С любовью, Луков
Шрифт:
Я хотела ответить «нет». Серьёзно. В основном потому, что меня раздражало его самодовольство.
Но мы оба знали, что это ложь.
Возможно, я никогда не говорила этих слов вслух, но Иван знал. Так же, как знал о моей неспособности к обучению, но никогда ничего не говорил. Или о том, что шоколад — моя слабость, и подкармливал меня им, когда я больше всего в нем нуждалась.
Теперь настала моя очередь тянуть своего партнера за руку. И я попыталась увести его со льда, продолжая сердито шептать:
— Не будь таким напыщенным.
— Слишком поздно, — прошептал Иван.
***
Руби:
Руби: Омг! Омг! Омг!
Руби: Ты выглядела как королева.
Руби: Словно у тебя были крылья!
Руби: Ты каталась совершенно по-другому.
Руби: ОМГ.
Руби: Я рыдала.
Руби: Мне бы тоже хотелось быть там.
Руби: Поеду на национальный чемпионат. Аарон останется с детьми. Эти соревнования я уж точно не пропущу.
Только что побывав в душе, но продолжая пребывать в приподнятом настроении даже четыре часа спустя, я сидела на кровати, просматривая послания сестры. И не могла сдержать улыбку. Нажав на значок вызова, я откинулась назад и улеглась поудобнее, слушая гудки.
После третьего гудка сестра ответила.
— ЖАСМИН! ТЫ БЫЛА САМОЙ ЛУЧШЕЙ ИЗ ВСЕХ!
— Спасибо, Руби, — произнесла я, чувствуя себя неловко, когда благодарила, но что еще мне оставалось ответить?
— Мы с Аароном с ума сходили! Даже Бенни смотрел с нами соревнования и спросил, не тетю ли Жасси показывают по телевизору, — продолжила она. — Я так горжусь тобой, сестра. Так горжусь. Не знаю, как ты это сделала, но я никогда не видела, чтобы ты так каталась. Даже сейчас я рыдаю, вспоминая ваш прокат.
Мне пришлось сдержать стон.
— Не плачь.
— Я так счастлива, — всхлипнула Руби. Ее голос звучал искренне, словно она находилась на грани слез.
— Я тоже, — ответила я ей, глядя в потолок с улыбкой на лице. — Не думаю, что когда-нибудь была так счастлива оказаться на втором месте после короткой программы.
Потому что мы с Иваном заняли второе место. Нам не хватило всего одного балла. Но мне было... Плевать.
Плевать, потому что наша произвольная программа являлась самой сильной программой среди всех соревнующихся пар. По крайней мере, мне так казалось. Использование саундтреков из фильмов в наших постановках оказалось одной из лучших идей, в то время как большинство других пар выступали под песни о любви и прочую ерунду. В свое время мы с Полом точно также выбирали музыку о любви, но думаю, что «химию» показать так и не получилось, потому что я отстойная актриса. К тому же в наших отношениях определенно не было любви. А в конечном итоге и уважения.
Поэтому мы с Иваном, скорее всего, удивим всех, когда выйдем на лед под «Волшебный Мир» — саундтрек из «Аладдина»,
потому что... А почему бы, собственно, и нет?Именно такие странности запоминаются чаще всего.
— Ты выглядела великолепно, и Иван тоже, и я не могла быть счастливее, — вздыхала Руби.
— Перестань плакать, — ответила я ей со смехом.
— Не могу. Я смотрела вашу программу пять раз подряд. Мы записали ее. Даже отец Аарона позвонил мне и сказал, что ты лучшая.
Как, черт возьми, отец Аарона узнал, что именно смотреть? Я не уточнила, но мне было интересно.
— Ты виделась с семьей после выступления? — спросила Руби, резко меняя тему.
И я вздрогнула.
— Да. Мы поужинали в гостинице, где остановились, — все мы.
Все мы.
Руби немного помолчала, но все же задала вопрос, который, понятное дело, очень её интересовал. Она должна была знать, что наш отец приехал на соревнования.
— Как прошло с папой? — спросила сестра. Ее голос показался мне напряженным.
Я закрыла глаза и выдохнула.
— Нормально.
— Нормально, потому что ты не поругалась с ним, хоть и хотела? Или нормально, потому что вы обнимались, и все было в порядке?
Черт.
— Ну, мы обнялись, а потом он сел на другом конце стола и больше ничего мне не сказал, — что вполне меня устраивало. На самом деле. Это стало облегчением, если честно. Я была настолько взволнована результатами, что не хотела, чтобы он все испортил.
Разве не ужасно ожидать от отца такого? Того, что он может разрушить все, ради чего я столько старалась?
— Ох, Жас, — тихо вздохнула Руби.
— Все прошло нормально.
— Не хочу с тобой спорить, но…
О Боже. Начинается.
— Папа любит тебя. Он хочет для тебя самого лучшего.
Я промолчала.
— Он... старомоден.
Ах, вот как Руби это называла?
— Ты должна простить его. Он пытается. И знает, что все испортил, но никто из нас не идеален, — продолжала моя сестра, лишь отчасти заставляя меня чувствовать себя виноватой.
На самом деле, даже не отчасти. Сколько же раз я поступала точно так же с Руби, если она вела себя со мной настолько осторожно?
Но…
— Я понимаю, Руби. Понимаю, но ты знаешь, как трудно слушать его разговоры о фигурном катании, как будто это какой-то фитнес, которым я занимаюсь по выходным только ради удовольствия? Знаешь, каково это — слышать от него такое? Как будто папа… Какое же слово подобрать?? Принижает мои достижения? Слышать, как он советует мне заняться тем, что я ненавижу? — спросила я ее, ничуть не разозлившись. Не чувствуя абсолютно ничего, если честно.
Я слышала дыхание сестры на другом конце линии. А потом Руби произнесла:
— Да, Жас. Я знаю. Знаю наверняка, каково это, поэтому могу понять тебя. И знаю, насколько все печально.
Мое тело мгновенно пришло в состояние повышенной готовности.
— Кто так поступал с тобой?
— Мама. Папа. Оба.
Я лихорадочно пыталась вспомнить, но не смогла.
— Когда?
— После окончания школы. Ты была еще слишком юной, чтобы обратить внимание или запомнить, но я тоже прошла через это.
Какого черта?
— Мне хотелось обучаться кройке и шитью, но они оба, включая маму, повторяли, что это пустая трата времени. Три месяца родители лезли в мои дела, решая куда мне пойти учиться, чтобы я получила диплом. Для настоящей работы, — продолжала Руби, но не со злостью, а со смирением в голосе.