Сбывшееся ожидание

Андрей прокручивал в голове картинку, описанную братом и родителями (после Максима, он пожелал лично выслушать это от родителей), и у него появилось чувство, будто он соприкоснулся с чем-то отвратительным. Он никогда не испытывал ничего подобного. Бывали девушки на один вечер, они быстро забывались, общение с ними не было сопряжено с сильными эмоциями. Бывали серьёзные отношения, когда раскрывалась вся палитра чувств: любовь, ревность, исступление, ненависть. Но всё это находилось в тех границах, в которых приличный человек может оставаться и как-то обращаться и с этим материалом, и с предметом страсти – выяснять отношения, страдать, даже следить.

Многие знакомые в аналогичных случаях прежде всего проводили расследование, чтобы проверить, был ли факт измены (слежка, опрос свидетелей, распечатка звонков, анализ СМС-сообщений, электронной почты, и многое-многое другое, всегда найдутся доброжелатели, которые всё видели и даже зафиксировали события на каких-нибудь носителях). И по результатам расследования – разговор по душам, разбирательство с обвиняемым. То есть люди как-то работали с обстоятельствами и с другими себе подобными людьми.

Андрей брезгливо отверг все эти меры. Те, другие люди, его знакомые, если бы обратились к нему за советом или помощью, он бы пошёл навстречу и понял бы многие моменты. А он сейчас не может ни к кому обратиться за советом или помощью, настолько мерзко всё выглядит. Может, дело в мезальянсе – жена сошлась с молоденьким петушком-водилой. (Сошлась или просто постояла под деревом – это для Андрея не имело значения, пусть даже половой акт не зафиксирован, но совершенно точно состоялся в сознании двух участников).

Мезальянс или её неумение вести себя и лучше обтяпывать свои делишки, то, что другим даётся легко, она проделала с какой-то неуклюжестью и тяжеловесностью, ведь недаром презирают не тех, кто ограбил банк, а тех, кто украл в хлебном булочку; как бы то ни было, но то, что Андрей простил бы другим, он не мог простить Мариам. Он не оставлял ей ни единого шанса.

Но и сделать ничего он с ней не мог. Даже для выволочки, для скандала (не говоря уже о чем-то серьезном) нужна энергия, а Андрею было просто не по себе, он чувствовал, что омерзение широкой волной грязи заливает пламя его гнева. Нет, он не найдёт в себе силы для выяснения отношений с женой.

Как ни старался он отогнать мучительные образы и назойливые думы, они всё снова и снова возникали в его мозгу. То, что он представил себе, выслушав рассказ родителей, плюс то, что додумал дальше, внушало ему физическое отвращение. Дорога и вынужденное бездействие стимулировало мышление к поискам причины этого гадкого чувства.

«Нельзя, – рассуждал он, – относиться безразлично к тому, что вызывает в нас сильные желания, что волнует плоть и кровь. Иногда, слив страсть, делается противно от того, что произошло. Способна ли Мариам сама по себе возбудить противоречивые чувства? Хороший вопрос. Безусловно, она одна из самых приятных воплощений Венеры, вожделенной людьми и богами, хотя… для меня наименее таинственных её воплощений. Образ жены, слитой с образом моего водителя, в едином порыве и во взаимном чувстве, как раз низводит её к тому примитивному типу, который может только привлекать или отталкивать. Итак, всякий эротический акт либо разжигает желание, либо охлаждает его и поэтому с одинаковой силой либо привлекает либо отталкивает взгляд, в зависимости от физиологического предрасположения тех, кто его видит, а иногда и в зависимости от последовательных душевных состояний одного и того же свидетеля. Например, целующаяся парочка может вызвать у прохожего улыбку, и он подумает: «Любо дорого смотреть», либо отвращение («Фу противно лижутся»), и вряд ли кто-то отдает себе отчет о природе возникших ощущений.

Такое наблюдение приводит к пониманию истинных причин того, что эротические акты всегда и везде совершались тайно, дабы не вызывать в окружающих сильные и противоположные эмоции (это не относится к люмпенам, быдлу, и прочим низкоорганизованным и недоразвитым гуманоидам, в среде которых царит простота нравов). Да, существует другой перекос – когда скрывают даже всё то, что может напоминать об эротике. Так рождается лицемерие и ханжество. Во всём нужна МЕРА. Если не затемнять смысл стыдливости, не присоединять к ней нелепые предрассудки, то можно сделать вывод, что стыдливость – это привычная добродетель, которая коренится в свойстве человеческого ума, общем для всех людей».

Так размышлял Андрей всю дорогу от Волгограда до Петербурга. Резюме получилось такое: он ничего не скажет Мариам, не подаст виду, что ему что-то известно. «Мужчина никогда добровольно не прекратит удобные и привычные семейные отношения», – заезженный штамп, но увы, это так.

* * *

Всё шло обычным путём. Поезд прибыл на Московский вокзал в половине седьмого утра. Стряхнув с себя дорожную пыль, Андрей забрал машину со стоянки на Площади Восстания и направился в кофейню «Идеальная чашка», расположенную на углу Невского проспекта и Большой Морской улицы. Там он пробыл до 8-15, и оттуда поехал на завод.

К девяти утра он успел обсудить волгоградскиее новости с Игорем, который всегда приезжал раньше всех, а в начале десятого у него зазвонил мобильный телефон. Это была Ирина, взволнованным голосом она сообщила, что в офис Совинкома вломились ОБЭПовцы, у них официальное предписание провести полномасштабную проверку – с выемкой документов, всё как полагается. Ей кое-как удалось их выпроводить – фирма не может останавливать работу, надо предупреждать заранее о таких мероприятиях, но они вернутся не позднее чем в четыре часа дня. Ирина записала их данные – это сотрудники районного ОБЭП (ОБЭП Советского района).

Успокоив её, сказав, что всё сейчас уладит, Андрей отсоединился. И задумался. В это трудно поверить – что Иосиф Григорьевич Давиденко, весь такой джентльмен, так грубо работает. Только вчера получил деньги, заключил договор, наметил вектор развития, а сегодня демонстрирует свою мощь, играет мускулами. Прислал народ.

Теоретически можно предположить, что какой-нибудь Госнаркоконтроль обморозился и нагрянул с проверкой (за всю историю Совинкома еще никто ни разу не приходил на фирму с проверками – встречные проверки из кардиоцентра, о которых уведомляли не менее чем за месяц, не в счёт). И вот на следующий день после того, как договорились и заплатили за то, чтобы фирму не трясли, пожаловали спецслужбы, и не какой-то туманный Госнаркоконтроль, а ОБЭП, родная епархия Давиденко, которой он руководил много лет. По его сценарию предполагается, что новый клиент должен позвонить, пожаловаться, и проверяющих отзовут.

Андрей всегда противодействовал давлению, мог заартачиться, даже если ему с излишней настойчивостью предлагали что-то хорошее. В данном случае, с этим ОБЭПовским наездом, он решил утереть нос Давиденко, и обратился к Второву, плотно работавшему с Советским ОБЭПом.

Тот перезвонил в течение получаса и сказал, что ситуация крайне сложная: несмотря на то, что Михаил Стульников, начальник Советского ОБЭП – свой человек (прежний начальник, Игорь Ракитский, пошёл на повышение в областное УВД, с ним контакт не потерян). Можно решить любой вопрос, но в данном конкретном случае проверка заказная – позвонили из областного УВД (кто позвонил – эту фамилию по телефону называть нельзя), и велели как следует отшпендихорить Совинком. Со своей стороны Второв пообещал сделать всё возможное, чтобы по максимуму задинамить дело.

Другого выхода не оставалось – надо звонить особисту. Но Андрей решил подождать до обеда. Тем более что пришли Владимир с Артуром, и закипела работа.

История с белорусским тендером завершилась предсказуемым образом – Судотехнология выиграла конкурс, однако, не имея возможности выполнить обязательства по государственному контракту, поставить в срок тепловозные батареи 32ТН450 и 48ТН450, вынуждена была обратиться на Экссон («Исток» так и не восстановил производство, а продукция Тюменского завода обходилась дороже указанных в контракте цен).