Санкт-Петербург

И что, царь Петр Алексеевич, не доволен кашей с тушенкой? Это было бы досадной неудачей, которой никак не удастся объясниться!

Глава 21

Понюхал запахи в каюте, пахнет вкусной едой, перловкой, которой в XXI веке называли по-военному «шрапнель». Бр-р, сразу возникает образ свинцовых дробинок, которые попадают в рот. А ты, между прочим, ими пытаешься кормится…

Впрочем, в первой четверти XVIII века, кажется, перловая каша была новинка, даже на стол придворных ставили. И Петр Алексеевич, который сейчас морщится, тоже любил ее и даже требовал, чтобы всяк ел непременно.

Или все же тушеная свинина плохая, испортилась? Лето, конечно, ныне довольно прохладно, как и, в принципе, в каждый год этой исторической эпохи. Но ведь нормально пахнет тушенкой!

Рискнул спросить, чтобы потом не ссорится:

— Чем недоволен, ми херц, или чем-то каша не вкусна, не досолена, не доварена?

Царь, к его удивлению, нечаянно удивился:

— Что за хрень ты несешь, князь, почему я недоволен? Каша очень вкусная, а поджаренная тушенка с луком так идет, что почти с пальцами съешь! — Петр пораженно посмотрел на хозяина. Дескать, что ты ерунду несешь, ведь не пили еще?

Пришлось объяснятся, а то ведь потом при случае сам царь вроде бы просто посмеется, понарасказывает, а ты хоть прячься от всех:

— У тебя, государь, только что такое страдающее лицо было, как будто тебя насильно кормят какой-то гнилой дрянью. Вот я и подумал нечаянно. А то ведь я здесь хозяин, мне за все отвечать, прежде всего, перед тобой.

— А-а! — опять недовольно поморщился Петр, — не обращай внимания, не в еде закавыка. Давай, лучше выпьем. Вчера ведь ты со мной пил за успешный поход? Еще, гад, так хитро подначивал, что медленно пью и очень мало.

Ах, — Дмитрий чуть по собственному лбу с силой не ударил ладонью. Вчера они после возвращения на пароход были приглашены хозяйкой Дашей на хороший праздничный ужин. С водкой, разумеется, а как же в первой четверти XVIII века бывает? Потом жена незаметно ушла, понимая, что она пьяным не приятель, а будет еще указывать, так царь тебе собственноручно по лбу стукнет, а все равно, будешь кланяться и благодарить. Царь!

После ее ухода у них у обоих при поддержке водки крыша и поехала. Особенно у Дмитрия, который в пьяном виде посчитал, что он уже в XXI веке в своей компании. А уж как стебается там Саша, лучше не вспоминать.

Царь Петр Алексеевич, наверняка бы, обвинил собутыльника в опорачивании его царского величества, а там «слово и дело», дыба в Преображенском приказе, педагогические речи под пытками, как надо говорить с самодержавцем. Он бы и в XXIвеке припомнил все тезисы Макаренко, если бы одновременно ему ребра выламывали раскаленными щипцами.

Или, в лучшем случае, двинул бы в морду своим кулаком. А у него руки, как грабли, такие же большие и тяжелые, синяком бы не отделался!

Хорошо, Петр вчера тоже был пьян не меньше и вспоминает события только отрывками, больше мечтая о вчерашнем собутыльнике, с которым можно поправить здоровье. Водка в это число мечтаний не входит. Вон она, стоит в графине, пей, не хочу! А вот одному не залазит! Таков уж русский менталитет в первой четверти XVIII века.

С другой стороны, какой почет, царь с тобой пить хочет! Ну и что, если ему просто хочется выпить, а ты попался. Нет, он уже знает, Петр Алексеевич с кем попало не пьет. Будь ты простой слуга, а не светлейший князь, так и бы сидел, мучался, но до графина с водкой не дотронулся. А так, что же теперь, пей и радуйся!

Дмитрий благодарно поклонился, показывая, что оценивает оказанную честь, и быстро разлил по стаканчикам водку. Запахло спиртным, не той, нефтяной водкой, которая, как не чисти, а все отдается ацетоном. А сравнительно мягкой, ржаной.

Слегка чокнулись.

— Свое здоровье, государь, — вежливо отметил свой тост попаданец Дмитрий, ныне породистый князь Хилков, рюрикович в котором-то поколении.

— И тебе не хворать, — не остался в долгу Петр, пожелал: — дай бог, не последняя. Пусть заходит!

Выпили. Водка, пусть и хлебная, мягкая, сначала вошла в глотку колом. Но Дмитрий опытно сдержал рвотный позыв. Водка прошла в желудок, там жарко взорвалась, сразу появился пот. Но явно полегчало. Теперь можно и поесть. Завтрак все-таки, а не просто пьянка.

Поманил оду из двух служанок, которые тут специально сидели, ждали, когда господа еще придут, чтобы прислужить. Сказал ей, чтобы дала перловую кашу.

Все-таки, перловая — хорошая каша, особенно с настоящей тушенкой. Сосредоточенно заработал ложкой, заедая ржаным ломтями. Царь тоже не стал миндальничать, ворчливое недоедание сразу исчезло, как и не бывало.

Почти доели, ложки заскребли по дну, собирая последнюю горсть каши.

— Давай еще по одной! — толи приказал, толи предложил царь. Нет, скажем, он приказал. А Дмитрий просто выполнил распоряжение свыше. Плеснул в их стаканчики Петру — побольше, как гостю и царю. Себе немного поменьше, все же хозяин и только князь.

Не вышло. Петр сразу смекнул, что его дурят. А если Дмитрий так с нами, то и мы с будет ним.

— Себе долей! — уже точно приказал он, — и себя больше не позорь, ты ведь со шпагой шел под огнем врага на шведов!

— Смею ли я пить с тобой наравне, государь, — попытался он еще раз, но получилось так жалко, что Петр ничего не сказал, просто сам налил в стакан князю Дмитрию, после строго спросил, как тост:

— Ты меня уважаешь? Так пей, а не болтай!

«Ахм! — развеселился Дмитрий, — почти ведь по классике, только у Петра бороды нет принципиально. А так весело, абалдеть!»

Он так же молча поднял стаканчик. Царь заведомо налил ему больше водки, но с этим лучше не надо спорить. Все одно выйдешь дураком. Вместо этого он просто вылил в себя.

Петр слегка удивился такой торопыжести, но повторил жест хозяина. А после этого на палубу вышла Даша. Она слегка поискала взглядом, не найдя ни стола, ни мужа с царем Петром. Потом увидела в строенную в палубу каюту.

Кивнув себе, мол, согласна, в каюте теплее и не так сыро, вошла к ним. Завтрак все-таки, а она хоть и опоздала, но княгиня и красивая женщина.

Ее настроение, впрочем, немного упало, когда она увидела, что они уже не слегка, а прилично оба подвыпившие (сказывались вчерашние дрожжи). Нет, только не надо придумывать, она вообще не за трезвость. В средневековье вообще, и в XVIII век в частности, питие спиртных напитков не относилось к негативным поступкам, если оно не предусматривало алкоголизм.

Да и потом, женщина в это время была четко на втором плане, где-то примерно между строевым конем и любимой охотничьим псом. Это царь Петр Алексеевич стремился поднять женский пол в российской жизни, да в семье Хилковых, конкретно отец князь Александр Никитович и теперь вот муж князь Дмитрий Александрович, баловали свою единственную женщину.