Сага о первооткрывателях

Во время учёбы В.А. Цареградский несколько раз ездил домой и в другие регионы страны. Каждый раз он подавал заявление на имя инспектора института, в котором указывал цель, адрес, сроки поездки. Заявление визировал заведующий факультетской канцелярией. Следовало сдать ликвидационный лист – аналог современного обходного листа. Цареградский посещал заведующих учебной библиотекой, химической лабораторией и геологическим кружком, библиотекой имени И.В. Мушкетова и факультетской канцелярией, собирал подписи, подтверждавшие отсутствие у него каких-либо задолженностей. Состав списка менялся. Так, в 1925 году он расширился до 11 пунктов за счёт столовой и буфета, кассы взаимопомощи, экспертно-ссудной кассы, общежития и лавочки профкома. На старших курсах в нём фигурировали лаборатории и кружки. Сбор подписей занимал много времени.

По истечении срока действия увольнительного билета студенту следовало срочно прибыть в институт. Билет имел примечание следующего содержания: «Ввиду учёта и регистрации студентов Петрогр. горного ин-та Горным Советом и обязательных занятий возвращение к указанному в отпускном свидетельстве сроку является безусловно обязательным, вследствие чего Птр. горный ин-т просит надлежащие власти оказать содействие к своевременному возвращению студента и направить его к месту обучения. За студентом имущества от Ин-та не числится». Такой билет давал право на бесплатный проезд и провоз шести пудов багажа. Цареградский получал увольнение в отпуск девять раз. 23 августа 1921 года сразу после сдачи вступительных экзаменов он уехал на месяц домой, в село. Второй раз он приезжал в Никольское-на-Черемшане в период весенних каникул – с 10 по 25 апреля 1922 года.

Для прохождения практики полагалось удостоверение. Летнюю геодезическую практику ему разрешили пройти в Никольском при условии предоставления отчёта о проведённых работах. Удостоверение, подписанное деканом геолого-разведочного факультета 8 июля 1922 года, давало право на отпуск сроком не более одного месяца. В августе В.А. Цареградский заболел. У него открылась малярия в тяжёлой форме, после которой он страдал малокровием и упадком сил. Год спустя ситуация повторилась. Он попал в Никольскую больницу непосредственно перед возвращением в Петроград – 10 сентября 1923 года. Находился на амбулаторном лечении 16 дней, поэтому часть занятий пропустил. Голодные и холодные годы. Выдававшийся паёк состоял из 400 граммов хлеба с примесью опилок и нескольких селёдок в месяц. Чтобы как-то продержаться, Валентин в свободное от учёбы время работал в артели портовых грузчиков на разгрузке рельсов, где платили продуктами.

На втором курсе Цареградский подрабатывал уже составлением карт и чертежей. Жил вместе со студентом инженерного института на съёмной квартире, у дяди своей будущей жены Екатерины Ивановны Серпуховой. Они поженились, когда ей было 17, ему – 20 лет. Как и отец, в студенческие годы Валентин самостоятельно содержал семью: в 1925 году у него родилась старшая дочь Вероника, в 1927-м – младшая – Ирина. Связь Цареградского с Серпуховыми сохранится на долгие годы. Будет она непростой и порой драматичной…

О Серпуховых можно написать большой исторический роман: настолько в жизни этой семьи многогранно отразился образ жизни людей, связанных с геологией молодой Республики Советов, проявился сам дух того времени.

Передо мной рукопись воспоминаний Нины Ивановны Сер-пуховой, хорошо знавшей и Билибина, и Цареградского. Они люди одного поколения, одного круга общения. Она сестра Екатерины Серпуховой, жены Валентина Александровича Цареградского и сестра геолога Владимира Ивановича Серпухова.

В.И. Серпухов станет известным исследователем Чукотки, Дальнего Востока. В памяти Нины Ивановны сохранилось много и забавных, и драматических событий начала ХХ века. Другой замечательный брат Юрий Серпухов, как и большая часть, о ком она пишет, – геолог, спасёт в тайге от верной гибели выдающегося нашего отечественного учёного – академика С.С. Смирнова. Но об этом чуть позже и в соответствующем месте повествования.

* * *

Самарский край удивительным образом соединяет в себе многие и многие судьбы. В своё время, если говорить о геологах, он приютил семью Билибиных, молодого Валентина Цареградского в начале его студенческих лет. На всю жизнь – младшего брата Цареградского Александра.

Трудовой подвиг Самары (Куйбышева) во время войны велик! И вершился он с помощью всей страны. Ещё в студенческие годы сложилось у меня стихотворение о Самаре. Многое городу довелось пережить в военные, послевоенные и в перестроечные годы. Но стоит Самара! И своего статуса не потеряла! Она достойно занимает своё место в доблестном треугольнике: Москва – Ленинград – Самара! Крепкая конструкция – этот треугольник!

Святый старец Алексий недаромНапророчил в лихие года,Что быть городу в устье СамарыИ стоять ему здесь навсегда.Много дней и воды убежало,Плыли барки по Волге, челны…Зарождалась, росла и мужалаЗапасная столица страны.Молодецки судьба развернулась,Есть откуда нам силушку брать.Эта сила недаром проснулась,Силе этой любое под стать.Как светлы здесь весенние зори,Как улыбчиво смотрят вослед.Может, кто-то со мной и поспорит,Но приветливей города нет.Не челны, а ракета речнаяНа просторе на волжском летит.Ах, столица Самарского края,У тебя ещё всё впереди!

* * *

Воспоминания Нины Ивановны Серпуховой [3] (в замужестве Савченко) написаны для её детей, но они настолько насыщены подробностями и приметами жизни начала ушедшего века, так пронизаны и личным, и общественным, что их вполне можно называть свидетельством эпохи.

Жалея о том, что оставляю в стороне, несомненно, очень интересные подробности, в том числе и бытового уровня, из-за недостатка места приведу лишь то, что непосредственно связано с геологами.

3

Текст воспоминаний публикуется впервые.

Писала она уже в пожилом возрасте. В самом начале отмечает: «У папы с мамой нас было восемь человек: три брата и пять сестёр. Перечисляю по старшинству: Коля, Вера, Маруся, Володя, Лена, Катя, Нина (я), Юра…

…Начну о каждом из нас, что помню, по старшинству…»

Несколько нарушим порядок. Вначале дадим отрывки из воспоминаний, которые касаются лично её, потом – окружения. Для того чтобы было удобнее читать, я дал отдельным эпизодам названия.

Она пишет, не приукрашивая события, не лакируя их. О себе чаще всего отзывается с явной иронией. На первой же странице читаю: «Меня мама жаловала меньше других. Была я упрямая и непослушная. Совсем изменилось отношение мамы ко мне, когда я уже была замужем за вашим папой. Помню, как мама сказала, когда я приехала из Бугуруслана: «Нинка приехала, и в доме точно солнышко проглянуло: такая весёлая и жизнерадостная».

Конечно, мама всегда любила меня, и доставалось мне больше других только потому, что я была хулиганкой. Доставалось всегда за дело».

Ещё бы! Чего стоит проделка со змеёй, которую она со своей подругой Соней, живя в лесничестве, подложила старой деве – бухгалтерше, ненавидевшей их, подстраивавшей всякие пакости. И постоянно на них жаловавшейся. Поэтому им часто «влетало».

Гадюка для бухгалтерши

Так вот, зная, что бухгалтерша безумно боится змей, они решили убить гадюку и подложить ей в кровать. Подруга её не боялась змей и часто убивала их в малиннике, когда они собирали ягоды.

Как назло, в этот раз в малиннике змея не попалась. Тогда они выкрали одну из заспиртованных в банке химиком Орловым змей и перенесли её из лаборатории в комнату бухгалтерши. Положили на покрытую белоснежным покрывалом кровать.

Развязка событий выразилась в диких воплях вылетевшей пулей из спальни её владелицы. На крики сбежались все, кто был рядом. Проказницы давились от хохота в дальнем конце двора.

Не буду далее описывать события. Они воспроизведены непосредственно и с задором.