Самая честная мошенница
Шрифт:
— Да чтоб тебя, — выругалась я сквозь зубы и врезала ему рукояткой револьвера по башке.
Солдатов вырубился, уткнувшись лицом в приборную панель, а я, дотянувшись через него до ручки, распахнула дверцу и выпихнула ногой безвольное тело на дорогу, затем захлопнула дверцу и уехала. По пути я сменила сим-карту и позвонила в милицию, сообщив старчески дребезжащим голосом, что дома у такого-то пакет марихуаны.
— Да, мальчик, я сама видела, как он торгует. Приехала к подруге, а тут прямо у подъезда наркоманы коробочки с травой покупают. А этот мальчишка, торговец — Виталик Солдатов, еще меня обматерил, когда я
Дежурный хотел прервать меня:
— Бабушка, может, это не наркотики, может, глаза вас подвели?
Но я продолжала гнуть свою линию:
— Я ветеран войны и не позволю какому-то молокососу меня оскорблять! Если вы не примете мер, то я пойду в прокуратуру, напишу губернатору. — Не дав дежурному открыть рот, я отключила сотовый. Дело сделано.
Остановившись в соседнем квартале на безлюдной площадке за магазином, я прямо в машине сняла грим и к часу, как обещала, вернулась в квартиру своего клиента с упаковкой пива и здоровенным сушеным лещом.
Вид леща насторожил Бурсова.
— В них могут быть солитеры всякие. Лучше бы купили копченого. Какая-никакая температурная обработка.
— Что было, то и купила, — буркнула я. — А солитеру на ваше копчение начхать.
Из гостиной прибежал Цезарь. Терьер вяло облаял меня и с чувством выполненного долга удалился.
— Я вчера спрашивала у вас разрешения обыскать квартиру, — напомнила я, доставая из спортивной сумки детектор «жучков». — Как, вы не передумали?
— Не понимаю, какой в этом смысл, — пожал плечами Бурсов. — Милиция уже осматривала квартиру и вещи моей жены с моего разрешения.
— Одно дело осматривать, а другое — полномасштабный обыск, — ответила я. — Понимаете, мы можем обнаружить что-нибудь, что натолкнет на мысль, где искать вашу жену. Записка какая-нибудь, чек, может, билет на маршрутку — точно не знаю.
— Ладно, делайте, что считаете нужным, — проговорил Бурсов, обреченно вздохнув. — Только полы паркетные не вскрывайте.
— Обещаю, не буду, — улыбнулась я и, осматривая его наряд, спросила: — Вы куда это собрались? — На клиенте был надет стального цвета костюм, белая рубашка, галстук.
— Позвонил следователь, велел приехать в три. Вроде бы открылись новые обстоятельства дела, хотел задать мне несколько вопросов, — ответил Бурсов, рассматривая себя в зеркале в коридоре. — Вроде не мятый, да?
— Отличный костюм, — похвалила я. — Вы уверены, что это был именно следователь?
— Да, — ответил Бурсов и повернулся к зеркалу боком. — Фамилия Петерсен, я узнал его голос. Он приходил сюда. Как вы учили, я перезвонил ему и удостоверился.
— Отлично, вы молодец, — улыбнулась я и задумчиво пробубнила: — В три, в три… Должна успеть.
— Все-таки на спине немного помято, — сказал Бурсов нерешительно.
— Нет, — сказала я, — он просто немного морщит, нужна подгонка по фигуре. Вы его на заказ шили или покупали?
— Жена подарила. Хоть дешевый, а смотрится прилично, — ответил Олег Николаевич, поправляя галстук.
— Говорите, дешевый? Позвольте. — Я заглянула на ярлык. — Это дорогая марка, такие костюмы нельзя назвать дешевыми. Меньше пяти тысяч долларов такой не стоит.
— Да бросьте вы, — не поверил Бурсов.
Настаивать я не стала — не до этого.
Проверка квартиры детектором излучений «жучков» не выявила. Осмотр
туалетного столика Бурсовой показал наличие дорогой косметики и духов. В шкафу я нашла несколько сумочек от известного дизайнера. Туфли Бурсова предпочитала носить той же фирмы. Одни, я даже не поверила глазам, из кожи питона. Скромные вечерние платья от знаменитого модельера по тысяче зеленых и тому подобное.— Значит, говорите, ваша жена в секонд-хенд заходила? — переспросила я Бурсова, крутившегося рядом.
— Да, вот это платье она там купила, шуба искусственная оттуда же, — проговорил он с серьезным лицом.
Я пригляделась, не шутит ли он. Бурсов не шутил. Он действительно принимал на веру все, что ему говорила жена.
— Это настоящий соболь, — ткнула я пальцем в шубу. — Уж поверьте, я разбираюсь в вещах.
— Но тогда она стоит очень дорого, — нахмурился Бурсов. — Откуда бы Роза взяла такие деньги?
— Мне тоже интересно, — призналась я, выдвигая из шкафа ящик. Вытряхнув из него содержимое, я обследовала дно. С обратной стороны при помощи скотча была укреплена толстенная пачка новеньких хрустящих стодолларовых банкнот.
— Что это? — хрипло спросил Бурсов.
— Деньги, — ответила я и, оторвав пачку, проверила. — Настоящие.
— У нее же зарплата тысяч пять-шесть, — потерянным голосом сказал Бурсов. — Она, что же, брала со студентов взятки? Как же так? Ведь сама же говорила, что это мерзко. Я просто не верю!
— А откуда у вас пластиковые окна? — поинтересовалась я. — В режиме жесткой экономии это весьма существенная сумма. Вы же все деньги на квартиру откладывали.
— Роза сказала, что это за счет института всем преподавателям ставили. — Бурсов с тоской посмотрел на меня. — Тоже наврала, выходит? И машина… сказала, что взяла ее в рассрочку на двадцать лет. Вроде у одного студента отец владеет автосалоном и предоставил такой кредит без процентов. Боже мой! Куда же она влезла?
— История темная, — согласилась я. — Могу сказать, что тут дело не во взятках. Все гораздо хуже. Объясню потом. Кстати, в этом сейфе хранятся ваши ружья?
Бурсов посмотрел на стальной сейф высотой полтора метра, обшитый лакированным деревом и замаскированный под бюро.
— Да, там ружья, — кивнул он головой. — Еще документы и деньги, бижутерия Розы.
— Откройте, — попросила я.
Олег Николаевич сходил в гостиную за ключами, спрятанными в вазе, и затем, вернувшись, открыл сначала обычный замок, потом кодовый. Внутри сейф разделялся на две секции: в нижней хранились два ружья и карабин, в верхней — двадцать тысяч рублей тысячными бумажками и «бижутерия», оказавшаяся вовсе не бижутерией, а ювелирными украшениями на многие тысячи долларов. Это открытие совсем подкосило Бурсова. Он молча стоял и перебирал украшения жены, размышляя о чем-то своем.
Цезарь, видимо, почувствовал, что хозяину не до него, прыгнул на кровать и с остервенением начал рвать разложенное там белье Бурсовой. Я покосилась на клиента и, видя его безразличие, сама занялась воспитанием пса. Шлепок по заднице так ошеломил Цезаря, что он, истошно завизжав, забился на кровати, словно в предсмертной агонии. Его скулеж был слышен, наверно, по всему подъезду.
— Я только один раз его легонько, — оправдываясь, я показала Бурсову пожеванный лифчик, которым я немного «поучила» пса, — он вещи хорошие портит.