Самая страшная книга 2015
Шрифт:
Недоумение мое росло.
– Рэй Брэдбери, «Зеленое утро», – пояснил Губер. Захлопнул книгу, повертел ее в руках. – Фантастика. Какая глупость! Старый учебник, советский еще… Не слишком патриотично. Пацифизма много. На том и погорели. – Небрежно бросил потрепанный томик к сваленным на верстаке инструментам. – Однако же, господа, тут у нас интеллигенция в гостях. Интеллектуалы, так сказать.
– Говно, – буркнул детина с паяльником.
– Можно и так выразиться, – пожал плечами Губер. – Как бы там ни было, а какая-то правда жизни есть и в фантастике. Чтобы жить, нужен кислород, нужны растения, плоды которых можно потреблять в пищу.
– Помидорчики, – облизнулся детина.
– Они самые. Знаете ли вы, граждане, –
«В натуре ты – сука», – подумал я и глянул на Штыря. Тот, похоже, не думал ни о чем, тупо смотрел в стену за спиной стоящего рядом с ним губеровского амбала, из уголка рта тянулась тонкая ниточка слюны.
– Конечно, урожаи нынче уже не те, – продолжал Губер. – Экологическая обстановка, так сказать, не способствует. Однако, – сделав паузу, он снял и спрятал обратно очки, – в наше сложное время по-настоящему огромную ценность обретают уже не деньги, не золото, не газ и даже не нефть.
Запустив пухлую ладонь в карман брюк, вытащил маленький, размером с мизинец, огурчик.
– Вот вам валюта нового времени. Зеленый рубль. Или даже евро. За это теперь можно купить все – бензин, пули, женщину… Но главное – лояльность. Не так ли?
– Так точно, – поддакнул детина.
Губер забросил огурец себе в пасть и захрустел, двигая челюстями. От этого звука у меня скрутило в тугой узел кишки, а рот наполнился слюной, голова взорвалась болью, перед глазами все поплыло, и я на миг прикрыл веки, борясь с накатившей тошнотой.
– Видите ли в чем дело, граждане. Во все времена ресурсы дают людям власть. Настоящим людям, как я, – над таким зверьем опущенным, как вы. И возможность жить, так сказать, на широкую ногу… Как там шашлык, не готов еще?! – крикнул в распахнутые ворота. Оттуда донесся ответ: «Скоро!» Губер опять повернулся в нашу со Штырем сторону, тепло, по-отечески улыбнулся, развел руки в стороны. – Оставим лирику, господа. Помидорами-огурцами можно насытиться, но вся эта зеленая херь, травка, кора древесная, – для вашего брата, вегетарианцев. Настоящим людям нужно время от времени баловать себя мирскими радостями – котлетки, бифштексы, шашлычок.
– Витамин це – сальце-маслице-винце, – хохотнул татуированный губерский громила.
– Именно, – кивнул Губер. – Что и подводит нас, наконец, к основной теме разговора. В вас, граждане, сала не больше, чем у таракана, кем вы, собственно, и являетесь. Но для тараканов вас слишком мало, всего двое. А теперь внимание – вопрос. И я бы хотел, чтобы вы крепко подумали, что ответить, подумали о паяльниках в заднице и страшной, неописуемой боли… Где остальные, и сколько их?
Я крепко, как мог, стиснул зубы и зажмурился. Старался представить Янку, ее синие, как море, глаза и тихий спокойный голос. Ее животик, в котором рос мой сын или моя дочь.
Тэк-с, тэк-с, тараканы. Тэк-с, тэк-с, зверье.
Буду молчать, чтобы эти твари со мной ни сделали.
Но, как только я подумал об этом, слева раздался голос Штыря, спокойный и заинтересованный:
– Пожрать дадите? Тогда и побалакаем…
– Гнида, не смей!! – Я рванулся к нему из пут, грохнулся на бок, попытался доползти до паскуды в надежде вцепиться зубами в глотку.
– Ответ неверный, – послышалось сверху. – Борис, успокой скотинку.
На мою многострадальную голову обрушился удар, затем еще один – в лицо. Тяжелыми солдатскими берцами амбал пинал меня в живот, топтал череп, крошил зубы и кости. Боли не было. Я не чувствовал ее, а может, забыл, потому что милосердная темнота вернулась, накрыла…
– Интеллигента плешивого покормить, дикого – оставим на утро… – Губер раздавал деловитые указания примерно в тысяче километров от меня.
И хронометр снова
перестал щелкать.Второе пробуждение оказалось куда хуже первого, потому что на этот раз меня били по щекам – не сильно, но теперь и легких шлепков было достаточно, чтоб разбитое лицо отозвалось вопящими вспышками боли. Ныла грудь, тупая боль отдавалась в ребрах и спине.
Очнувшись от очередного шлепка, я повернул голову вбок, и меня вывернуло желудочным соком на пол.
– Тише, Миша, тише… – прошептал в темноте знакомый голос.
– Штырь… сука, падла, сволочь…
– Тихо, дурак! Заткни пасть и не издавай ни звука, если хочешь жить. – Состоящие лишь из костей и кожи руки, как костыли, воткнулись мне под мышки и осторожно потянули вверх, поднимая на ноги. Пришлось сжать изо всех сил остатки зубов, чтобы не взвыть от боли.
– Стоишь? Держишься? Обопрись о стену пока.
Штырь исчез. Я привалился боком к холодной шершавой поверхности, чтоб не рухнуть, и попробовал оглядеться. С этим возникли проблемы – один глаз совсем заплыл, на его месте набухала, судя по ощущениям, солидная шишка, другой я смог разлепить лишь узенькой щелочкой, в которую увидал перед собой коридор на тот свет, каким его описывали в желтых газетенках в прошлой жизни. Черные стены, пол, потолок – и сияние впереди. Точнее, квадрат темно-синей зыбкой материи, не столь темный, как все остальное, на тон слабее. Распахнутые гаражные ворота. Выход. Свобода.
Цепкие пальцы сжали локоть.
– Стоишь? Нормально? – Штырь говорил тихо, отрывисто. В темноте его пятнистая черепушка с хаотично рассыпанными по ней клоками белых волос плыла, как луна среди туч. – Сам идти, как, сможешь?
– Куда… идти? – Я утер губы тыльной стороной ладони, чтобы содрать запекшуюся на них кровь. – Куда ты меня тянешь?
– К своим. К нашим.
– Какие они тебе «свои»? Ты же, гнида, сдать всех решил… за огурцы, тварь…
– Тэк-с. Еще пощечину дать? Приди в себя уже, Миша, я тебя спасти сейчас пытаюсь.
– Спасти?.. А где эти…
– Спят. Обожрались шашлыка, водяра у них тут есть, самогон какой-то… На вот, держи, – Штырь сунул мне в руки большой разводной ключ, добытый, очевидно, с верстака в другом конце гаража. Сам он тоже вооружился – сжимал кусок арматуры. И свой учебник не забыл прихватить. – Давай соберись, Миша. Пошли домой. – Рука с книжкой снова нырнула мне под локоть.
Мы двинулись. Каждый шаг отзывался болью в левом колене – видимо, какие-то удары пришлись в ногу, – поэтому я хромал, но терпеть, а значит, и ковылять кое-как мог. Когда выбрались наружу, сумел даже отпихнуть руку помогавшего мне Штыря:
– Сам справлюсь… спасибо.
– Сам, так сам. Только тише.
Ночной воздух обтекал, как холодный душ, остужая раны, приводя в чувство. Удалось раскрыть уцелевший глаз чуть шире и осмотреться. Мы были у Губера в имении, где ж еще? Впрочем, лично я здесь оказался впервые. Сюда даже до Войны и журналистов-то не пускали, не то что простой люд. Я увидел рядом громадный трехэтажный коттедж, почти дворец, с мраморными статуями у высоких витражных окон, широкими низкими ступеньками, убегающими в два пролета к высоченным стеклянным дверям, перед которыми каменным цветком распустился неработающий фонтан. Бортик был украшен изваяниями крылатых младенцев с луками и стрелами в маленьких ручках. Возможно, при свете дня все это выглядело заброшенным памятником былой роскоши, но сейчас, в ночной темноте, смотрелось как королевский замок из сказки. С другой стороны от гаража я разглядел три низких, вытянутых по длине и накрытых пленкой сооружения – теплицы, ими хвастался Губер. Чуть впереди, среди деревьев – бляха-муха, у них тут живые деревья растут! – угадывалось что-то вроде маленькой ротонды, внутри которой едва заметно чадил на тонких ножках мангал. Сладкий запах жареного мяса плевать хотел на мой разбитый и сломанный нос, проник внутрь, закружил голову.