С точки зрения Карфагена: Финикийцы и Карфаген

Геродот полагает, что греки победили, однако называет победу «Кадмейской», подразумевая общеизвестный в Греции сюжет о походе аргосцев против Фив, когда на поле сражения пали шестеро из семи вождей Аргоса (до появления аналогичного по смыслу термина «Пиррова победа» осталось еще два с половиной столетия).

Позволим себе проявить долю скепсиса. Геродот был греком родом из Галикарнаса, сочувствовавшим своим соотечественникам, и потому из патриотических соображений приписавшим фокейцам «победу» — о какой в принципе победе может идти речь, если потоплены две трети флота, а оставшаяся треть по итогам сражения оказалась небоеспособной и вынуждена была бесславно отступить?

Кстати, о потерях эскадры Магона Великого Геродот предпочел умолчать, хотя писал свою «Историю» по горячим следам: со времен сражения при Алалии прошло меньше столетия и событие такого масштаба еще было у каждого на слуху!

Затем наблюдается и вовсе загадочное явление: уцелевшие фокейцы спешно эвакуируются из Алалии со чада и домочадцы, прихватив всё, что можно было утащить с собой. Почему? На протяжении тридцати лет, с самого основания города, греки устраивали отсюда кровавые набеги на Италию с близлежащими островами и ничегошеньки не боялись — ни боевого флота этрусков, ни возможного десанта, ни местных племен, известных своей свирепостью. Безусловно, город был укреплен — фокейцы всегда возводили стены, см. пример с Массилией. Отчего они не предпочли отсидеться в Алалии, послать за подмогой и дождаться подкреплений от массилиотов?

Выскажем осторожное мнение, что Геродот слегка преуменьшил масштаб разгрома фокейского флота — он не мог громко восхвалять карфагено-этрусский триумф по вполне понятным причинам: греческий читатель не понял бы автора, открыто возвеличивающего врага. Возможно, потери греков были гораздо серьезнее, чем доносит античный историк: мужское население Алалии понесло столь невосполнимый безвозвратный урон, что оборонять город оказалось делом бессмысленным и самоубийственным, единственный приступ сломил бы любое сопротивление.

Выход очевиден — немедленное бегство и попытка спасти женщин и детей.

Нашу версию подтверждает и последний пассаж Геродота о побиении камнями военнопленных. Ничуть непохоже на хозяйственных финикийцев! Пленные — это ценный товар, который можно продать работорговцам и получить за молодых и сильных мужчин неплохие деньги! Зачем разбазаривать добро, когда эпоха массовой работорговли еще не началась и рабы остаются весьма ликвидным активом?

Демонстративная жестокость карфагенян и этрусков на фоне панического бегства греков из Алалии имеет единственное рациональное объяснение: Магон Великий объявил войну на уничтожение. Хватит, натерпелись! Фокейская зараза должна быть выкорчевана под корень! Бес-по-ща-дно! Никакого обращения в рабство, никаких переговоров о почетной сдаче — резать всех, не взирая на пол и возраст!

(Это отчасти напоминает ассирийские террористические методы устрашения покоренных народов, но с некоторой разницей: Карфаген и Этрурия выбивали захватчиков с территории, которую считали своей — этруски давным-давно жили на Корсике, за столетия до появления фокейцев).

Уцелевшие греки сперва отправились в основанный халкидянами Регий (ныне Реджо-ди-Калабрия) расположенный на самом кончике итальянского «сапога», но там или не прижились, или предпочли независимость, основав севернее город Хилея (Элея). Былой силы фокейцы из Алалии уже не обрели.

Побиение камнями пленных было, видимо, карфагенской инициативой — этрускам из Цере, по Геродоту, якобы затем стало стыдно за этот некрасивый инцидент и они по совету Пифии из Дельф во искупление провели гимнастические игры с конными состязаниями и принесением жертв в честь убитых. Более реалистичная версия гласит, что ни о каком стыде и речи не шло, а церетане лишь хотели установить хорошие отношения с бывшими противниками, поселившимися в Хилее, ставшей со временем важной перевалочной торговой точкой на пути в Элладу.

Завершил кампанию справедливый дележ добычи. Этруски получили во владение всю Корсику, а Карфаген — Сардинию. Правда, для начала Новому Городу следовало усмирить диких сардов, тех самых, что недавно разгромили Малха — процесс занял много лет, но карфагеняне вытеснили варваров в горы, а сами построили на побережье две крупные колонии — сохранившиеся доселе города Кальяри и Сульчи, в противовес независимому финикийскому поселению Нора, не пожелавшему признавать власть африканских родственников

Поставленная задача была с блеском выполнена: Магон Великий продемонстрировал всему Средиземноморскому Универсуму, что Карфаген обладает внушительной военно-морской мощью, в полном объеме восстановилась торговля с Этрурией, Тирренское и Лигурийское моря открылись для свободного и сравнительно безопасного плавания. Наряду с Сицилией Сардиния становился важной базой, позволяющей присматривать за путями к Мелькартовым столпам.

Ну и наконец, грекам было предельно доходчиво разъяснено, что связываться с новой растущей империей выйдет себе дороже. Беда фокейцев состояла в том, что они не сумели или не пожелали выступить против Карт-Хадашта единым объединенным фронтом — появись в битве при Алалии корабли массилиотов, перевес в силах мог бы оказаться на греческой стороне, а история могла пойти совершенно иным путем.

* * *

Настало самое время обратить взгляд на запад.

Расстановка сил в регионе после выигранной войны с Алалией и захвата Сардинии существенно изменилась, фокейское господство на море было эффективно оспорено.

Карфаген наращивает флот, в промышленных масштабах строит огромные боевые корабли и нацеливается на вожделенную природную сокровищницу.

Тартесс.

* * *

В самом Тартессе наблюдали за событиями на далеких средиземноморских островах безучастно — нет никаких сведений о вмешательстве Иберии в противостояние Карфагена и фокейцев.

У тартесситов хватало своих трудностей. На западе Пиренейского полуострова пунийцы обустроили плацдарм для наступления в районе Гадира. Ставка на прочный союз с Массилией себя не оправдала, греки блюли прежде всего собственные интересы и учинили совсем уж непредставимую подлость: лишили Иберию исключительной монополии на экспорт ключевого материала для производства бронзы — олова.

Выше мы говорили о том, что фокейцы, основавшие сразу несколько колоний близ устья реки Рона, получили удобные водный и караванный пути в материковые регионы Галлии. Освоение новых, ранее неизвестных рынков, заняло не одно десятилетие, но обитателям Массилии и городов-спутников было не занимать энергии, смелости и решительности для проведения тщательной разведки в северном и северо-западном направлениях — территория нынешней Франции для обитателей берегов Средиземного моря в ту эпоху выглядела сущей «черной дырой», неизведанной, опасной и загадочной.

Стараниями греков появляется «оловянный коридор» проходящий по землям кельтских племен секванов и рутенов с выходом в бассейн реки Сены, а значит к Ла-Маншу и далее к богатому оловом Корнуоллу. Дорога через Галлию в обход Тартесса была более чем вдвое короче (около тысячи двухсот километров в общей сложности против двух с половиной тысяч), а налаживание связей с кельтами способствовало развитию торговли с землями, о которых ранее в Средиземноморье имели самое расплывчатое представление, а то и вовсе никакого.