Сад лжи. Книга первая

* * *

Казалось, Роза плывет над городом.

Где-то далеко внизу остались и Нонни, и вся их чертова квартира на К-авеню. Осталось все то, что причиняет ей боль и страдания.

На самом деле она лежит в кровати — в теплом углублении, образованном их сплетенными под одеялом телами. И словно колышется на сладких волнах, посылаемых ритмическими ударами сердца Брайана. Как ей покойно! Как безопасно!

Брайан! Прекрасный Брайан! Ее любовник. Как странно и непривычно было думать о нем так — тогда, в самом начале. Какая это была радость — первая встреча с ним! А какой стыд она испытала! Ее прямо мутило. На глазах сами собой выступили слезы. А Брайан? Боже, до чего он был опечален, как боялся, что сделал ей больно! Она успокаивала его, а он — ее. И вот, сами того не замечая, они снова занялись любовью.

Девять лет. С тех пор прошло целых девять лет! Матерь Божья, неужели так много?

С того дня Роза перестала исповедоваться в церкви. Что толку было ходить туда? Говорить Богу, что ты жалеешь о случившемся, когда в глубине души знаешь: все равно будешь делать то же. Да и как можно остановиться? Любовь к Брайану — это единственное, что помогает ей жить!

Оставалось лишь надеяться, что Господь с Его бесконечной милостью сумеет понять и простить ее.

Она слегка подвинулась, чтобы лучше видеть лицо Брайана. Приподнявшись на локте, она посмотрела в окно поверх его плеча. На улице горел фонарь, и его свет создавал волшебное кольцо из тумана, прорезаемого хлопьями снега, который островками покрывал зелень спортивного поля за их домом. А справа, как всегда, нависала темная тень Батлеровской библиотеки.

Сколько раз лежала она вот так в его комнате общежития „Хартли Холл", глядя в окно второго этажа. Лежала и думала: когда же наконец им не надо будет урывать минуты, чтобы быть вместе?

„Скоро, — пообещала она себе, — скоро мы будем вместе. В самом крайнем случае — через год. И тогда все изменится! Как мы и мечтали. И если уж столько времени пришлось ждать, то еще немного — это нетрудно".

…Взгляд ее вернулся в комнату. Собственно, это даже не комната, а каморка. Большой встроенный шкаф. Вдоль испещренных следами чертежных кнопок стен тянутся деревянные и металлические полки, доверху заставленные книгами. Сколько раз она мечтала, что когда-нибудь у нее будет время их все прочесть! Хемингуэй, Фолкнер, Фитцджеральд, Джойс, Бодлер… В углу, на изрезанном дубовом столе — старенький „ундервуд", рядом из коробки торчат отпечатанные страницы. Страницы романа, который Брайан начал писать еще до того, как погрузился в свой диплом.

Она прочла его, и ей понравилось. Даже очень. Гордость за Брайана так и распирала ее, согревала сердце. И какое значение имеет, что матрац продавлен, а у них с Брайаном нет за душой и цента. В один прекрасный день он станет знаменитым. В этом нет ни малейшего сомнения. И его книги будут наверняка стоять на таких же вот полках в студенческих общежитиях рядом с книгами Джойса и Фолкнера.

Она принялась внимательно изучать лицо Брайана: в тусклом свете, проникающем с улицы, оно, казалось, состояло из одних плоскостей и впадин. На лбу и переносице поблескивали капельки пота. Она слизнула одну с виска, ощутив на кончике языка солоноватый вкус.

— М-м-м! Так бы и съела тебя всего! — шепнула Роза, нежно потеревшись носом о шею Брайана. — Только вот что я потом стану делать, когда от тебя ничего не останется?

— Роза… — Брайан неожиданно сел, сбросив одеяло на пол, так что ей тут же стало холодно. — Я все время забываю тебе рассказать одну вещь… Хотя должен был бы сделать это до того, как… — Он отвел взгляд: его гордый профиль резко выделялся на фоне окна. — Господи Иисусе! До чего мне это ненавистно. Право, не знаю, как к этому приступить…

Задрожав, Роза обняла себя руками, прижав локти к животу. Что-то тут не то! Чутье ее не обманывает. Она почувствовала неладное еще раньше, когда он пришел к ней в последний раз. Его движения были непривычно яростными: похоже, он хотел причинить ей боль.

— Что случилось, Брай? — Она тоже села, завернувшись в пододеяльник, словно защищая себя от известия, которое наверняка будет плохим.

— Мне бы надо было рассказать тебе об этом еще до того, как… Но понимаешь, когда я тебя вижу, то забываю обо всем на свете. И единственное мое желание — обнять тебя покрепче и привести сюда.

Роза нервно рассмеялась:

— Знаю. Мечта каждого сопливого мальчишки, который, как ты, прислуживал у алтаря. Мечта о чистенькой девочке-католичке. Наверное, ею разбавляют святую воду, чтобы вызвать половое возбуждение. Ее, эту воду, надо было бы разливать по флакончикам — вместо духов. „О-де Ватикан". Как, по-твоему, Папа бы разрешил? — Она все говорила и говорила, чтобы не слышать того, что предстояло услышать. — Господи! Ты помнишь эти страшные муки совести, которые я испытывала? О, как хорошо я представляю себе состояние мучеников, надевших власяницу…

— Роза. Призывная лотерея. Выпал мой номер.

Его слова прозвучали, как удар чугунного шара, которым ломают каменную стену дома. Глухой шум в ушах никак не хотел стихать.

— Невозможно!

Но произнося это, она уже чувствовала, как сжались ее мышцы и холодные капли побежали по спине.

— Но так случилось.

— Нет!

Шум в ушах перешел в тревожный набат. Голова раскалывалась от нестерпимого гула.

— Ты должен им сказать. Это ошибка. Кто-то нажал в компьютере не ту кнопку. Тебя никто не может обязать. Ты имеешь право на отсрочку. Они не могут тебя взять. Господи, Брайан! Вика Лючеззи убиливо Вьетнаме! А бедняга Бадди… — договорить она так и не смогла.

— Ну не всех же… — начал он, но она зажала уши руками.

— Нет! Нет! — продолжала твердить Роза. — Не ты! Только не ты, Брайан!

Она слышала, как ее голос переходит в крик. Но шел он откуда-то извне. Как будто сирена „скорой", доносящаяся с улицы.

— Роза. Не преувеличивай… — Брайан попытался обнять ее, но она отстранилась, вся сжавшись: если позволить — это будет означать признание страшной реальности.

— Тебя не могут заставить, — повторила она, стараясь говорить как можно спокойнее. — У тебя отсрочка.

— Постой, Роза. На прошлой неделе я получил повестку. Меня просили явиться на медицинскую комиссию. Я не стал тебе говорить. Ведь могло оказаться, что у меня какой-нибудь там шум в сердце или еще что-то, из-за чего меня признали бы не годным к военной службе. Но сегодня я получил ответ. Здоровье в полном ажуре. На следующей неделе мне велено прибыть в Форт Дикс для прохождения первичной военной подготовки…

В голове у Розы, как в приемнике, что-то гудело и потрескивало. Потом она словно поймала шестичасовые новости с их кошмарными известиями. И тут же воочию увидела своего Брайана, лежащего на рисовом поле, — комбинезон пропитан кровью, которая алыми кругами растекается по вспененной поверхности воды, заполнившей воронку.

„Нет, Господи! Нет!" — беззвучно молят ее губы.

Усилием воли она заставляет себя прогнать страшное видение.

Но ее воля оказывается бессильной против охватившего тело озноба: кажется, вместо крови сердце гонит по жилам ледяную воду.

Этот страшный холод — реальность, а не плод ее больного воображения.

Как реальность и то, что Брайан отправится во Вьетнам. Туда, где в него будут стрелять. Где его могут ранить или даже убить!

— НЕТ! — кричит Роза, вскакивая с постели.