Сальватор

Наконец он толкнул ногой дверь винного погреба. Вырвавшийся из щелей сквозняк мигом задул свечу.

Он остался стоять в полной темноте, словно пленник тьмы.

Когда погасло пламя свечи, у него из груди вырвался крик. Но вскоре он вздрогнул и смолк, потому что испугался, как бы звук его голоса не поднял из могилы мертвых.

Ему надо было или продолжать идти через винный погреб, или возвращаться назад в вестибюль.

Но как он мог повернуть назад: а если призрак Урсулы идет за ним следом?!.

Он предпочел пойти вперед.

Невозможно описать, что произошло в этой душе, дрожавшей еще сильнее, чем листья осины, за те пять секунд, которые понадобились убийце на то, чтобы пройти под этими мрачными сводами.

Наконец он подошел к дровяному сараю.

И там решил, что почти спасен.

Но дверь, выходящая в парк, оказалась закрытой, а ключа в замке не было. Задвижка заржавела и не поворачивалась. Первая попытка открыть дверь была безрезультатной.

Несчастному старику едва было не отказали силы.

Он подумал, что если он еще раз пройдет через винный погреб, то просто умрет от страха.

Он собрал все свои силы.

Замок поддался, и дверь распахнулась.

Ворвавшийся с улицы свежий воздух налетел на его вспотевшее лицо и остудил его.

Это дуновение показалось ему бесконечно приятным после затхлой атмосферы подземелья.

И он всей грудью вдохнул чистый ночной воздух!

Он почувствовал себя увереннее.

И уже открыл было рот, чтобы поблагодарить Господа, но не осмелился этого сделать.

Ведь если был Бог, то почему он, Жерар, разгуливал на свободе, а господин Сарранти сидел в тюрьме?

Вполне вероятно, что в этот самый момент господин Сарранти спал тем спокойным сном, который дает праведнику силы взойти на эшафот, а вот он бодрствует, душу его терзают угрызения совести и страх, колени подгибаются, руки дрожат, по лицу струится пот.

И во имя исполнения какого ужасного дела он не спит? Какую ужасную работу предстоит ему выполнить?

Ему предстояло вырыть из могилы и перепрятать останки своей жертвы.

Хватит ли у него на это смелости? И хватит ли ему на это сил?

Во всяком случае, он постарается это сделать.

Он быстрым и почти твердым шагом пересек открытую и освещенную луной лужайку, которая отделяла замок от парка.

Но, когда он оказался в тени высоких деревьев, когда его окружила таинственная и что-то шепчущая темнота, ледяная рука страха снова схватила его за волосы.

Он, впрочем, был уже на аллее, которая вела в заросли.

Он увидел высокий дуб и стоящую рядом с ним скамейку.

Страх тянул его назад, но он знал, что надо идти вперед.

И он шел вперед, влекомый той же силой, которая тянет преступника на эшафот.

В какой-то момент он подумал, не лучше ли было действительно пойти на эшафот, чем делать то, что он собрался сделать.

Там по крайней мере его ждал всего один удар, которого бы он и не услышал. И умер бы он сразу же и без мук. И искупил бы все свои грехи.

Но долгая, как агония, процедура суда, застенок, это вонючее и холодное преддверие склепа, палач и его темные одежды, покрашенный красной краской эшафот с двумя издали заметными тонкими стойками, ступеньки, по которым следовало подняться при помощи двух подручных палача тем, кого покидали силы, качели, на которые вас уложат, треугольное лезвие гильотины, которое заскользит по направляющим, – все это делало смерть жестокой, постыдной, невозможной!

И эти мысли, вихрем пронесшиеся в мозгу убийцы, заставили его принять решение поскорее выкопать труп, несмотря на то, что он, возможно, будет умирать от страха, делая это, нежели умереть смертью Кастеня и братьев Папавуан.

И он решительно вошел в чащу и принялся за работу.

Прежде всего предстояло точно найти нужное место.

Он опустился на колени и потрогал землю руками.

По жилам его пробежал смертельный страх. Но вызван он был вовсе не тем, что намеревался сделать господин Жерар, – хотя дело предстояло ужасное! – причина его страха заключалась совсем в другом.

Ему показалось, что на этом, так хорошо ему знакомом, месте земля была свежевскопанной.

Неужели он прибыл сюда слишком поздно?

Одно опасение уступило место другому.

Он в порыве отчаяния сунул руку в рыхлую землю и даже вскрикнул от радости.

Скелет был на месте.

Он тронул рукой нежные шелковистые волосы ребенка, прикосновение к которым привели в такой ужас Сальватора.

А его это прикосновение успокоило…

И он начал рыть.

Не станем смотреть на это постыдное деяние.

Лучше подышим свежим воздухом.

Посмотрим на прекрасные звезды на небе, на эту золотую пыль, которая летит из-под ног Господа нашего.

Прислушаемся, не долетят ли до нас этой чистой ночью через неизмеримые пространства эфира какие-нибудь ноты того небесного гимна, который распевают ангелы во славу Господа нашего.

Но пора уже и перевести взгляды на грешную землю, поскольку проклятый Богом человек уже выбирается, бледный и дрожащий, из зарослей парка, держа в одной руке заступ, а в другой – нечто бесформенное, что он прикрывает полой своего плаща.

Что же он теперь ищет растерянным взглядом, хлопая ресницами?

Он ищет место, куда бы он мог спрятать свою скорбную ношу, куда бы зарыть того, кого больше нет.

Господин Жерар дошел не останавливаясь до конца парка, положил плащ на землю и начал рыть.

Но после третьего или четвертого взмаха заступом он покачал головой и пробормотал:

– Нет-нет. Только не здесь!

И он снова взял свой плащ, прошел сотню шагов, вошел в заросли деревьев, снова остановился и снова заколебался…

И опять отрицательно покачал головой.

– Слишком близко от того места! – сказал он.

Наконец его осенило.

И он снова взял в руки плащ и опять двинулся в путь своей нервной походкой, которой прошел уже два этапа.

Теперь он направился к пруду: на сей раз он больше не боялся увидеть скользящий над его водой призрак.

Призрак был завернут в его плащ.

Подойдя к берегу пруда, он уложил плащ на траву и принялся его разворачивать.

В этот момент вдали послышался заунывный вой.