С. Михалков. Самый главный великан
Шрифт:
В 1959–1960 гг. одной из первых совместных акций союзов писателей и художников РСФСР стала инициатива создания «Добровольного общества охраны памятников культуры РСФСР».
Консолидировав свою власть и став премьером, Хрущев и его узкий круг обманут ожидания и не выполнят обещания. Более того, в 1958 г. начнется новый этап борьбы с Русской Православной Церковью. Новое наступление пойдет под негласным знаменем борьбы с… культом личности Сталина. Агитаторы и пропагандисты будут объяснять, что Сталин в 1943 г. восстановил патриаршество «под себя», что он захотел возродить церковь, дабы подменить ею большевистскую партию. Были приняты секретные, «не для печати», постановления. Под угрозу уничтожения попали церкви, монастыри, ценнейшие иконы, фрески…
Таков контекст выступления Михалкова на пленуме.
ЗАСЕДАНИЕ
Представим зал заседаний Верховного Совета Большого кремлевского дворца, в котором собралось тысячи три человек высшей номенклатуры. Сергей Владимирович выходит на трибуну. За ним – в президиуме руководство партии, государства и правительства, в нише десятиметровый беломраморный меркуровский Ленин. Перед трибуной застывшая во внимании многонациональная элита огромной страны.
Обратимся к неправленой стенограмме. Она точно передает нюансы. От нее веет эффектом присутствия. Выступающим дают по двадцать минут. С учетом того, что Хрущев известен своей любовью прерывать докладчиков и выступающих, реально из двадцати минут времени может остаться меньше.
Зал наэлектризован. До Михалкова на трибуне побывал забытый сегодня секретарь ЦК КП Украины по идеологии товарищ А. Д. Скаба. К концу его скучного выступления Хрущев вошел в азарт и разогрел зал диалогом. Речь идет о писателе Викторе Некрасове, авторе знаменитой повести «В окопах Сталинграда»:
Хрущев. Некрасов член партии?
Скаба. Член партии.
Хрущев. Зачем его держите? Он не согласен с Центральным Комитетом, а мы не согласны с ним. Нет места таким людям в партии. (Бурные аплодисменты). (РГАНИ. Ф. 2. On. 1, Д. 644, л. 59).
Зал почувствовал возможность оргвыводов, а значит, почуял запах крови. Об этом необходимо упомянуть, дабы передать атмосферу.
Михалков начинает неторопливо, торжественно:
«Дорогие товарищи, мне первый раз в жизни приходится выступать с такой высокой трибуны, поэтому я волнуюсь больше, чем обычно. Эта высокая трибуна обязывает меня говорить о том, что, на мой писательский взгляд, является сегодня наиболее важным, и поэтому я хочу говорить о воспитании наших внуков и детей». (Там же, л. 64).
Сказав «в первый раз в жизни», Михалков был формально прав: он никогда не выступал с такой «высокой трибуны» пленума ЦК. Но конкретно с этой трибуны он уже выступал: за полтора года до этого, на Всесоюзном совещании по вопросам идеологической работы. Речь его была смелой, и Хрущеву, который и тогда руководил совещанием, она, вероятно, запомнилась и, судя по вторичному приглашению, понравилась.
В сказанном и написанном Михалковым за семьдесят лет его общественно-политической деятельности, безусловно, есть много публицистической конъюнктуры, газетной злободневности. А может ли быть по-другому? Но в его публицистике все же больше вневременного и актуального. На том идеологическом совещании в декабре 1961 года Михалков говорил Хрущеву и залу:
«Но вот в международном аэропорту Шереметьево в зале ожидания висят люстры. Каждая из них стоит 60 тыс. рублей народных денег! Если одна из них, не дай бог, сорвется, то она может придавить целую делегацию. (Смех.) Эти люстры отвечают потребностям и вкусам мещанина. Это он, наш отечественный, доморощенный мещанин обожает плюш и бархат на окнах, бронзу под золото, дурные картины в позолоченных рамах, обои с разводами под шелк, оранжевые абажуры, коврики с кошками, оленями и лебедями, тяжелую мебель». (РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 167. Л. 271).
Напомним, что средняя зарплата в стране тогда была рублей восемьдесят-сто в месяц.
В той же речи Михалков передает свой разговор с боевым генералом:
«Заместитель командующего Одесским военным округом, бывший партизанский генерал тов. Дука [69] с горечью рассказывал мне, как он был свидетелем того, как трое юношей по очереди плевали в вечно горящий огонь у подножия памятника неизвестному матросу в Одессе. Ему лично пришлось, при полной пассивности окружающих, применить физическую силу, чтобы прекратить эти глумления и кощунства над воинской славой безвестного героя. Хотелось бы пожелать, чтобы мы подняли в глазах молодежи уважение к боевым наградам и форме воинов нашей родной армии». (Там же, л. 267).
69
Михаил Ильич Дука (1909–1976) – герой Советского Союза, один из руководителей партизанского движения на Брянщине. На Параде Победы он нес к Мавзолею символический ключ от поверженного Берлина. – Примеч. авт.
Это было сказано в декабре 1961 г.
В июне 1963 г. казалось, что поэт и драматург повторит что-то похожее, тем более что он он продолжает: «По складу своего характера я писатель-сатирик, но прежде всего я писатель для детей».
Не теряя времени, а времени мало, писатель-сатирик переходит в наступление. Он говорит о проявлениях «бесхозяйственнного равнодушия к театрам юного зрителя и кино для детей», подчеркивает роль библиотек.
Главный редактор «Фитиля» Михалков оперирует фактами. Он был мастером подлинной детали. Для него истина всегда конкретна, она отражена в цифрах, в точных цитатах и названиях документов. Он рассказывает об одном «революционном» решении Министерства культуры Казахстана: «Одним росчерком пера оно закрыло на бескрайних просторах республики 276 городских и районных детских библиотек, а освободившиеся помещения раздало различным организациям». Оратор цитирует горе-приказ: «…в целях улучшения деятельности специальных учреждений республики» (РГАНИ. Ф. 2. On. 1. Д. 644. Л. 73). В зале стоит дружный смех. Ведь критикуют не их республику, край, область. Пусть казахский делегат потом расскажет, что это за «спецучреждения»!
Но для Михалкова казахские горе-циркуяры – повод, один шаг до положения дел на бескрайних просторах России.
Пафос идет по нарастающей, достигает наднационального обобщения. Ведь Михалков предупредил, что будет говорить о «воспитании наших внуков и детей»:
«Та экономия, которая получена в результате всех этих упразднений и реорганизаций, ни в какой мере не может быть оправдана! А урон колоссален и он скажется не сегодня, а завтра. Такая «экономия» неминуемо влечет за собой разбазаривание накопленных годами фондов детской литературы, уход из библиотек опытных работников, сокращение количества читателей детских библиотек и, что особенно важно, резкое ухудшение качества идейно-воспитательной работы с детьми».
Если бы не последние слова о качестве идейного воспитания, то можно было бы подумать, что это сказано сегодня. Мысль звучит актуально. Так ли много изменилось за прошедшие полвека? Именно в этот момент Хрущев вторгается в выступление Михалкова. Начинается диалог. Обратимся к стенограмме:
«ХРУЩЕВ. А имеющиеся ассигнования на детские библиотеки пустить тогда на детские воспитательные колонии или детские тюрьмы и милицию. (Смех, аплодисменты).
МИХАЛКОВ. Спору нет, где возможно, там нужно наводить порядок. Но если, к примеру, начать экономить на длине брюк, то летом это еще туда-сюда, но зимой можно отморозить себе ноги по колено. А если, по аналогии, подобным образом «экономить» на воспитании детей, то можно заморозить детские души настолько, что потом их и не разморозишь! (Бурные аплодисменты)». (Там же, лл. 73–74).
Михалков был признанным мастером театрального жанра, популярным драматургом-сатириком. В этой живой театральной пьеске-экспромте на главной трибуне страны он сам выступает одновременно драматургом, режиссером-постановщиком, действующим лицом и исполнителем. Вызвав бурные аплодисменты зала, он добился, что на сцену главного театра страны вышел абсолютный на тот момент лидер сверхдержавы.