Санкт-Петербург

Налог он брал в две части — одну треть в столицу, две три в трактир, туда же и обязательные продажи.

Посмотрел на строящееся здание трактира, на церковь, да и поехал. Много у меня селений, всех и не увидишь!

Глава 25

Обратно Дмитрий ехал куда быстрей. Ведь царь не знал, что он спешно и почти тайно уедет, спросит еще, а его и нет в Санкт-Петербурге, осерчает, гм! Да и по чертовке Даше соскучился, вот ведь, то и дело лаются, а как нету, так и скучно сразу.

Проехал по большому начерченному кругу, увидел, что крестьяне его живут по-доброму, сытно. Рожь добротная, в каждом дворе есть взрослые лошади, а также коровы или козы, даже разная птица, а, кое-где и гуси. Вот же, а недавно приехали!

Но это хорошо, а было и плохо. М-да, крестьяне-то живут хорошо, а вот их барин бестолковый пока хозяйствовать не умеет. Ведь труженики его по-прежнему живут натурально. Сколько вырастят, столько и съедают. А если что и умудряются продать на рынке, так для сдачи на налоги — государству и вотчиннику. А рынок, как таковой, для крестьянина пока и не существует. Для себя он не покупает, а, значит, много и не продает.

А ведь это Санкт-Петербург, столица Российского царства! Покамест еще не крупный город. Зато, в отличие от той же Москвы, горожане почти сами не растят. И не климат, и негде, да и некому — жители здесь в основном мужчины — армия и мобилизованные на работы крестьяне.

Он как-то потребовал в прошлые годы, и в ближайших деревнях выполнили, стали выращивать на продажу овощи, зелень. А вот рожь только барину на оброк, сами продавать не хотят, зачем им? А в лесных деревнях и это не захотели. Им не выгодно, а барину и наболтать можно.

Ведь понимают, паразиты, что могут покупать в ответ хорошие литовки, топоры, ножи. Даже сложные машины, хотя, конечно, их время еще не пришло. Железо он ведь всем нужно!

И, разумеется, было свое барское хозяйство, не путайте с барщиной. Последняя — это насильственная натуральная форма труда. Тогда как барское хозяйство уже в XIX веке (то есть еще не в XVIII) могло набирать работников и за зарплату. Во всяком случае, Дмитрий уже и в первую четверть XVIII веке платил работницам. Хотя и у него в вотчине (у князей Хилковых, точнее) барское хозяйство слабело. Что делать, если хозяин не обращает внимания.

Вот и парусину ему приходилось прясть по крестьянским хозяйствам. А где еще, фабрик-то нет! Хотя здесь Дмитрий был спокоен, это только во второй четверти XIX века произойдет качественный рывок, а пока по крестьянкам!

Так же, кстати, и по конопле. Крестьяне ведь с древности выращивали. Раз Петру Алексеевичу надо (то есть государству), просто дал сигнал — сеять больше. И самому уделить внимание, конопля ведь берет много питательных веществ из почвы, надо компенсировать навозом, золой, даже компостом, то есть в данном случае, сохранной в земле травой.

Все пока, — с сожалением подумал Дмитрий, — сейчас по времени уже Петр I начнет активную внешнюю политику. Или, наоборот, Карл XII, наконец, опамятовался, повернул на восток, а Петр стал защищаться. То есть, хрен его знает, этих монархов, а вот ему попаданцу, жителю XXI века, надо на войну. Одно хорошо, может в битву при Лесной попадет. И уж точно в Полтавское сражение. Если не убьют, конечно, но тут уж как придется. Ведь даже солеварню не увидел, хотя там стали меньше брать соли, явный признак какой-то проблемы.

Да, про свое вотчинное хозяйство опять придется забыть. Черт возьми, сколько денег прилетает мимо, охренеть, если не больше!Хотя, конечно, в будущем потомки не вспомнят, зато все петровские реформы и победы несколько раз припомнят, государственники хреновы!

Из-за этих мыслей домой приехал не только усталый, но и в негативном настрое, хоть водки опять пей бутылями! Впрочем, уже на крыльце его встретила жена Даша, не смущаясь слуг, обняла его, поинтересовалась:

— Как съездил, как результаты, милый?

Даша обычно не интересовалась мужскими действиями, считая, что каждый должен заниматься своим. Поэтому, Дмитрий учел такую вежливость жены, чмокнул ее в щеку в ответным чувством

— Пойдем к столу, как раз к ужину успел, — потянула она домой, — заодно вести свежие расскажу.

— И что же такое? — соизволил удивиться Дмитрий, умываясь над маленьким тазиком, принесенной служанкой, — али опять война будет скоро?

— Про то нам не говорено, — произнесла Даша нараспев, — только герр Питер приходил со своей метрессой Мартой Скавронской. Ой, чувствуя я, окрутит она его. Вас, мужиков, так легко затащить в амурные альковы. И все, вы из холостяков обращаетесь в семейных мужей.

— Конечно, — подколол он жену, — ты хороший пример, эдакая паучиха, утащившая маленького наивного паучка.

— Да-а, — глаза Даши затуманились романтичной пленки, — если говорить прямо, я бы ее раз утащила с собой. Сначала в церковь, а потом в постель. А что, милый, тебе со мной плохо?

Дмитрий прекратил ужинать, взял жену за руку, поцеловал ее, убежденно сказал:

— Конечно нет, дорогая. И вообще, семейный мужчина — спасенный мужчина.

Даша этим удовлетворилась, притянула чашу с супом, мило улыбнулась:

— Я тебе не это хотела сказать, государь тебя похвалил за рудники и, особенно за золото. Дескать, хоть жила и небольшая, но дорогая, все бы так приносили. Вручил мне золотой перстень, вот!

Она гордо показала левую руку с золотым перстнем.

«А ведь я даже не похвалил ее за новую безделушку, — обругал себя Дмитрий, — совсем плохой стал. Так ведь и разрываются семьи».

Он легко перехватил прелестную руку жены. Даша поначалу обиделась, надула губы, в конце сказала: «Фу», что бы говорило, «как я вами недовольна, сударь! Немедленно отпустите мою руку!»

Но Дима так трепетно, так влюблено поцеловал этот объект, что он только томно вздохнула. А муж после этого, как ни в чем не бывало сказал:

— Вот бы не сказал, что у царя Петра так много золота, что он готов переправлял его в женские драгоценности.

— А вот и нет! — обиделась Даша за царя, — он приказал вычеканить лишь два таких замечательных перстня — только своей Марте и мне! Знаешь, почему?

— Ты тоже стала его метресса? — предположил, улыбаясь, Дмитрий.

На этот раз обиделась серьезно. Попаданец подумал, что его лишь остановила его улыбка, но он ошибся. Она громко и отчетливо, как говорят только с дурачками, сказала: