С любовью, искренне, твоя

Господи Иисусе.

Провожу рукой по лицу, это не закончится хорошо.

Сажусь в кабинку рядом с Хантером, он хмуро смотрит на сиденье.

— Какого хрена ты делаешь? — спрашивает друг, оглядывая меня с ног до головы.

В чем его проблема?

— Занимаю место, на что, бл*дь, это похоже?

— Если ты сядешь сюда, это будет выглядеть так, как будто мы одна из тех странных пар, которые сидят рядом, а не напротив.

— У меня вызывает отвращение тот факт, что ты думаешь, что мы могли бы стать приличной парой. Ты не в моем вкусе

Мои слова его не смущают.

— Я просто говорю. Я ненавижу этих людей. Меня от них тошнит.

— Мы должны сидеть рядом друг с другом, это встреча. Когда Пейтон придет сюда, она сядет там. — Я указываю на сиденье напротив нас. — И нам будет легче разговаривать.

— Ну, её здесь нет, и мы оба выглядим как идиоты. — Хантер указывает на другую сторону стола. — Сядь вон там, ради всего святого.

— Теперь это выглядит так, будто у нас любовная ссора. — Я смеюсь, когда он толкает меня бедром, пытаясь столкнуть со скамейки.

— Ты думаешь, я хочу, чтобы женщина увидела меня с тобой рядом? Я потеряю авторитет.

Плевать. Я не в настроении спорить с ним, поэтому встаю и занимаю место в углу, кладу iPad на стол и успеваю увидеть, как Пейтон заходит в кофейню через небольшие двери.

Её темные волосы длиной до плеч сегодня волнистые и растрепанные, как будто она провела утро на пляже, вдыхая соленый воздух. Длинная летняя юбка нейтрального серого оттенка облегает покачивающиеся бедра. На ней также обтягивающая блузка серого цвета, серебряное ожерелье свисает между грудей.

Держу пари, эти сиськи идеальны.

Бл*дь, она горячая.

А эти губы? Они блестящие и натуральные, мерцают в солнечном свете, льющемся через окно, умоляя меня с ними пошалить, или, может быть, я просто сексуально озабоченный, зная, что она хочет переспать со мной.

Господи.

Осматривая кофейню, Пейтон замечает нас с Хантером в конце зала, медленная улыбка изгибает её губы, когда мы устанавливаем зрительный контакт. Затем она переводит свой взгляд на Хантера.

Она отрывисто машет рукой, прежде чем направиться к нам.

Когда Пейтон садится рядом со мной, до меня доносится аромат её цитрусовых духов. Мне следовало остаться на стороне Хантера за этим крошечным столиком.

Я гребаный дебил.

Хантер — этот придурок — кладет одну из своих обтянутых джинсами ног на свободный стул, заставляя Пейтон занять место рядом со мной. Когда она двигается, её упругая попка слегка покачивается, я стреляю взглядом в своего лучшего друга, который в ответ лишь извращенно шевелить бровями.

Засранец.

Господи, иногда я его ненавижу.

— Что ж, здравствуйте, парни. — Приветствие Пейтон кокетливое и милое, и её стройное плечо касается моего, когда она устраивается поудобнее. Ёрзает. В последний раз я был так близко к ней четыре недели назад. Христос. Просто подумал о том, какой нежной была кожа, когда я проводил носом и губами по ее шее и щекам. Как сильно я хотел, чтобы она немного повернула голову, чтобы я мог почувствовать вкус её губ. Каждая часть меня — и я имею в виду все части меня — была настроена на ёе тело. Её нежность. Запах. И все же она не воспользовалась шансом, который я ей предоставил.

Возьми себя в руки, Блэкберн. Бизнес. Встреча.

— Хантер, я так рада, что ты смог прийти. Я бы хотела узнать твое мнение об этой линии.

Он кладет руку на пустой стул.

— Мистер Обтягивающие Штанишки сильно разозлился по этому поводу. Всё твердил и твердил о том, как он хотел провести время с тобой наедине, не так ли, Ворчун?

Что?

— Нет, неправда, — я отвечаю, словно капризный ребенок. Прочищаю горло и начинаю сначала более ровным тоном: — Я этого не говорил.

— Ну, может быть, ты использовал не совсем эти слова, но ты настаивал, чтобы я остался дома.

Хантер делает медленный глоток воды со льдом, стоящей перед ним.

— Я думаю, он влюблен в тебя, Пейтон.

— Хантер, — рявкаю я, потому что, господи боже, почему он так себя ведет? Что он несёт? — Будь гребаным профессионалом.

Ублюдок пожимает плечами.

— Когда это я был профессионалом? — Если бы у него во рту была жвачка, он бы щелкнул ею, просто чтобы позлить меня.

Мы смотрим друг на друга, безмолвно общаясь:

Я убью тебя.

Нет, ты этого не сделаешь. Я твой лучший друг.

Мне все равно, что ты мой лучший друг. Ты покойник.

Она тебе нравится. Признай это.

Никогда.

Пейтон постукивает ручкой по столу, словно судья своим молотком.

— Извините, что прерываю это зрелище, разборки или что вы двое делаете, но я думаю, нам следует приступить к работе. Сейчас семь, а это заведение закрывается в девять…

Краем глаза я замечаю румянец на её щеках, когда она заправляет свои шелковистые волосы за красивое ушко.

Хм, я когда-нибудь замечал, что она носит серьги?

И с этого ракурса губы более пухлые, чем я помню, ресницы длиннее, они трепещут, когда она просматривает свои документы.

Скольжу взглядом вниз по шее, гладкой и длинной, идеальной длины, чтобы я мог исследовать её. Ключицы выделяются, направляя мой взгляд к вершинам грудей.

Я ёрзаю.

С того места, где я сижу, вырез блузки достаточно низок, чтобы я мог любоваться кружевом её белого лифчика, поддерживающего сиськи идеального размера. Они бы поместились в моих ладонях. Это всё, что мне нужно.

Бьюсь об заклад, её соски…

— Эй, любовничек. Её глаза здесь, а рекламная кампания на столе, — говорит Хантер, кивая в сторону стола, на его самодовольном лице появляется огромная улыбка, когда он ловит меня с поличным.

Я устраиваюсь поудобнее, сажусь подальше от Пейтон и рассматриваю рекламные листы, которые она разложила на столе.

Бл*дь, они хороши.

Они намного лучше тех, что мы получали от других агентств, включая нашу собственную команду.

Цвета яркие и насыщенные, но в то же время женственные. Шрифт смелый и вдохновляющий, а фотографии, которые она выбрала, действительно демонстрируют тот ракурс, к которому мы стремимся — активная одежда для всех типов женщин.