Самый завидный подонок

Люди смеются. Кто-то кричит:

— Еще пожарные гидранты!

— Никто не переделает этот проект, — говорит Калеб. — Этого не произойдет.

Я поворачиваюсь к Калебу:

— Почему мы не можем? Смакерс не понимает. Почему нельзя сделать лучше, чтобы было более похоже на сквер?

Я чувствую на себе пристальный взгляд Генри. Он не в восторге.

— Потому что на разработку ушел год, и этот этап завершился, — протестует Калеб.

— Смакерс не понимает. Если людям это не нравится, почему бы не создать новый дизайн? Верно?

Несколько человек хлопают в ладоши.

— Мы не можем, — говорит Калеб.

Дартфордские парни смеются. Я поворачиваюсь к ним. Да, теперь их очередь.

— Но вот в чем дело. Смакерс ненавидит трассы. Он думает, что они грязные и шумные, создают много пробок и ужасны в жилом районе, и он знает, что вы, ребята, собираетесь ее построить. Я имею в виду, серьезно? Трасса?

— Мы ничего подобного не планируем.

— Смакерс говорит, что все в строительном сообществе знают вас. Вы пытались привлечь Броктон Гринс, верно?

— Я не знаю, какие нелепые слухи вы слышали.

— Смакерс хочет знать, подпишешь ли ты прямо здесь клятву, что никогда не построишь здесь трассу.

Дартфорд нахмурился. Он не наслаждается ощущением пушистой лапы Смакерса на своих яйцах.

— Это глупо, — он тянется к микрофону.

Я отступаю, приложив ухо ко рту Смакерса.

— Что Смакерс? Тебе кажется подозрительным, что они не подпишут ничего подобного? Я тоже так думаю! — я, наконец, ловлю настороженный взгляд Генри. — Генри, Смакерс хочет, чтобы ты поднял слайд с изображением здания, выходящего окнами на окрестности.

— Мы закончили с этим слайдом, — говорит он.

— Смакерс хочет посмотреть снова, — говорю я.

— Мы его видели, — говорит Генри.

— Смакерс хочет, чтобы оно было продемонстрировано, — я поднимаю брови. Генри действительно хочет, чтобы Смакерс приказывал?

Нет, как оказалось. Генри поднимает слайд.

Дартфордский парень протестует. Он не хочет возвращаться к нашему проекту. Он просто хочет проголосовать «против».

— Давай сделаем это удивительным, — говорю я. — Больше зелени, меньше зданий. Мы можем это сделать, верно, Генри?

Я не могу прочитать выражение лица Генри, но я знаю, что он не любит сюрпризов. Ему не нравится, когда им командуют.

— Мы можем, — говорит он. — На самом деле, вопрос не в этом, хотя…

— Есть проблемы с затратами, — говорит Калеб. — С каждым потерянным квадратным футом стоимость оставшегося растет.

— Ну и что, если стоимость вырастет? — произношу я. — Если это круто. Давайте посмотрим варианты. Должно быть что-то, что заменит заводы, которые закрываются. И что же это может быть?

Генри снова ловит мой взгляд. Он качает головой, крошечное движение, которое большинство людей, вероятно, не улавливает. Я подношу пушистую мордочку Смакерса к своему лицу, и Смакерс лижет мою щеку, а я улыбаюсь Генри. Потому что сейчас мы мчимся вперед, и пути назад нет.

Генри хватает свой ноутбук и открывает фотографию, которую он мне показывал, — ту, которую я хочу, чтобы все увидели.

Я хочу, чтобы они все услышали, с какой страстью он может говорить о ней. Я думаю, они полюбили бы его, если бы услышали его так, как слышала я.

— Как насчет этого. Мы могли бы интегрировать что-то подобное, — начинает он. — Этот ландшафт коричневый. Представьте, что он полон зелени и естественного света, — он показывает им свое любимое здание. — Посмотрите, как льется естественный свет. И это место для собраний. Мы можем это сделать. Мы бы установили здесь скамейки. Зеленые насаждения, — он продолжает, возбуждаясь, вовлекая людей в свое видение.

Калеб волнуется. Он, скорее, проиграет проект, чем заработает всего несколько сотен тысяч долларов. Но Генри в ударе.

И настроение меняется — я чувствую это в комнате.

Проводится предварительное голосование. Люди хотят, чтобы Локк развивал участок. Они хотят встретиться еще. Они хотят Генри.

Я тоже хочу его.

Я посадила Смакерса на поводок и перевела дыхание, пытаясь справиться с паникой, которую ощутила. Какие-то девочки-подростки гладят его. Бретт и Калеб разговаривают с Генри, и он кивает, засунув руки в карманы.

Он снова надевает пиджак. Застегивается на все пуговицы. Идеальный Генри.

Не смотрит на меня.

Он злится? Он не любит, когда им помыкают. Что ж, Бернадетт была его матерью.

Когда я смотрю в ту сторону в следующий раз, он идет по комнате ко мне, обходя небольшие группы людей, с компьютерной сумкой, перекинутой через плечо.

Бретт остается позади. Он выглядит сердитым.

Генри выглядит… красивым.

Мой пульс учащается.

— Давай выбираться отсюда, — говорит он, когда подходит ко мне, задыхаясь. Он берет поводок Смакерса и мою руку. — Сейчас.

— Я могу нести…

— Знаю, — он тянет меня за собой по коридору к двери, а Смакерс трусит рядом на поводке.

Кто-то зовет его по имени. Я не знаю, это люди из его компании или владельцы соседних участков. Они хотят, чтобы он вернулся.

— Я получила твой подарок, — говорю я. — Это самая красивая вещь, которую кто-либо когда-либо делал для меня.

Он распахивает дверь со странной силой. Мое сердце подпрыгивает. Он тоже собирается накричать на меня?

Я выхожу в ночь, боясь встретиться с ним лицом к лицу. Я снова облажалась?

Сильная рука хватает меня за руку. Генри разворачивает меня обратно к себе. Я становлюсь вплотную к нему.

Он смотрит на меня сверху вниз, дыхание прерывистое, пульс учащенно бьется. Он смотрит на меня так, словно хочет сказать миллион вещей, его глаза полны нежности. Удивительно. Люди никогда так на меня не смотрят. Но Генри, да.

Я провожу костяшками пальцев по его щетине, легкое прикосновение, которого достаточно, чтобы осветить ночь.

Я произношу его имя:

— Ген-ри.