С любовью, Луков

— Не пытайся встать! — снова прикрикнул на меня мой партнёр, его голос надломился, а лицо... выглядело обезумевшим.

— Просто дай мне попробовать, — пробормотала я. Казалось, что мой мозг функционировал с задержкой в тридцать секунд, так как слова выходили из меня позже, чем требовалось. Я попыталась перевернуться и пошевелить ногой, но боль...

— Прекрати, мать твою, прекрати! — рявкнул Иван, опустив левую руку и обхватив мою коленную чашечку, слегка поглаживая бедро.

Его рука дрожала.

Почему у него трясутся руки?

У меня не получалось встать. Никак.

— Жасмин, ради бога, не пытайся встать, — в очередной раз наорал на меня Иван, шаря своими руками везде и нигде одновременно, но я не была в этом уверена, потому что ощущала лишь кровь, ревущую в моих ушах, и боль в голени, которая становилась все сильнее и сильнее.

— Все в порядке. Дай мне минуту, — пробормотала я, пытаясь поднять пострадавшую ногу, которую Иван удерживал, сжав мое бедро до боли.

— Хватит, Жасмин, прекрати, — потребовал он, зажав рукой мое колено. — Нэнси! — закричал мой напарник.

Я же продолжила пялиться на свою ногу.

Что-то с ней было не так.

Я что-то сделала со своей лодыжкой.

Нет.

Нет, нет, нет и нет.

Я даже не поняла, что распахнула рот, пока Иван хрипло не прошептал мне на ухо:

— Не смей плакать. Ты меня слышишь? Ты не будешь плакать на людях. Контролируй себя. Поняла? Ни слезинки, Жасмин. Ни единой слезинки. Ты меня слышишь?

Я с трудом втянула в себя воздух, мои глаза остекленели, и все стало размытым.

Меня трясло?

Почему мне казалось, что меня вот-вот вырвет?

— Не смей этого делать, — снова прошипел парень, обнимая меня за плечи. — Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь стал свидетелем твоих слез. Постарайся, малыш, просто держись...

Я не понимала, что именно Иван говорил, но почему-то затаила дыхание. И не дышала даже тогда, когда на льду появилась тренер Ли, быстро пробираясь мимо фигур, в которых я узнала Галину и еще одного тренера. Они толпились рядом, окружая меня.

И задавали вопросы. Мне хотелось ответить им, но Иван ответил за меня.

Потому что я не могла дышать. Не могла говорить. Не могла плакать.

Все, что у меня получалось — это смотреть на свою лодыжку и думать, думать, думать.

Я облажалась.

Я все испортила.

Это конец.

Глава 19

— Ну и что, по-твоему, ты делаешь?

Я резко остановилась на выполнении упражнения в сто восьмой раз. Можно было не оглядываться, чтобы понять, кто там стоит. Я узнала бы этот раздражающий, снисходительный и властный голос из тысячи. Только у одного человека с такой легкостью получалось вывести меня из себя, всего лишь задав вопрос.

— Занимаюсь своими делами. Тем, что ты не умеешь, — пробормотала я, продолжая тренировать те немногие мышцы пресса, что у меня остались.

— Жасмин, — снова резко произнёс Иван.

Не обращая на него внимания, я вернулась к скручиваниям, искоса заметив, как он закрыл за собой дверь.

И успела выполнить еще один подъем к тому времени, как парень подошел ко мне. Его большие ноги в ярко-синих кроссовках остановились в нескольких сантиметрах от меня.

Я даже не собиралась смотреть на него. Но чётко знала, на что пялился он. Иван изучал не мое тело, покрытое потом, и уж точно не свободные баскетбольные шорты, принадлежавшие моему брату и сидевшие высоко на моих бедрах. Тот факт, что на мне был надет только спортивный бюстгальтер, не имел ничего общего с тем, на чем сосредоточился мой партнёр.

Иван смотрел на гипс на моей левой ноге. Ее я положила на подушку рядом с правой, которая была согнута в колене. Каждую минуту моей жизни чёрная манжета напоминала мне о том, как я облажалась, и что сделала это по-крупному.

Я повторила еще четыре скручивания, глядя прямо в потолок.

А затем сглотнула так сильно, что заболело горло.

За последние две недели я проделывала этот трюк столько раз, что удивлялась, как еще могу говорить. Не то чтобы я много общалась с тех пор, как меня выписали из больницы. И почти ничем не занималась, только тренировалась в своей комнате, смотрела видеозаписи наших с Иваном тренировок и спала.

Кончиком кроссовка Луков ткнул меня в ребро, но я не обратила на это внимания.

— Жасмин.

— Иван, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал так же непреклонно, как и его.

Он снова задел меня. И снова я никак не отреагировала.

Иван вздохнул.

— Ты собираешься остановиться, чтобы мы могли поговорить или как?

— Или как, — ответила я, заставляя себя отвести от него взгляд.

Не стоило удивляться, когда он быстро присел на корточки рядом, придвинувшись настолько близко, что игнорировать его оказалось невозможно. К сожалению. И когда я подняла корпус, чтобы сделать еще одно скручивание, Иван мягко надавил ладонью на мой лоб — так, что мне пришлось опуститься обратно на спину.

Оглядевшись вокруг, я сосредоточилась на потолочном вентиляторе.

— Хватит уже, Пончик, — попросил парень, продолжая удерживать руку на моей голове.

Я подождала секунду и попыталась подняться, но он, должно быть, предвидел это, потому что мне не удалось оторваться от пола ни на миллиметр.

— Достаточно, — повторил Иван. — Перестань. Поговори со мной.

Поговорить с ним?

Слова Ивана вынудили меня повернуться в его сторону и бросить взгляд на лицо, которое я не видела больше двух недель. Эти черты я привыкла наблюдать шесть дней в неделю, по какой-то причине превратившиеся в полноценные семь из-за дополнительного времени, которое мы проводили вместе. И его же я видела в последний раз рядом с собой, когда сидела на смотровом столе, слушая, как доктор говорил мне о том, что в лучшем случае у меня получится встать на ноги только через шесть недель.

«Но никаких обещаний. Растяжения передней таранно-малоберцовой связки и пяточно-малоберцовой связки достаточно серьезны», предупредил врач, прежде чем рассказать о периоде восстановления.

Восемь недель никогда не казались такими долгими.

Особенно, когда ты не мог простить себя за то, что оказался безрассудным идиотом.

Мне потребовалось все свое самообладание, чтобы сохранить голос непринужденным и спросить Ивана:

— И о чем же ты хочешь поговорить?

Иван уставился на меня своими серо-голубыми глазами, такими же напряженными, как и всегда. Я наблюдала, как, в попытке успокоиться, медленно поднимается и опускается его грудная клетка. Мой партнёр был ужасно раздражен.

Знаете, я находилась в гораздо большем раздражении, нежели он.

— Я пытался дозвониться до тебя, — сказал парень, как будто я не знала, что за последние двенадцать дней он звонил мне ежедневно, по меньшей мере раз шесть за сутки. Сегодня он пытался дважды. И каждый раз, когда раздавался звонок телефона, я не брала трубку. Не ответила ни разу. Ни на один звонок. Ни от своих братьев и сестер, ни от отца, который ушел незадолго до моего падения, ни от тренера Ли или Галины. Ни от кого.