Самои

— А знаешь, я перед отъездом всё-таки заскочил к той бабке, ворожее. Чем чёрт не шутит, вдруг что и скажет про судьбу Андрея Фёдорова. Да только не до гаданий ей теперь. Сидит, стонет, как воет, руку белой тряпкой замотала. Говорит, собаки покусали. Да где там, собаки, мне сдаётся — ранение у неё пулевое: кровь сквозь тряпицу так и сочится.

— Это она мне за Лагутина мстит, ведьма чёртова, — уныло покачал головой Богатырёв.

Но Иван Артемьевич его не понял.

Уполномоченный

Низенький и тощий уполномоченный Увельского райкома партии Андрей Яковлевич Масленников колюче смотрел на хуторян и улыбался, уже и уже растягивая губы. Всё в нём было заострено: плечи, локти, колени, тонкие пальцы с крепкими чистыми ногтями треугольной формы, на лбу высокие залысины — отчего и голова казалась большой луковкой.

Поднялась Матрёна Агапова — высокая, осанистая, красивая, как с картинки:

— Да что вы спятили? Да кто ж захочет от своего хозяйства? Какая к бису коллективизация?

— Цыц, баба, наперёд мужики скажут, — повернулось к ней каменистое, прокалённое как кирпич, лицо Авдея Кутепова, безжалостные глаза сверкнули холодной голубой лазурью.

Матрёна смерила его презрительным взглядом:

— Чего ты сыцкаешь — сходи, коль не терпится, а то обгадишься. И что уставился на меня, как старый козёл на ракитник?

Собравшиеся развеселились. Однако, не надолго: общее настроение в толпе было сумрачное. Да и сама лужайка как-то поблекла — то ли от табачного дыма, то ли от вечерней сырости, то ли от комаров, тучей роившихся над головами. Отлетел куда-то в сторону свежий осенний воздух, яркий от синего неба, звонкий от птичьих голосов, ароматный от близких садов. На собрание стеклись всем хутором — и старые, и малые — сидели на траве, на принесённых лавках, взвинченные и умиротворённые, растерянные и сонные, лузгали семечки, с любопытством поглядывали на приезжего.

Неподалёку огрузший птицами лес кряхтел и вздыхал, как кряхтит и вздыхает покорный дед. Птицы же галдели живо и требовательно, как его внуки, приехавшие погостить. Это был шум природы, готовящейся к долгому зимнему сну. Знакомая с детства, всегда повторяющаяся картина лёгкой грустью трогало сердце Агапова Фёдора и делала его счастливым. Он желал птицам доброго пути и скорого возвращения домой.

— Вам что, товарищ, не интересно? Или вы уже всё решили для себя? Тогда скажите всем, — острый и настороженный взгляд уполномоченного колючкой прицепился.

Фёдор с неохотой оторвался от лесного очарования, взглянул на уполномоченного равнодушно, но твёрдо:

— С теми, кто руку не поднимет, что будет?

— Зря вы так: колхоз — дело добровольное.

— Добровольно — принудительное…

Масленников вздохнул, зябко пошевелил плечами, словно закутывался в исходящий с неба вечерний свет, подышал на вдруг застывшие пальцы:

— Кто ещё так думает?

Долго ждал, склонив на бок голову, потом разогнул затёкшую шею, положил руки на стол и укоризненно взглянул на Фёдора. Заскрипел старческим тенорком Яков Иванович Малютин, по-уличному — Дуля:

— В складчину оно мне, кажется, веселей. Как говорится, и батьку отлупить можно. Да только так ли будет, как вы тут наговорили, мил человек. Вы уедите, мы — останемся. С чем?..

Синий засаленный пиджак сидел на нём мешком, латаные суконные брюки были в пыли и на ногах старые нечищеные сапоги. По всему видать — запущенный, необихоженный дед. Снохам или дочерям не люб, подумал Масленников, а вслух сказал:

— Правильно ты говоришь, дед. И не сомневайся: партией твёрдо взят курс на массовую коллективизацию сельского хозяйства. Не вы одни, вся страна организуется в колхозы: иначе не прожить.

Мужики закрякали, закивали согласно головами:

— Конечно, если трахтур вместо лошадёнки, то оно конечно…. И клинья наши зачем?

Андрей Яковлевич безошибочно угадал настроение людей — сейчас они поспорят меж собой, поторгуются с ним и проголосуют "за" в большинстве своём — и победно взглянул на Фёдора. Тот, пожимая плечами, отвечал что-то сидевшей рядом женщине, так поразившей Масленникова своей недеревенской красотой.

С ближайшего подворья послышалась грустная негромкая песня: красивый голос выводил девичьи страдания — заслушаешься. "Нашла время", — недовольно подумал Масленников, но с удовольствием отвлёкся от общего гомона: дело было сделано, остались частности.

Между тем, на лужайке как бы сам собой, но, конечно, более для приезжего шёл неспешный разговор.

— Кричи, не кричи, а землю отдай.

— А много ль здесь потомственных-то? Большинство — целинники. Так что: власть дала, власть и взяла…

— А в колхозе как оно будет? Поглядим.

— Здесь житья не дадут, я, мужики на море подамся, на юг. Там, говорят, тепло круглый год, виноград и фрукты разные.

— Везде работать надо, — вклинился Масленников. — Труд, учит Маркс, из обезьян нас людьми сделал. А человек разумный машины создал, чтобы больше производить хлеба и товаров, чтобы богаче жить, чтобы детей растить сытыми и грамотными. Вы поймите, мужики, ну, нет у нас другого пути. То, что пушки не грохочут, это не значит, что война закончилась. Идёт она, проклятая, ежечасно, ежеминутно. Не смог нас мировой капитал силой сломить — зубы обломал, так хотят теперь буржуи задушить нашу свободную республику экономической блокадой. Не дают они нам ни хлеба, ни металла, ни машин. И не дадут: поперёк горла мы им. А значит, всё это мы должны создавать своими руками. И времени на раскачку нет у нас совсем: хлеб стране нужен сегодня. А что вы можете дать на своих клинышках со своими клячами? Хрен да маленько — вот что! Короче, кто не с нами, тот — враг, потатчик мирового капитала, с такими разговор будет особый.

Все вдруг разом обернулись на Ивана Духонина, собравшегося на юга.

— А я чё? Я о детишках своих радею? Я как все.

— Ишь ты, радетель, — усмехнулся уполномоченный, и все засмеялись.

Зацокал языком Авдей Кутепов, закачал головой:

— Такого клоуна и в нашу коммуну? Его ж в работники никто не возьмёт. На что он нам?

Борис Извеков поднялся. Лицо спокойное, взгляд разумный, внимательный. Его имя упоминалось на инструктаже в райкоме партии. Масленников с одобрением кивнул ему.

— Интересно, кого же ты, Авдей, кроме себя в колхозе видишь?

— Вот- вот, — обрадовался поддержке Духонин. — Сам-то давно хозяином себя возомнил? Твои ж тараканы ко мне на постой с голоду просятся.

Снова смех. Кутепов небрежно отмахнулся рукой:

— Вот так и соберёмся: убогий телом да хромой на голову, такое ж руководство изберём, так и работать будем.

И его реплику поддержали смешками. А Извеков будто от пощёчины отшатнулся, побледнел лицом и сел, ничего более не сказав.

"Эге, — подумал Масленников, — да тут не все ясно с руководством, а страсти чисто парламентские. С выборами стоит погодить, приглядеться. Как бы не провалить всё дело".

И будто по его сигналу какой-то парень крикнул:

— Солнце скрылося за ели, время спать, а мы не ели.

— Верно, мужики, чего воду толочь, — поднялся Масленников со своего места, — Давайте решать по главному вопросу. Будем в колхоз объединяться? Кто "за" — поднимите руки.