Счастье Раду Красивого
Шрифт:
Мне хотелось сказать разведчикам: "Добудьте мне пленника, который скажет, был ли взят город", - но я тут же одёрнул себя: "Опять ты поступаешь так же, как в прошлый раз. Тянешь время! Неужели, горький опыт ничему тебя не учит!? Ничему!?"
Я оглядел пеших турецких командиров и решительно произнёс:
– Сворачиваем с дороги направо. Дальше мы пойдём через лес. Я знаю этот лес, ведь это мои охотничьи угодья. Мы выйдем из леса и нападём на врагов. Деревья не позволят им использовать против нас конницу. Мы будем на равных. И если вы победите, то всё, что находится на возах, я отдам вам в награду.
* * *
Даже в мирное время этой дорогой пользовались нечасто, но я хорошо помнил, как однажды возвращался по ней в Букурешть с охоты, а вслед за мной и моими спутниками ехала телега, везшая две кабаньи туши. Правда, ни тот, ни другой кабан не "удостоился" чести пасть от государевой руки. В ту охоту я оказался лишь наблюдателем.
"Ещё немного и дорога повернёт налево, - вспоминалось мне, - а затем лес начнёт редеть, и где-то там будут молдаване". Вот почему, хотя нетронутый лёд в лужах говорил об отсутствии опасности, мои воины получили приказ снять щиты со спин и нести в руках, чтобы быстро загородиться, если вдруг из-за деревьев полетят стрелы. У меня уже появилась привычка ждать самого худшего, поэтому я не оказался бы удивлён, если б молдаване заметили моё войско раньше, чем я - их.
Разведчиков далеко вперёд я не посылал, ведь они, не зная местности, могли заблудиться в чаще. Порой мне казалось, что я и сам заблудился, и веду своё войско не туда, но затем на глаза попадались знакомые приметы - высоченное дерево с раздвоенным стволом, обширный горельник, заросший густыми кустами, - и это означало, что дорога верная.
Однажды я всё же позволил себе отъехать от войска достаточно далеко вперёд, и вдруг мне показалось, что в дальних кустах засели молдавские лазутчики. Я уже готовился крикнуть для острастки: "Эй, вам не уйти!", но к счастью там оказались не люди, а косули. Почти не видимые даже сквозь безлистые ветви лесных зарослей, животные всполошились и понеслись напролом прочь, а я, слушая удаляющийся треск, вздохнул с облегчением.
Меж тем моё войско уже свернуло налево вместе с дорогой, лес начал редеть, и я решился выслать вперёд конных турок - теперь не заблудятся.
– Будьте осторожны, - напутствовал я их, - ни в коем случае не дайте врагу заметить вас. Как увидите его, сразу же возвращайтесь.
Они унеслись вперёд по дороге, а я, глядя им вслед, мысленно молился: "Господи, не испытывай меня больше. Я достаточно потерял и достаточно унизился. Дай мне теперь обрести хоть что-нибудь и возвыситься над моими врагами. Я прошу это не из-за гордыни, а потому что желаю спокойной и мирной жизни. Чтобы обрести это я должен победить, должен. Помоги мне!"
Наверное, я так увлёкся размышлениями, что не заметил, как летит время. Казалось, что разведка вернулась почти сразу после того, как была отправлена.
– Господин, мы видели врага, - доложил начальник отряда.
– А враг вас
не видел?– спросил я.
– Нет, - прозвучал уверенный ответ, - но нас ждут.
Мне показалось, что прозвучала полная бессмыслица:
– Что? Как это ждут? Почему, если вас не видели? Или всё же видели? Я хочу услышать правду!
Турок обиделся, что его заподозрили во лжи, но ответил с достоинством:
– Нас видели, когда мы ездили на разведку в первый раз. Согласно твоему повелению, господин, мы поехали к городу, а враги стояли рядом в поле и не могли нас не видеть. Поэтому теперь они ждут. Они отошли от леса и встали в боевой порядок.
– Но почему они думают, что нас надо ждать именно со стороны леса?
– продолжал допытываться я.
– Они так не думают, - сказал начальник отряда, - они отошли от леса, но смотрят не на лес, а на дорогу, по которой мы ехали в тот раз, когда ты отправил нас к городу. Они отошли, чтобы коннице было больше простора со всех сторон.
Вскоре я убедился в этом лично. Лес совсем поредел. Меж деревьями показалось широкое поле, и на нём я увидел множество всадников, стоявших к нам боком, но ничто не мешало им быстро развернуться. Кони нетерпеливо переступали, пики всадников смотрели остриями в небо, а над этим лесом пик я увидел алое полотнище. Оно означало, что среди всадников находится сам Штефан.
Судя по всему, в центре войска - там же, где находилось полотнище, - стояли и телеги. Молдаване готовились защищать своё добро, добытое на войне.
Я велел своим людям выстроиться в пять длинных рядов, но не выходить из-под защиты леса и приготовить луки. Свою небольшую конницу, в которой едва ли набралось бы две сотни, я поставил позади, чтобы она встретила тех молдаван, которым всё же удастся прорваться сквозь ряды пеших турецких воинов.
Мне думалось, что враг, увидев нас, сразу развернётся и нападёт. Вот почему я обрадовался, когда молдавская конница пришла в движение и все головы коней, будто ворсинки на меху, когда по нему проводишь ладонью, разом повернулись. Теперь они смотрели в сторону леса, но дальше ничего не последовало. Штефан выжидал и будто дразнил - совсем как недавно, стоя на берегу потока и мысленно приглашая: "Нападай! Твоих людей ведь намного больше".
И вот то же самое повторилось в отношении моей небольшой армии, но теперь моё войско само просило нападения, а Штефан меж тем продолжал дразнить: "Тебе эта битва гораздо нужнее, чем мне. Поэтому нападай первым!" Он просто ждал, как и в тот раз.
Я решил не поддаваться на этот вызов и отдал приказ двум первым рядам своих людей выйти из леса на пятьдесят шагов, а затем как можно быстрее вернуться назад. По моим расчётам это должно было спровоцировать молдавских всадников, но Штефан как будто разгадал и этот мой замысел: конница не двигалась.
Так мы простояли друг напротив друга почти час. Скоро должны были сгуститься сумерки, и тут я увидел, что задние ряды молдавского войска двинулись в сторону Букурешть, а передние, по-прежнему обращённые в мою сторону, прикрывают им отход. Если бы я не решился напасть до темноты, Штефан просто укрылся бы в городе, понимая, что темнота даст мне преимущество, которое даже лучше, чем деревья. Деревья защищали моих воинов от удара конницы и от вражеских стрел, но ограничивали свободу передвижения. А темнота сделала бы мою пехоту почти невидимой для конницы, но не ограничивала бы в манёвре.