С любовью, Луков

Я попыталась ущипнуть его снова, но он принялся размахивать локтями.

— Мама! Ты это видела?! — скулил Джо, указывая на меня, как будто кто-то еще, сидящий за столом, мог бы сделать это. — Джеймс, помоги мне!

— Стукач, — прошептала я, пытаясь ущипнуть его ещё раз. — В жопе мяч.

Джеймс рассмеялся, не пытаясь занять чью-либо сторону. Неудивительно, что он мне так нравился.

— Хватит делать брату больно, — приказала мама уже наверное в тысячный раз за всю мою жизнь.

Когда Джонатан дернул руками, чтобы заблокировать мои локти в районе талии, мне удалось отвесить ему подзатыльник, пока он пытался меня укусить.

— Маменькин сынок, — прошептала я, убирая руку.

ДжоДжо с ухмылкой покачал головой, насмехаясь надо мной, как всегда, когда мать вступалась за него. А она постоянно так делала. Сынок-подлиза был ее любимчиком, пусть она открыто и не признавала этого, но остальные-то дети знали правду. Я любила обоих братьев, и прекрасно понимала, почему мама любила Джонатана больше всех. Даже если кто-то не замечал сходства между ним и Плут¹⁰, брат всегда вызывал улыбку на лицах людей. Именно из-за своих дурацких ушей.

— Малышка, даже я понимаю, что с тобой что-то не так. Что случилось? — спросил муж моего брата, склонившись над столом с выражением беспокойства на лице, и чувство вины по поводу своего молчания накрыло меня еще сильнее, чем после расспросов мамы и ДжоДжо.

Мне хотелось обо всем им рассказать.

Но…

Наверное, никогда не смогу забыть, как украдкой плакал Джонатан, когда стало известно, что я осталась без партнера. Или насколько была опустошена моя мать, хотя она никогда не призналась бы в этом. Однако я знала маму слишком хорошо, чтобы понять её чувства. Такие же признаки крушения надежд появлялись у неё после каждого провального брака. В момент, когда женщина осознавала, что ее жизнь изменилась навсегда, и больше ничего не будет, как прежде.

Я замкнулась в себе сразу после того, как бросила тренироваться. Потому что не могла одна разучивать элементы для пары, и ясно понимала, насколько призрачны мои шансы в одиночном катании. Скорее всего у меня была депрессия, но мне не хотелось об этом думать. Это случилось не в первый раз; меня частенько преследовали неудачи.

Ни для кого не являлось секретом, какая боль раздирала меня от того, что моя мечта ускользала... Я была озлобленной и убитой горем. Эти чувства жили во мне и по сей день. Честно говоря, отчасти я переживала, что никогда не смогу избавиться от них. Внутри меня продолжали кипеть обида и горечь. Но, как ни странно, при этом моя семья из года в год поддерживала меня. И в жизни, и в соревнованиях. Снова и снова.

И, что самое главное, все они были рядом и, как могли, подбадривали меня, пока я медленно пыталась продолжать жить новой жизнью вне льда. Мои родственники вынуждали меня ужинать в семейном кругу, в то время, как мне хотелось отсидеться в своей комнате в одиночестве. Они угрозами убеждали меня выйти к ним, заставляя тем самым испытывать вину, за то, что раньше у меня не было на это времени. Моя семья уговаривала меня раз за разом, пока это не стало обычным делом. Все то, чего я не делала ранее, хотя свободного времени было достаточно, особенно после того, как сообщила своей матери, что ей больше не придется платить астрономические счета, которые легли на наши плечи с появлением личного тренера, потому что это больше было не нужно. Тренер тоже бросил меня.

На мои страдания мне было плевать, но не хотелось, чтобы мои близкие испытывали то же самое. Ни за что. Тем более, если была возможность уберечь их от этого.

К тому же я все еще не была уверена в том, что буду делать дальше.

Эгоистка во мне определенно мечтала о новом партнере.

Но другая крошечная часть, которая не хотела быть бездушной сволочью, не желала подводить семью. Ведь я опять стала бы прежним человеком. Той, кого никогда не было рядом. Той, кого все считали безразличной ко всем и к каждому... возможно, потому, что мне и в правду было наплевать.

Отчасти я вообще не была уверена в том, что справлюсь... не уверена настолько, что ощущала себя тряпкой.

Но тут все ещё усугублялось тем, что «это-же-Иван».

Иван. Буэ. Я так сильно хотела выступать на соревнованиях, что даже не сразу отказалась от возможности проводить с ним большую часть своих дней. Вот до чего докатилась. Желать тренироваться с этим высокомерным засранцем.

Черт, я совершенно не знала, как поступить.

Поэтому... пришлось продолжить лгать.

— Наверное, просто мой период месяца.

— Ааа, ну ясно, — ответил Джонатан, потому что месячные для него не были чем-то удивительным. Все же он почти восемнадцать лет делил одну ванную с тремя сестрами.

Моя мама прищурилась, наблюдая за мной. И это длилось достаточно долго. Я уж подумала, что меня опять разоблачили, но она лишь пожала плечами, а затем сбросила на нас еще одну «бомбу».

— Представляете, Луков расстался со своей партнершей.

Я моргнула. Даже не понимаю, почему была так удивлена.

Каким-то образом эта женщина всегда знала все обо всех.

Первым вздохнул Джеймс. Он так долго был с Джонатаном, что прекрасно знал, о ком идет речь. Помню время, когда муж ДжоДжо еще не интересовался фигурным катанием. Но теперь, будучи членом нашей семьи, он был осведомлен об этом виде спорта даже больше, чем требовалось.

— Иван расстался со своей партнершей? — оживился Джонатан, засунув дужки очков себе в нос, словно это были лучшие сплетни, которые он слышал за последнее время.

Мама приподняла брови и кивнула.

— Несколько дней назад, как мне сказали.

Я положила в рот большой кусок курицы только для того, чтобы по выражению моего лица нельзя было понять, что, на самом деле, мне известно об этом гораздо больше.

К счастью, мой любопытный брат ахнул, и все внимание переключилось на него.

— Они вроде уже давно катались в паре, да? — спросил он у мамы, так как знал, что она — кладезь информации.

— Угу. До нее была другая партнерша, но она дважды упала в финале Major Prix. Они тогда получили бронзу, но именно с последней девушкой Иван выиграл два главных чемпионата.

Финал Major Prix, Чемпионат мира, Национальный чемпионат — одни из самых престижных соревнований в мире фигурного катания, где позволить себе облажаться мог только Иван и при этом все равно получить какую-то медаль. Это должно было успокоить меня и убедить в том, что я сделала бы хороший выбор, если бы приняла его предложение. Но вместо этого, на меня опять накатило разочарование, потому что в моих проигрышах была виновата я одна.

— А Карина говорила что-нибудь об этом? — мама снова обратилась ко мне.