Самый опасный человек Японии

Над алтарём действительно висел какой-то официальный бланк, заполненный от руки. Все буквы были кириллические, так что Кимитакэ не мог их прочитать даже приблизительно. Можно было разобрать только дату: 7 января 1928 года.

— Это листок записи на приём к одному из секретарей ЦК Всесоюзной коммунистической партии большевиков, — пояснил Сюмэй. — В данном случае это секретарь И. В. Сталин. Человек по фамилии Гото и без указания имени от организации «Япония», где он занимает должность «виконт», и, опять же, без указания, по какому делу, просит его о приёме. Такова логика коммунистической бюрократии.

— А что вы скажете про Киту Икки? — осведомился как бы между прочим Кимитакэ, не отводя взгляда от листка в бронзовой рамке.

— Ах, мой друг монах Кита Икки! Большой энергии был человек. Жалко только, что растратил её непонятно на что…

И, не сдержавшись, Окава принялся вспоминать свою радикальную молодость…

15. Удивительные проекты Киты Икки, монаха традиции Лотоса

Кита Тэрудзиро (пока ещё не Икки) родился в семье богатого торговца саке на острове Садо — том самом островке, куда ссылали в своё время монаха Нитирэна, основателя традиции Лотоса.

Этот тесный островок был, конечно, слишком тесен для буйного монаха, которого не утихомирила даже вторая попытка отрубить ему голову.

Не удивительно, что и много лет спустя для энергичного Тэрудзиро этот остров был удушающе тесен. С самого рождения он был там всё равно что в ссылке — и сбежал при первой возможности.

Взгляды его были удивительны. Это была не сложная сеть системы и не какая-то сияющая драгоценность, какую носят возле сердца. Скорее, это была огромная бесформенная куча, куда были навалены самые разные планы преобразования общества.

Какая-то часть этой кучи была близка каждому, но согласиться с ними целиком не мог даже сам носитель. Он был ярым националистом, но из мыслителей цитировал только Карла Маркса. Был озабочен классовой борьбой и братством азиатских народов — и одновременно считал, что воссоединить их сможет только Японская империя. И был настолько непреклонно верен императору и традиции, что его главный трактат так и оставался запрещённым, а сам он чудом не угодил в тюрьму за подозрительную агитацию. Склонный к политическим плутням — и неизменно слишком радикальный для любой серьёзной партии. Человек всегда в гуще интриг полуофициальных движений — и загадочный заговорщик, отлично осведомлённый в загадочном мире тайных обществ. И впридачу — буддистский монах. Разумеется, в традиции Нитирэна.

Вдобавок к этому Кита Тэрудзиро был ярым пропагандистом языка эсперанто. Ведь японский язык очень сложен, особенно письменный. Когда Япония объединит народы Азии, жителям новых колоний будет непросто освоить язык метрополии. Эсперанто окажется здесь весьма кстати. Латинские буквы более-менее знакомы всем азиатам. А его слова, основанные на языках Европы, будут одинаково всем непонятны.

Кто знает: уж не Кита Тэрудзиро ли придумал организовать нашу школу?..

Но за какую бы идею ни хватался Кита Тэрудзиро, в каждой из них его привлекало одно: идея уничтожения мира, всеобщей катастрофы, за которой наступит райская жизнь.

— Я с нетерпением жду величайшей войны, — сказал он отцу, когда ещё учился в средней школе, — чтобы всех идиотов поубивало.

На родном острове ему было так же тесно, как Нитирэну. И Тэрудзиро отправился в столицу.

Тогда он ещё не был монахом. Социализм казался ему достаточно радикальным делом. В старшую школу он так и не попал, вместо этого ходил послушать открытые лекции в университете Васэда, где в ту пору скопилось много профессоров левых взглядов. Родители продолжали посылать ему деньги, к тому же он подрабатывал в публицистике.

Кита Икки писал для радикальных газет и журналов статьи с апокалиптическими прогнозами. Примерно в таком духе:

«Это глупое человечество, это отвратительно безнравственное человечество, это уродливое человечество, и даже его повседневная жизнь, включающая экскременты и половые сношения, — быстро прекратится, будет начисто уничтожено. Его разрушение и появление нового мира для расы богов — не правда ли, должно наполнить наши сердца огромной радостью?»

Насчёт расы богов Кита Тэрудзиро был вполне серьёзен. Из пересказов Дарвина он усвоил, что каждое новое существо эволюционирует лучше, а значит, новая, богоподобная раса, рождённая социализмом, будет настолько же превосходить людей, как человек превосходит обезьяну.

Как и подобает молодому перспективному философу, он стремился быть радикальней, чем все философы прошлого. Или хотя бы тем из философов, кого он удосужился прочитать.

В те времена уже было немало чопорных профессоров, которые искренне верили, что японцы — потомки богов. Доказывалось это обычно через «Кодзики», источника достаточно древнего и непонятного, чтобы с его помощью можно было доказать вообще всё что угодно.

В «Кодзики» много говорится о биографии различных богов, ничего не говорится о сотворении человека. Отсюда вывод: боги не творили людей. Японцы просто их потомки, которые несколько ослабли от времени.

Идеи молодого пока ещё социалиста Икки пришлись им по душе. Действительно, приятно узнать, что ты не только потомок богов, но ещё в то же самое время их предок!

За такое открытие ему прощали даже отсутствие любого образования. К тому же он был уже достаточно начитан, чтобы спорить с официантками о поэзии.

Но Токио всё меньше его устраивал. Еда и жильё были дороги, спасало только изобилие молодых богатых радикалов, которые позволяли жить за свой счёт. Он строчил статью за статьёй, но журналы, в которых они появлялись, сами выходили ничтожными тиражами и не платили гонораров. Они желали видеть у себя только сознательных авторов, которые готовы отказаться от всего ради счастья для японской нации.

Конечно, можно было попытаться издать книгу. Но две огромные рукописи, за которые даже могли заплатить, завернула цензура. Рецензент заявил, что патриотизм у автора, конечно, несомненный, но принимает уж слишком разрушительные формы.

После этого он уехал в Китай — помогать Сунь Ятсену делать Синьхайскую революцию. Революция прошла успешно, но не дала ни политической стабильности Китаю, ни больших денег незадачливому революционеру. Спустя восемь лет он вернулся в Японию с кучей новых впечатлений и без гроша в кармане.

Примерно в то же время он из Киты Тэрудзиро сделался монахом Кита Икки. Было бы ошибкой думать, что он был особенно благочестив. В религии его привлекала власть над людьми и то невольное уважение, которое до сих пор внушает нам человек в рясе. Нитирэна интересовал не столько буддизм, сколько сама традиция Нитирэна — своими радикализмом и апокалиптичностью. На него, очевидно, подействовал пример двух буйных европейских монахов эпохи Возрождения — Джордано Бруно и Томмазо Кампанеллы. А заодно понимание, что наученный горьким опытом Доминиканский орден с тех пор подобных деятелей не принимает, — и уже этим всерьёз ослабил европейскую традицию. Католицизм сдавал позиции и не держал удар, а молодые буйные итальянцы шли в фашисты, коммунисты или американские гангстеры.