Счастье Раду Красивого

Поняв, что от меня ускользает последняя возможность сразиться с молдаванами сегодня, я отдал приказ моей пехоте выйти из леса и напасть. Первый и второй ряды пехоты держали в руках копья, чтобы остановить несущихся навстречу молдавских коней. Остальные шли с луками, чтобы целиться во всадников. Справа и слева пехоту прикрывала моя малочисленная конница. Шесть тысяч румынских крестьян, вооружённых кто чем и зачастую не имевших даже кожаного доспеха, я предпочёл оставить в тылу:

– Если увидите, что впереди, справа или слева нужна ваша помощь, то помогите.

"Будь, что будет, - думал я, находясь на правом крыле своего войска, - но от боя не уклонюсь".

* * *

Битва - это столкновение воли двух военачальников, повелевающих каждый своей армией. И во время битвы я чувствовал, что воля Штефана как будто железная, и она оберегает его людей надёжнее, чем металлический доспех.

На этот раз молдаване, чьё войско по-прежнему составляла лишь конница, приняли бой и ударили прямо в середину моего войска. Иначе и быть не могло, потому что если бы они попытались ударить в бок, тогда часть моей конницы, расположенная с другого бока, получила бы возможность добраться до возов, а Штефан явно стремился защитить их, во что бы то ни стало.

После первого удара пеший строй моих воинов не был прорван, но выгнулся подковой, концы которой почти сомкнулись за спинами молдавских всадников. На это я тоже рассчитывал. Надеялся взять эту конницу в кольцо. Именно поэтому следовало ударить по молдаванам справа и слева, помочь концам подковы соединиться, но вражеские всадники как будто не почувствовали удара, не чувствовали ран от моего меча или турецких сабель, а упрямо рвались вперёд, чтобы разделить моё войско надвое.

Конница, в которой много тысяч, подобна стремительной и сильной реке. Что для неё два ручейка по сотне всадников в каждом! Эти ручейки хотят течь поперёк, нарушить движение мощного потока, но вместо этого поток увлекает их, и они движутся с ним вместе, продолжая наносить и получать удары.

Я сам не заметил, как оказался уже не с краю, а в середине схватки. Более того - на границе между копьями моей пехоты и молдавским строем. Правда, большинство копий уже сломалось, а строй моей пехоты смешался. Рядов уже не существовало. Осталась лишь толпа с щитами, которая служила берегами молдавской "реке", текшей мимо, в сторону леса, но уже не так стремительно.

"Что её задерживает?
– думал я.
– Неужели, те шесть тысяч румынских крестьян, вооружённых по большей части косами и вилами?" Только они не давали молдаванам разорвать моё войско надвое!

Меж тем "река" молдаван буквально вдавила меня в турецкую толпу, охотно принявшую "своего начальника Раду-бея", как и полусотню турецких всадников, ещё способных сражаться.

Я вдруг понял, что если исчезнет то, что служит плотиной где-то там, дальше по течению, то вот эти самые всадники, которые сейчас движутся мимо, повернутся и навалятся на турецкую толпу, и она не выдержит.

Собрав остатки конницы, я ринулся в сторону леса:

– Ударим врага в лоб!
– но когда я уже подъезжал к тылу своего войска, из леса выбежал человек и, размахивая руками, кинулся мне наперерез.

Я даже не сообразил, что бегущий хоть и препоясан мечом, но меч находится в ножнах, то есть на меня не собираются нападать. Вот почему моя рука с мечом, с начала битвы уже успевшая нанести немало ударов, готовилась нанести ещё один, если бегущий попытается ухватить меня за ногу или повиснуть у меня на стремени.

Для меня существовала только одна цель:

– Не дадим врагу прорваться!

И вдруг я услышал отчаянный крик:

– Государь! Государь, куда ты!? Это же я! Государь!

Мелькнуло знакомое лицо с чёрными усами. Человек опустил руки, как видно уже не надеясь меня догнать.

Я повернул коня и перевёл его с галопа в шаг:

– Стойка? Ты?

Турецкие конники, ехавшие за мной, также остановились, а человек, чьё лицо показалось знакомым, снова побежал ко мне и, тяжело дыша, ухватился за моё стремя:

– Да, государь.

– Что ты здесь делаешь?
– спросил я, но тут же понял: есть вопросы более важные.
– Нет, погоди. Скажи: город взят?

– Увы, государь. Взят.

– Но как же так случилось? Ты обещал, что продержишься пять дней!
– гневно закричал я.

– Я и сам думал, что продержусь, - Стойка склонил голову.
– Государь, когда ты уехал, на следующее утро явился Штефан, а с ним ещё конница. Много. Было четыре тысячи, а с ним пришло ещё пять. И Штефан начал штурм. Сделал таран и начал ломиться в восточные ворота. И ничто не могло его остановить: ни стрелы, ни горящая смола, ни пушки. От всего этого пригород загорелся, а Штефану хоть бы что. Ворота он таки проломил, а затем вся конница хлынула в город, захватили дворец. Жену твою захватили, дочь...
– рассказчик на мгновение запнулся, - но твоих сыновей я сберёг. Мы перелезли через дворцовую стену там, где она выходит к реке. И слуги-греки твои с нами. Перелезли, сели в рыбацкие лодки и уплыли, а затем скрылись в лесу. Коней у нас не было, поэтому мы решили дождаться, когда ты вернёшься и подойдёшь к городу.

– Значит, мои сыновья с тобой?
– спросил я уже спокойнее.

– Да, - сказал Стойка.
– А сейчас твои слуги-греки за ними присматривают.

– Хорошо. Береги моих сыновей, а мне надо закончить битву, - сказал я.

Стойка посмотрел на меня как на безумца:

– Государь, ты разве не слышал, что я тебе сказал? Там девять тысяч отборной конницы! Она хоть и была потрёпана, когда брали город, но Штефан за минувшие три дня привёл её в порядок. Девять тысяч конницы, государь! А у тебя сколько людей? Двенадцать тысяч?

– Девятнадцать! Было. Когда начинал битву.

– Пехоты?
– с грустью спросил Стойка и продолжал смотреть как на безумца: - Государь, всё равно этого мало. Ты не выстоишь против такой силы. Эх, если б я успел предупредить тебя раньше!

– Но ты же сам говорил, что победа над молдаванами возможна, пока не подошли их пешие полки!
– воскликнул я.
– А теперь говоришь, как трус! Что с тобой стало!?

– Государь, - Стойка снова склонил голову, - когда я говорил тебе про победу, то не думал, что к тем четырём тысячам может добавиться ещё пять. Я думал, что придёт ещё две. Ну, три. Это семь. Как-нибудь одолеем, думал. Но девять... нет, государь. Не губи себя, - он отпустил стремя и резким внезапным движением вцепился в повод моего коня.
– Если тебя убьют или пленят, что я твоим сыновьям скажу? Я обещал им, что приведу тебя.

– А как же мои жена и дочь?
– спросил я.
– Мне их бросить? Они ведь там, где возы, к которым Штефан меня не подпускает? Верно?

– Думаю, да, - сказал Стойка.
– Но, может, он их отдал Басарабу Старому, который сейчас в городе, в твоём дворце, твою корону примеряет... Государь, даже если чудо случится, и молдаване тебя не разобьют, ты их конницу тоже не рассеешь. Возы не отобьёшь. И город не вернуть. Так что придётся за твою супругу и дочь платить выкуп. Как ни крути, а придётся. А если ты погибнешь или в плен попадёшь, кто же об этом договариваться станет? Кто, если не ты?