С любовью, Луков

Именно по этой причине я открыла свой рот в тот день. Мне казалось, что это может навредить его карьере. Казалось, что я делаю ему одолжение, указав на ошибку.

И точно могу сказать, что плохо обдумала свои слова, когда направилась прямиком к Ивану, выходящему с катка и надевающему защитные чехлы на лезвия черных коньков. Подойдя к парню, который обычно использовал в разговоре со мной по слову в год, я ляпнула:

— Ты просто обязан поменять свой костюм.

Он повернул свою голову и посмотрел на меня, а затем, обратившись ко мне, выдавил одно единственное слово:

— Извини?

Наверное, мне стоило винить в этом свою семью. В том, что они не научили меня вежливости и не объяснили, в какие моменты нужно заткнуться и держать свое мнение при себе. И вместо того, чтобы смягчить грубые слова, я выпалила:

— Он отвратительный, — вот, что я сказала.

«Оборки мешают разглядеть технику прыжка» или «костюм слишком яркий»…

Я была той ещё сволочью и даже не попыталась быть более тактичной.

А затем, чтобы Луков точно понял, насколько у него ужасное одеяние, я добавила:

— Выглядит так, как будто на тебя стошнило единорога.

И после этого все изменилось.

Иван посмотрел на меня так, словно впервые увидел, а затем отвернулся и выплюнул своим низким голосом:

— Ты бы лучше о своей одежде беспокоилась.

И моей первой мыслью было: «Вот урод».

Но прежде, чем я успела ответить, он повернулся и презрительно оглядел меня, приподняв свои темные брови, которые разительно отличались от светло-коричневых бровей его сестры. Выражение пренебрежения на лице Лукова напомнило мне о том, как на меня смотрели другие... Будто я была ниже уровня их достоинства, так как не носила дорогую одежду или новые коньки, как они. Моя мать не могла себе этого позволить, и до последнего избегала просить денег у моего отца... Но мне всегда казалось, что она беспокоилась не о том, что бывший муж не даст денег на занятия фигурным катанием, а о том, что он просто жадный. Я же была готова кататься и в нижнем белье, лишь бы у меня была такая возможность. А после разговора с мамой о том, что мы не можем позволить себе купить дорогие вещи, отсутствие модной одежды и вовсе перестало меня волновать.

Дело в том, что я никогда не чувствовала себя ущербной из-за того, что не ношу дизайнерскую одежду. В лицо мне об этом никто не говорил. Но за спиной меня обсуждали все кому не лень. И я это знала, потому что люди не могли скрыть выражения лиц или движения глаз, а я — выключить слух, чтобы не слышать, о чем они шептались. Я не нравилась девушкам в КИЛ, потому что была их соперницей, которая к тому же не отличалась примерным поведением, особенно когда что-то шло наперекор моим желаниям.

Выпрямив спину с мыслями о своей сестре, которая мучилась, создавая костюм для меня — простое, но довольно милое светло-голубое платье со стразами вдоль шеи и рукавов — я разозлилась. И сказала единственное, что пришло в голову.

— Это правда. Твой костюм выглядит глупо.

Цвет щек парня стал темнее, чем обычно. И, судя по бледной коже, это был румянец. Иван Луков наклонился ко мне и прошипел слова, которые потом преследовали меня долгие годы.

— За собой следи, коротышка, — сказал он, прежде чем направиться в раздевалку.

Две недели спустя, в наряде «мамбо», Иван выиграл свой первый взрослый Национальный Чемпионат США в парном катании. Люди говорили гадости о его костюме, но несмотря на то, что он был безвкусным и нелепым, одежда не смогла скрыть талант парня. Луков заслужил победу мастерством. Даже если от одного взгляда на его одеяние из глаз лилась кровь.

Через неделю после этого, в свой первый день в КИЛ, я все еще ощущала груз вины за свои слова. Пытаясь придумать, как исправить ситуацию, я попросила помощи у Карины, но та ничем не помогла мне, так как считала, что это очень весело. Иван же изо всех сил старался заговорить со мной. И говоря «заговорить», я имела в виду «бормотать мимоходом»:

— Тебе пора завязывать с фигурным катанием. Потому что ты уже старая.

Его эскапада настолько шокировала меня, что я даже никак не отреагировала, прежде чем он отъехал от меня.

Я обдумывала его слова целый день, потому что та искренность, с которой он их произнес, задела мои чувства. Тогда было трудно не сравнивать себя с девочками, которые катались на коньках с трех лет и были более продвинутыми, чем я. Даже если бы Галина смогла убедить меня в том, что я обладаю природным талантом и, усердно тренируясь, в один прекрасный день смогла бы стать лучше всех.

В общем, я решила не рассказывать никому о словах парня, потому что наверняка, всем было бы наплевать.

И молчала до тех пор, пока месяц спустя, этот мудак не перекрыл мне дорогу, чтобы внезапно спросить:

— А этот костюм должен быть таким тесным или...?

Я успела выкрикнуть «урод», до того, как он исчез.

А остальное... уже история.

* * *

К тому времени, как я закончила свой рассказ, мой брат откинул голову и фыркнул.

— Ты настоящая королева драмы.

Если бы у меня на тарелке осталось что-нибудь из еды, я бы опрокинула ее на него.

— Что?!

— Та еще истеричка, — заявил Джонатан, который после матери и старшей сестры был третьей по счету королевой драмы в семье. — Ты сказала, что он превратил твою жизнь в ад, но ничего ужасного я не услышал. Иван просто дразнил тебя, — объяснил он, качая головой. — Мы общаемся с тобой гораздо жёстче.

Я моргнула, потому что Джо оказался прав. Но все было по-другому, так как мы являлись родственниками. В нашей семье было абсолютно нормально оскорблять друг друга.

Но брат моей подруги, коллега, который выводил меня из себя... не был даже в числе близких знакомых.

— Он прав, Ворчун. Все прозвучало не так уж плохо, — вмешалась моя мать.

Вот ведь предатели.

— Однажды засранец сказал, что я должна похудеть, иначе провалюсь под лед.

И что же сделали эти трое, сидящие вокруг кухонного стола? Дружно заржали, надрывая животы от смеха.

— Ты тогда была в теле, — сквозь хохот прокричал мой брат, даже его лицо раскраснелось.

Я снова потянулась к нему, чтобы ущипнуть, но ДжоДжо отскочил, практически задев колени Джеймса.

— Почему я не догадался указать тебе на это? — Джонатан продолжал пятиться, почти рыдая от смеха, когда наткнулся на своего мужа, лишь бы отойти подальше от меня. Я знала его достаточно, чтобы распознать знаки.

— Я просто в шоке от вас. Ушам своим не верю, — возмущалась я, не понимая, каким образом им все еще удавалось удивить меня. — Однажды перед соревнованием он сказал мне «сломай ногу»¹². Буквально!

Даже рассказав о другом оскорблении, я ничего не смогла сделать, чтобы убедить мою семью в том, что Иван являлся придурком; они только рассмеялись еще громче. Даже милый Джеймс проиграл эту битву.

Я просто не могла в это поверить... а стоило бы.

— Он постоянно называл меня Пончиком, — продолжила я, чувствуя, как дергается мой глаз из-за дурацкого прозвища, которое сводило меня с ума, независимо от того, сколько раз я говорила себе не обращать на это внимания. Да, палки и камни могли сломать мои руки и ноги, но слова… Я старалась не позволять оскорблениям чужих людей ранить меня.