Сальватор

Начиная с ближайшего воскресенья, в полдень, ежедневно будут проходить сеансы позирования в мастерской господина Петрюса Эрбеля де Куртенэ.

Маленькую Абей будут привозить в мастерскую художника ее двоюродная бабушка, маркиза де Латурнель, и ее старшая сестра графиня Регина.

Будут дни, когда маркиза де Латурнель не сможет приезжать с внучатой племянницей по причинам состояния здоровья или же из-за выполнения своих религиозных обязанностей.

И тогда девочку будет сопровождать одна только ее сестра Регина.

В зависимости от стараний художника портрет может быть написан всего за несколько сеансов или сеансы будут длиться в течение целого месяца.

Желая только, чтобы портрет полностью соответствовал оригиналу, мы не станем подгонять художника.

Для того чтобы не возник вопрос оплаты, заранее установлено, что за портрет будет уплачено двести луидоров.

Поскольку господин Петрюс Эрбель де Куртенэ, возможно, будет слишком горд, чтобы принять эти деньги, заранее условлено, что эта сумма будет роздана в качестве милостыни, на нее будут куплены китайские вазочки и платье для Рождественской Розы – небесно-голубого цвета, похожее на то, иметь которое так хотелось бедной Ослиной Шкуре.

Итак, мой милый Ван Дейк, ждите в воскресенье в полдень маленькую Абей, маркизу де Латурнель и Вашу нежно любящую

Регину».

Таким образом, это самое письмо, несмотря на то, что оно содержало такую хорошую новость, именно потому, что оно содержало столь хорошую новость, привело Петрюса в полное отчаяние.

В полдень в воскресенье Регина придет с теткой и сестрой, и что они здесь увидят?

Аукциониста, продающего картины и обстановку Петрюса!

И Петрюс ничего не сказал!

Как он перенесет этот позор?

В какой-то момент ему пришла в голову мысль бежать, уехать за границу, никогда больше не видеть Регину.

Но не видеть больше Регины значило отказаться от жизни.

Это было хуже того: это значило бы продолжать жить с умершим сердцем.

Был момент, когда Петрюс пожалел не о том, что не смог спасти отца от разорения – скажем, что эта дурная мысль ему даже и в голову не пришла, – а о том, что отказался от предложения Жана Робера.

Петрюсу действительно оставалось бы в таком случае упорно работать, как он это делал раньше, для того, чтобы как можно скорее вернуть Жану Роберу те деньги, которые он у него взял бы.

Его краткосрочное безделье, роскошная меблировка, лошади, карета произвели на него, с коммерческой точки зрения, чудесное действие.

Все решили, что он получил наследство от некоего неизвестного дядюшки, что в деньгах он не нуждается. И, начиная с этого времени, цены на его картины поднялись вдвое.

Но, с головой уйдя в свою любовь, Петрюс больше не писал картин.

Да если бы он только смог занять где-нибудь десять тысяч франков, он написал бы много новых полотен и за три месяца вернул бы долг, под какие бы проценты ему этот заем ни предоставили.

Ну почему он не попросил у Сальватора одолжить ему эту сумму?!

Но нет: суровое лицо Сальватора делало невозможной подобную просьбу.

К тому же разве не голос Сальватора, подобно отдаленному эху неумолимого закона, ответил ему: «Четвертое апреля!»

И Петрюс покачал головой, словно бы отвечая самому себе на эту мысль.

– Нет, нет, – сказал он. – Если и обращаться, то только не к Сальватору!

Но тут же добавил:

– Но лучше уж обратиться к нему, чем потерять Регину!..

В этот самый момент на лестнице появился новый посетитель.

Поскольку этому новому посетителю суждено сыграть большую роль в последующих событиях, мы с позволения наших читателей оставим Петрюса наедине с его мрачными мыслями и обратим наш взор на вновь прибывшего.

Это был человек лет сорока пяти или пятидесяти, довольно высокого роста, широкоплечий, с мощной шеей и сильно развитой грудью.

Голова его была покрыта зарослями рыжих вьющихся, почти курчавых волос. Брови его были смоляного цвета и очень контрастировали с цветом волос на голове. Они были густыми и жесткими. Из них произрастали несколько толстых прямых волосинок, острых, словно жала.

Бакенбарды на его щеках, переходя в усы, были рыжего цвета, но поскольку в них было достаточно седых волос, то настоящий их цвет установить с точностью было никак невозможно.

В целом лицо незнакомца говорило об открытом, даже резком, но никак не злобном характере.

Напротив, его улыбка, которая постоянно играла у него на губах, свидетельствовала о радостном добродушии, о том, что, грубоватый внешне, он имел добрый и покладистый нрав.

Увидев его в первый раз, человек постарался бы отойти подальше.

Посмотрев на него во второй раз, человек протянул бы ему руку, поскольку веселость его лица внушила бы ему немедленно большую симпатию.

Мы уже сказали о том, сколько ему на вид можно было дать лет.

Этот возраст подчеркивался двойной глубокой морщиной, которая треугольником пересекала его лоб, начинаясь прямо над переносицей.

Что же касается профессии этого персонажа, то о ней можно было легко догадаться по многим признакам.

Прежде всего его походка выдавала в нем моряка: при ходьбе он покачивался из стороны в сторону, как это делают только люди, долгое время проведшие на палубах кораблей в море и продолжающие и на суше ходить вразвалочку, широко расставляя ноги. Такая походка позволяет сынам Нептуна, как выразился некий член французской Академии, бороться с килевой и бортовой качкой.

Кроме этого характерного признака, наблюдательный человек мог бы догадаться о профессии незнакомца и по другим, менее значительным деталям.

В ушах незнакомца были два маленьких золотых якорька.

Его довольно изысканный костюм наводил на мысль о профессии даже не очень сообразительных людей.

Под его чрезмерно распахнутым синим сюртуком с металлическими пуговицами был виден бархатный жилет, из кармашка которого свисала огромная золотая цепь.

Кроме того, на нем были надеты широкие штаны со сборками, заправленные в сапоги и известные в то время, как штаны а-ля казак.