Сад Иеронима Босха

Джереми Л. Смит со своей любовью разрушает общество, построенное на страхе.

* * *

Автомобиль Джереми Л. Смита останавливается у храма Христа Спасителя. Это титаническое сооружение. Оно давит своими монументальными стенами, своими потолками в тридцати метрах над головой. Оно давит тяжеловесными иконами, росписями, мраморными плитами с перечислением погибших в ходе наполеоновских войн. Это самый тяжёлый храм в мире. Если вы хотите полёта — вам не сюда. Вам в Барселону к Саграде Фамилии, в Париж к Нотр-Даму. Если вы хотите почувствовать тяжесть креста, вы пришли по адресу. Этот храм обрушивается вам на плечи.

Джереми поднимается по ступеням и запрокидывает голову. Светит солнце. Золотые луковицы сияют.

В храме Христа Спасителя нет торговцев. Они снаружи.

Неожиданно Джереми оборачивается.

«Зачем мне туда идти, а?»

Это пункт экскурсионной программы. Так запланировано организаторами визита. Это прописано в сценарии. Мировой религиозный лидер должен посетить главный православный храм России.

Но Джереми Л. Смиту неинтересны храмы. Ему безразлично, где исцелять и благословлять. Можно и в наркопритоне. Или в стриптиз-клубе. Или в интернет-кафе. Когда он неожиданно зашёл в собор Василия Блаженного, это был не тот Джереми Л. Смит, о котором я вам рассказываю. Это был какой-то другой Джереми. Тот, которого боится кардинал Спирокки. Но тот, о котором идёт речь сейчас, плевать хотел на храмы и иконы. Его интересуют девочки. Пока его Уна далеко, в Риме, он думает о русских девочках. О ретро-фильмах Рокко Сиффреди. «Russian Teen Obsession». Но он знает, что об этом нельзя говорить вслух. Поэтому просто отметает то, что совершенно его не интересует.

«Это главный храм Руси», — говорит Спирокки.

«И чёрт с ним», — тихо отвечает Джереми, разворачивается и возвращается к машине. Мощи Андрея Первозванного не дождались визита Мессии.

Толпа снова бурлит. Эпатаж на каждом шагу — Мессия не имеет права так себя вести. Они держат в головах какой-то кодекс поведения Мессии. Он должен делать то-то и то-то. А это — не должен. Мессия должен быть скромен и мудр. Должен вести себя согласно ожиданиям толпы. Это касается не только Джереми Л. Смита, но и любого публичного человека.

А вот и нет, я уверяю вас. Мессия никому и ничего не должен. Запомните. Он может позволить себе всё что угодно, и единственный фактор, который его сдерживает, — это его собственный разум. Собственная совесть.

Когда Джереми Л. Смит направляется к машине, настоятель храма Христа Спасителя отец Алексей морщит лоб и делает шаг вперёд. А потом тоже разворачивается и уходит в глубь своих белокаменных владений.

«Майбах» едет по Москве, просто катится по улицам, и всё. Джереми Л. Смит смотрит на окружающий его город. Он не задаёт вопросов. Молчит Спирокки, молчит О'Лири, молчит русский гид.

«Отпустите машины сопровождения, давайте».

«Но…» — пытается возразить кардинал.

«Отпустите».

Спирокки нажимает кнопку интеркома и просит оставить «Майбах» без охраны. Сначала его приказа не слушаются, не верят. Но затем «Мерседесы» секьюрити исчезают. Помимо Джереми, кардинала и О'Лири в «Майбахе» сидит ещё и местный гид.

«Остановите машину», — говорит Джереми.

Лимузин тормозит. Это Новый Арбат, рядом — Московский дом книги.

«Выходите. Все».

Спирокки непонимающе смотрит на Джереми. Раньше тот никогда не разговаривал с ним так. Он говорил нагло, говорил по-хамски, но никогда — в приказном тоне, холодно, как начальник с нерадивым подчинённым.

Джереми внимательно смотрит на кардинала.

«Выходите, кардинал, — он обращается к Спирокки на вы, по-итальянски. — У вас есть телефон — „Мерседес“ охраны заберёт вас».

Гид уже выбрался из «Майбаха». Терренс О'Лири сидит на месте. Указание Джереми его не касается. Кардинал, не отводя взгляда от Джереми, выходит из машины. В сердцах хлопает дверцей. «Майбах» трогается.

Джереми смотрит на Терренса О'Лири и спрашивает:

«Кто ты такой, а?»

С тех пор как Джереми оказался в Ватикане, этот человек сопровождает его постоянно. Он поджидает Джереми у дверей комнаты, выходит вместе с ним на балкон во время проповедей, летит в его самолёте и едет в его автомобиле. Но только сейчас Джереми Л. Смит неожиданно осознаёт присутствие Терренса О'Лири. Тот внимательно смотрит на Джереми, а затем протягивает руку к интеркому.

«Остановите».

Самый конец Нового Арбата.

Терренс О'Лири выходит из машины, а Джереми остаётся. Он сидит и смотрит в пустоту. Он не знает, кто только что сидел перед ним. Разум этого человека закрыт для него.

И не только разум. Полминуты назад у Джереми Л. Смита были вопросы к Терренсу О'Лири. Они возникли спонтанно, на голом месте. Кто он? Откуда взялся? Почему на него не распространяется власть Мессии? Но когда Джереми пытается задать эти вопросы, он тут же забывает слова, мысль ускользает, разум становится подобным выжженной пустыне. Он успевает задать только самый первый вопрос, но и на него не получает ответа. Самое странное, что внешне Джереми воспринимает это совершенно спокойно. Внутри всё иначе.

Джереми не привык к бессилию. Это странное чувство. Кстати, оно называется «страх».

Машина трогается с места. Она кружит по московским улицам и проспектам. Это не час пик — пробки совсем небольшие, но Джереми не замечает Москвы, потому что думает совсем о другом. Он думает о Терренсе О'Лири, о любви, обрушившейся на город, и об Уне Ралти, которая ждёт его в Риме. Весь план визита окончательно сорван — терять больше нечего. Но нечего и приобретать, потому что Джереми сделал в этом городе всё, что мог. Он покорил Москву, поставил её на колени.

Когда человек выходит на крышу, он боится. Боится не того, что случайно в эту бездну упадёт, — нет, что вы. Человек боится, что он сам, сознательно шагнёт в никуда. А когда он выходит на крышу именно для того, чтобы сделать этот шаг, его страх удесятеряется. Человек стоит на самом краю и смотрит вниз. Это искушение: отойти от края или перешагнуть барьер и взлететь. И в какой-то момент человек осознаёт, что ему просто не нравится его жизнь, его город, люди вокруг него — и только это является причиной его присутствия здесь, на самом краю.

Это даёт ему новую возможность — перекроить город. Давай, берись руками за яркие нити улиц и переплетай их по-своему. Пусть одноэтажки становятся небоскрёбами, подвалы превращаются в пентхаусы, на месте окон появляются стены и наоборот. Таксисты начинают путаться: их знание города уже совершенно ни к чему. Бетонная пропасть обращается зелёным холмом. Город, а вместе с ним и весь мир становятся подвластны человеку, потому что человеку подвластно всё.

И вот, когда человек доволен, когда мир вокруг него приходит в состояние гармонии, когда всё подчиняется заданным им законам, — тогда человек делает шаг и падает в пропасть, которую сам для себя создал.

Джереми изменяет под себя весь мир. Он изменяет под себя и этот город, но чего-то ещё не хватает для полной гармонии. Любовь — это ещё не всё. Джереми чувствует это, но не может найти недостающую деталь, уловить пропущенную ноту.

Он поворачивает голову и смотрит в окно. Останкинская телебашня. Она видна отовсюду, но теперь она близко. Джереми упирается взглядом в её чудовищное основание и говорит: «Стоп». Машина останавливается.

Сомнение. Только теперь, спустя столько лет, столько исцелённых и спасённых, спустя сотню остановленных войн и предотвращённых стихийных бедствий, спустя тысячу предсказаний и проповедей, после манны небесной и всеобъемлющей любви в Джереми закрадывается сомнение. Он выходит из машины. Это Новомосковская улица. Останкино, вся зелёная зона, отгорожено забором. У запертых ворот стоит скучающий охранник. Калитка открыта. Джереми подходит. Водитель трусит следом, как преданный пёс. Он не знает, что ему делать.