Сайонара Цветолина!

– Во шальная! – проводив взглядом Юлю, проговорила Рина. – Филимоныч, конечно, временами борщит… Со своими приставаниями к Иго-гоше…

Оля заметила, как Цвета, схватив рюкзак с подоконника, направилась вслед за Игошиной. Воробьева, сама от себя не ожидая, тоже сорвалась с места.

– Оль, ты-то куда? – растерянно выкрикнула ей в спину Синицына.

Оля не сразу нашла девчонок. Сначала выбежала в пустой после звонка коридор, растерянно потопталась у расписания… Потом быстро спустилась по лестнице, и тут-то услышала жалобные всхлипы…

– За что он так со мной? Столько гадких вещей все время говорит! – рыдала Игошина.

Оля осторожно заглянула под лестницу. Цвета и Юля сидели на полу, их рюкзаки были брошены рядом. Игошина обхватила колени руками, и по ее щекам вовсю катились крупные слезы. Цветолина устало прижалась спиной к стене, вытянув ноги…

– Пошли ты его к черту! – проговорила Константинова. – Зачем реагируешь?

– Н-не могу! – всхлипнула Юля. – К ч-черту… Язык не п-повернется т-такое сказать ему…

Оля решила, что хватит уже с нее подглядываний и подслушиваний. Молча вышла к девчонкам и села рядом с Юлей. Игошина с удивлением посмотрела на Воробьеву, рукавом вытерев с лица слезы. Цвета даже бровью не повела… Так и сидела, глядя в одну точку. На первом этаже была открыта дверь одного из классов, и до девочек доносился строгий голос англичанки: «For homework you were to…» («Дома вы должны были…»).

– Может, он в тебя влюблен? – предположила осторожно Оля. Ей нравилось все объяснять любовью… Хотя такая жестокость не очень походила на возвышенные чувства.

Юля только нервно рассмеялась, а Цветолина зло проговорила:

– Гад он последний, типичный абьюзер! – Константинова повернулась к Юле: – Но если я за тебя вступлюсь, это будет совсем не то, понимаешь? Ты сама должна поставить Филимонова на место!

– Н-не могу-у! – снова залилась горькими слезами Игошина.

– А почему мы не можем за Юлю вступиться? – удивилась Оля. В первый день ей было страшно выступать против новых одноклассников, но теперь она разведала обстановку и готова дать отпор противному Вадику Филимонову, который ничего из себя не представляет…

Цветолина только поморщилась:

– Потому что Юля должна собственноручно это прекратить. Понять, что это нестрашно! А если в будущем такое повторится в институте, в личной жизни? Так и будешь из себя бедную овцу строить? 

Оле показалось, что Цвета говорит с Игошиной слишком уж жестко, отчитывает ее, будто вела себя ужасно Игошина, а не Филимонов. Юля снова всхлипнула, и Оля, не выдержав, обняла одноклассницу за плечи.

– Как же Юля это прекратит, если она – мягкий и добрый человечек? – нахмурившись, спросила у Цветы Оля.

– Вот пока она сама к себе не перестанет относиться как к «мягкому человечку», – усмехнулась Цвета. – Мягкой нужно быть с теми, кто тебя любит и ценит… А этого Филимонова шли куда подальше, серьезно! Поставь его раз на место! Ну скажи ему в ответ хоть слово!

– Тебе кажется, это так просто? – укоризненно покачала головой Оля, поглаживая Юлю по волосам.

– Тебе н-не понять! – тут же всхлипнула Игошина.

Тогда Цветолина убежденно произнесла:

– Поверь, я как никто другой знаю, о чем говорю!

Оля с удивлением покосилась на Цвету. Да и Игошина посмотрела на Константинову с подозрением. И это говорит девчонка, с которой хотят подружиться все десятиклассницы? Из уст Цветолины эти фразы звучали, скорее, как издевка.

Под лестницу заглянул Игнат.

– Еле как вас нашел! Атас! – прошипел парень, глядя при этом исключительно на Олю. Воробьеву Игнат уважал. Она – единственная, кто давал в классе списать. Поэтому он и бросился на поиски сбежавших девчонок… В знак признательности. – Алгебра все-таки будет! Правда половина класса уже разбрелась… Но я пришел вас предупредить! Кто на урок идет?

Игошина тут же вскочила на ноги:

– Я обязательно иду!

Оля тоже хотела подняться, но искоса посмотрела на Цвету, которая даже не шелохнулась. Тогда Воробьева осталась сидеть на месте.

– Оль, а ты? – спросил Игнат.

– Не, – вяло отозвалась девочка.

Игнат пожал плечами и уже было развернулся вслед за ускакавшей Игошиной, как Оля выкрикнула:

– Игнатик! А Рина пошла на урок?

– Кто? Катюха? – Игнат расхохотался. – Да они с Пучковой первыми с алгебры свинтили!

– Понятно, – хмыкнула Оля. – Ну тогда я точно не пойду!

Игнат только головой покачал.

– Я так и думал!

Парень ушел, а Цвета и Оля продолжили молча сидеть на полу.

– Как дела? – не выдержала Воробьева, покосившись на Цвету.

– Дерьмово, – ответила Цветолина.

– Аналогично, – вздохнула Оля, вспомнив о родителях и пропавшем Жене…

Цвета молча теребила в руках лямку от своего черного рюкзака… Англичанка продолжала: «Stop talking! Тополицкий!» А затем чье-то неуверенное блеяние: «Excuse… me!» Дружный смех…

– Зачем ты втолковываешь эти глупости Юле? – не выдержала Воробьева.

Цвета повернулась к Оле и вздернула красиво очерченную бровь.

– Глупости? – спросила она.

– Ну да… – неуверенно продолжила Оля. – Ясно же, что с Игошиной этот номер не пройдет! Ну скажет она ему слово, он ей два… Едких, еще более ранящих! Юлька только в себе замкнется… А Филимонов сильнее обозлится! Таких, как Вадик, только могила исправит. Ничего до него не дойдет! Хотя вот если бы мы все его осудили…

Цвета пожала плечами и продолжала молчать.

– И вообще ты не имеешь права раздавать такие советы при твоем положении!

– И что у меня за положение, Оля Воробьева? – рассмеялась Цвета.

– Ой, будто ты не понимаешь! – рассердилась Оля. Снисходительный смех Цветы выбил ее из колеи.

– Честно, не понимаю! – Цветолина повернулась к Оле. – Зачем ты дружишь с такими, как Синицына и Пучкова?

– А чем они плохи? – нахмурилась Оля.

– Чем плохи? – Цвета сделала вид, будто задумалась. – Хотя бы тем, что думают, будто имеют право смеяться над Юлей Игошиной и перемывать другим косточки…