Сад Иеронима Босха
Шрифт:
«Они уже ставят элсмиты вместо крестов. Надо помочь им».
Джереми Л. Смит вспоминает фильм со Шварценеггером — «Красная жара». Для него это основной источник знаний о России. В учебниках изложены цифры и факты. Численность населения. Устройство государственного аппарата. Официальная религия. Язык. Приблизительный объем запасов ядерного оружия. Как живут в России, Джереми не знает. Ему представляются бескрайняя белая равнина и заснеженный лес. В лесу — медведи. И ярмарка. Люди в цветастых одеждах танцуют и едят блины с икрой, и у каждого второго — ручной медведь.
Да, и армия. Половина страны — это армия. Танки и автоматы Калашникова заменяют детям Lego. Никакой рекламы. И всё очень дорого. И пустые полки. И водка.
Водкой
Да, ещё космос. Гагарин — первый человек в космосе.
Фраза «Какие ваши доказательства?», искажённая произношением бандита.
Такова Россия в представлении Джереми. Он с трудом может вообразить тяжёлые белые русские церкви с элсмитами, стоящие посреди заброшенных полей.
Джереми летит именно в эту Россию. В медвежью и пьяную Россию, в снежную и холодную страну, где живут непонятные бородатые люди в тулупах. Он не знает слова «тулуп», но он видел его на картинке. Он называет это «русской курткой».
Кардинал Спирокки бывал в России дважды. То есть не в России, а в Москве. Раньше они были совершенно разными государствами — Россия и Москва. Они остаются ими и сейчас.
А что вы знаете о России, если живёте в США? Если проживаете во Франции? В Афганистане? В Австралии? Ничего. Вы точно так же представляете себе белых медведей и судите о русских по льюисовскому «Золотому компасу», где злобные татары с ручными волками охотятся на невинных западных детишек. Вас пичкают отвратительными выкидышами европейского и американского кинематографа. Они не удосуживаются даже пригласить носителя языка, консультанта. Американские актёры, играющие русских, озвучивают себя сами, с чудовищным акцентом и жуткими гримасами. Они не понимают, что русские — такие же, как они. Такие же. Они дышат тем же воздухом и гниют под теми же озоновыми дырами.
Кардинал Спирокки был в Москве. Его провели по Красной площади, по этому величайшему из мировых кладбищ, показали храм Христа Спасителя и памятник Петру Великому. Его приняли Президент и Патриарх Кирилл III. Ему показали, как всё хорошо: строятся новые церкви, страна процветает, в ней царит свобода слова и действий, люди ходят по улицам с широкими улыбками.
Поэтому нельзя утверждать, что Спирокки бывал в России. Он был в Москве. В России нет Красной площади и Кремля. В России нет храма Христа Спасителя. Это — Москва.
Джереми Л. Смит не знает, чем Москва отличается от России. Он надеется увидеть ручного медведя уже в аэропорту.
Когда самолёт поднимается в воздух, кардинал подходит к Джереми и говорит:
«Вам нужно быть крайне осторожным. Ни в коем случае не покидайте кольцо секьюрити, я прошу вас. Это совсем другой мир».
«Меня сожрут медведи, а?» — шутит Джереми Л. Смит.
Иногда он шутит. В его шутках чувствуется тот самый Джереми Л. Смит, о котором я вам рассказывал. Тот маленький говнюк из автомастерской. Он так и не научился понимать тонкий юмор. Он по-прежнему ржёт над тупыми ток-шоу и модными комиками. Пища для быдла, смех для масс. Есть два варианта: большинство людей либо смеётся над этими цветными кривляками, либо вовсе не понимает никакого юмора. Джереми относится к первой категории. Его смешат художественный пук и шуточки ниже пояса. «Снайпер-бабник может со ста метров кончить белке в глаз». «Господин Доширак, прежде чем заняться сексом, размачивает свой член в кипятке в течение пятнадцати минут». Это смешно. Он сидит на диване и показывает большой палец телеэкрану.
«Это не шутка», — говорит Спирокки.
Шутки кончились в тот момент, когда Джереми Л. Смит поцеловал Папу в лоб.
Джереми смотрит на кардинала исподлобья.
«Я не идиот», — говорит он.
Ты идиот. Ты форменный
идиот, из которого мы делаем Мессию, суперзвезду. Ты — искусственный разум, который выходит из-под контроля.Как в фильме «Газонокосильщик» с Пирсом Броснаном. Вы наверняка смотрели этот фильм: когда-то он был культовым, потому что впервые показал виртуальную реальность. Учёный, исследующий возможности человеческого мозга, подвергает своим опытам дегенерата-газонокосильщика, умственно отсталую обезьяну. И тот становится умным. Потом очень умным. Потом сверхразумным. И тогда в нём просыпается жестокость. Потому что жестокость — это необходимый придаток разума, вечно воспалённый аппендикс. Хомо сапиенс жесток по определению. Всё развитие человечества направлено на искоренение себе подобных.
Пока Джереми просто разумен. Спирокки не должен позволить ему стать гениальным. Когда Джереми Л. Смит смеётся над экранными комиками, кардинал вздыхает с облегчением. Время ещё не упущено. Всё почти в порядке.
Самолёт пролетает над Германией. Строгие немецкие бюргеры встают в пять утра и идут в церковь Смита, чтобы помолиться Мессии.
Самолёт пролетает над Польшей. Предыдущим кумиром поляков был Кароль Войтыла, Папа Иоанн Павел II (1978–2005). Первый неитальянец на римском престоле за четыреста пятьдесят лет. Первый поляк, настолько возвысившийся в лоне католической церкви. Добрый и умный, он был кумиром не только Польши, но и всего мира. Ещё несколько лет назад его портреты украшали каждый дом, каждую улицу Варшавы, Кракова, Познани. Человек, принесший мир. Канонизированный.
Теперь всё иначе. Иоанн Павел II остаётся в прошлом, становится пережитком былых времён. Теперь их кумир — Джереми Л. Смит. Потому что он — кумир всего человечества.
Самолёт пролетает над Белоруссией. Маленькая страна с непонятным политическим курсом и стабильно скучной внешней политикой уже на протяжении долгих лет. На костёлах — элсмиты. На церквях — пока ещё кресты. Это песчинка в мировой системе, пустое место, пятно на карте.
Самолёт летит над Россией.
Это отличный день. Май, солнце, ни облачка. Джереми внимательно смотрит в иллюминатор и изучает раскинувшийся внизу пейзаж. Он не видит снега. Конечно, ему говорили, что снег в России бывает только зимой. Что морозы там — далеко не каждый день. Что это такая же страна, как Италия, только чуть севернее. Но он не верил. Подсознательно он надеялся увидеть заснеженную равнину. Пустыню холода. Медведей и северных оленей.
Под ним — поля и луга, деревни и городки, необъятные просторы, сеть автобанов. Под ним — обыкновенное европейское государство, которого тут быть не должно. Если бы Джереми увидел снег, он подозвал бы Спирокки и указал ему: вот, смотри. Ты ошибался, а я был прав. Потому что я — Джереми Л. Смит.
Он может вызвать снег одним движением руки. Он может обрушить на эту страну тонны снега и льда, может превратить её в пустыню — может, может. Но это глупо. Этого он делать не будет. Потому что это не только глупо, но и неинтересно. Ведь здесь — миллионы людей. Это паства, за которую ещё стоит бороться.
Борьба за паству — это не вид спорта, вроде вольной борьбы или карате-до. Это даже не рыцарский бугурт. Это когда один человек выходит против тысячи — и укладывает всех одного за другим. Американский боевик. Арнольд Шварценеггер. Сначала — «Правдивая ложь». «Терминатор».
Теперь — «Красная жара».
Земля кажется плоской, но мир скрывается где-то за горизонтом, значит, она всё-таки круглая. С одной стороны линия горизонта рассекает Европу. С другой — теряется в бесконечности российских просторов. Почему-то Джереми приходит в голову, что он — всего лишь Господня песчинка, всего лишь пёрышко на Его огромной ладони. Стоит Ему шевельнуть пальцами, как от Джереми ничего не останется — ни малейшего следа, ни звука, ни отпечатка. Не будет никакого Мессии, точно его никогда и не было, точно это просто случайное заблуждение тысяч Господних детей.