маленького бродяжку Пашку Иванова.
Впрочем, «волчонок» не стал ждать, пока его разгрызут, как аппетитную мозговую кость. Он с неожиданной силой вырвал из низкого, с полметра, заборчика увесистый кол и, когда пес рванулся, стелясь в длинном хищном прыжке, ударил его прямо по злобной оскаленной морде.
Да так, что пес рухнул на землю, визжа и обливаясь кровью.
Пашка ударил его ногой — раз, другой, третий. Пес отлетел к заборчику, поднялся… и вдруг снова пружинисто скакнул на дерзкого мальчишку.
Прыжок был таким неожиданным, что Павел успел только смягчить его силу, но не отвести вовсе. Собака и человек упали на землю, и возле своего горла Пашка увидел мощные клыки, с которых капала противная, едко отдающая псиной слюна.
Как ему удалось извернуться, он не понял. Вероятно, пес был сильно оглушен первым ударом, если позволил жертве вывернуться. Пашка вскочил на ноги и обрушил на короткое мускулистое
тело пса всю свою ярость… кол свистел в воздухе, уже обагренный кровью, визг питбуля перешел в предсмертный хрип…Но Пашка не слышал этого. Как не слышал и того, что в нескольких шагах от него тяжело прозвучало:
— Ты глянь, Слава, как он Майка разделал.
— Да, Майк попал под раздачу. Просто волчонок какой-то, мать твою!
— Бери его!
Пашу схватили сзади сильные руки, он попытался было извернуться, но тут к его лицу поднесли что-то тошнотворное, задыхаясь, он судорожно глотнул воздух, и от этого в голове тяжело замутилось, и он потерял сознание…
Пашка очнулся в большой светлой комнате. На кровати. Рядом кто-то сопел. Пашка повернул голову и увидел вытянувшегося на кровати мальчика тех же лет, что и он. С перевязанной головой.
А у Пашки была перевязана правая рука и плечо. Аккуратно, заботливо перетянуты. Пашка напряг память и смутно припомнил, да, именно там его зацепил пес. Наверно, серьезно зацепил, раз упекли сюда, в больницу.
В больницу? В больницу ли?..
Дверь отворилась, и в комнату вошел человек. Среднего роста, среднего телосложения, среднего… да и весь человек был какой-то средний, незапоминающийся, блеклый.
— Проснулся? — спросил человек и присел на край кровати. — Молодец. Здорово ты от пса отделался… молодчинка. Другого бы зверюга загрыз.
— А где это я, дядя? В… в больнице?
— Ты теперь тут будешь жить, — сказал дядя. — Твоего папу лишили родительских прав. Теперь будешь жить у нас. У нас хорошо.
— Это детский дом? — спросил уже умудренный жизнью Паша. Спросил не просто так. Он уже ничего не делал и не говорил просто так.
Дело в том, что у него был один знакомый, который сбежал из бюджетного детского дома, в который месяцами не начисляли деньги. Предпочел ему бездомную жизнь. Самое невинное, что Паша услышал об этом детском доме, это то, что воспитанники от голода ловили и ели крыс, а физкультурник, он же руководитель культмассового сектора, он же замдиректора, изнасиловал трех девочек из старшей группы.
Человек покачал головой и ответил:
— Нет, ты не в детдоме.
И это оказалось правдой: Паша действительно был не в детдоме.
Глава 10 Воспитатели
Это была школа выживания.
Юридически она действительно была оформлена как детский дом, но по крайней мере финансировалась точно не из бюджета. В бюджетных учреждениях не бывает «Пентиумов», тиров, татами, бассейнов, тренажерных залов, саун и прочих атрибутов сладкой жизни.
Впрочем, жизнь казалась сладкой только сначала. А потом, когда Пашка отъелся и окреп, его стали нагружать по полной программе. И физические нагрузки были такие, что порой ему хватало сил только на то, чтобы дотащить измученное тело до постели, рухнуть на нее и забыться в коротком, до семи утра, сне.
Впрочем, были и периоды отдыха. Так называемые теоретические занятия. Группы пацанов и девчонок выезжали на близлежащее озеро, и руководитель группы беседовал с ребятами о том о сем.
О жизни.