Счастливо оставаться! (сборник)
Шрифт:
– Какая нервная! – делает вывод Маруся и вопросительно смотрит на мать.
– Машка! Я тебя выпорю.
– За что-о-о? – изумляется любительница подискутировать.
– За все-о-о! – безапелляционно заявляет Тамара.
– Тома, – примиренчески вступается Виктор за дочь, отчего та распустила крылья и, скорчив наивную рожицу, хитро спросила:
– За все-о-о?
– За все, – подтвердила Тамара и резко встала из-за стола.
– Прямо здесь, мама? – потупила глаза девочка.
– Не дождешься, дорогая. Чтобы вся столовая упрекала меня в рукоприкладстве?! В номере, естественно.
– Мамочка, – заюлила Маруся, – а кто же тогда пусенек покормит?
– Папа твоих кошаков покормит.
– Томочка, мы же с Машкой договорились котят кормить!
– А мы с Машкой договорились, что она будет вежливо разговаривать и нормально себя за столом вести.
– А что я сделала-то? – недовольно буркнула Маруся.
– Что-то ты осмелела, я смотрю. Еще разные тетки будут мне замечания делать, что дочь у меня хамка!
– Мама, она не говорила, что я хамка.
– Нет, именно это она и говорила, – рассвирепела Тамара.
– Мамочка, она говорила, что вы плохо меня воспитываете и я непочитательная.
– Какая? – опешила мать, а Виктор скорчил свирепую рожу, чтобы не засмеяться не к месту.
– Непочитательная. Почему непочитательная? – рассуждала Маруся. – Если надо, я всегда почитаю. Хотите, три раза в день буду читать? По двадцать страниц?
Пришла Тамарина очередь улыбнуться:
– Ладно, проехали. Пошли на море!
– Как скажете, девочки, – обрадовался Виктор и завернул в салфетку остаток сосиски.
Семья Мальцевых направилась к выходу.
– Апсны, Апсны, Апсны… – бубнила Машка, спускаясь от Новоафонского монастыря.
– Что ты заладила? – поинтересовалась Тамара.
– Апсны, мама, – это Абхазия. А Абхазия – страна души! – процитировала Маруся официальный лозунг гостеприимного абхазского края. – Президент Абхазии – Багапш, магазин – адекьян, аптека – пьтека… – Из Машки лилось, как из рога изобилия:
– В Апсны ни одной сосны!
Один кипарис.
Один эвкалипт.
У бедной Маруси животик болит…
– Кто автор? – поинтересовался Виктор.
– Автор – Мария Викторовна Мальцева, 2001 года рождения, ученица 4-го «Б» класса гимназии № 1 города… – без ложной скромности провозгласила девочка.
– У тебя что? Понос? – всполошилась Тамара.
– Нет, – воспротивилась Машка, – у меня – жидкий стул. Кстати, – добавила Маруся, – а почему какашки называют стулом?
– А почему ногти на руках называют ногтями? – задал дочери встречный вопрос Виктор.
– Ногтя-а-ами? – переспросила Машка. – А надо как?
– Руктями, – засмеялся отец.
– Руктя-а-а-ами?
– Руктями.
– Потому что руки? – уточнила девочка. – А ногти, потому что ноги?
– Соображаешь! – похвалил Виктор.
– Я сообразительная, – скромно подтвердила Маруся. – Правда, мамуля?
– Правда, Машуля. Только самые сообразительные дети, как ты, не моют руки после туалета и едят яблоки, поднятые с грязного песка.
– Я один раз всего.
– Ну так хватило же. Всего один раз – а на горшке уже раз пятнадцать посидела.
Машка насупилась:
– Я же не специально.
– Нет, конечно. Ты нечаянно. Как обычно. Сначала
ныряешь до рвоты, потом с земли подъедаешь до поноса…– Ну ладно, Тамара, бывает. Все дети на море через это проходят.
– Не вопрос, Витенька, – ехидно согласилась женщина.
– Ну ма-а-ама! Ну ничего страшного. Все восстановится. Ты меня вылечишь – у тебя целая сумка лекарств!
– Да будет тебе известно, уже не целая.
В этот момент Маруся отвлеклась на заманчивые выкрики торговок:
– Хало-о-одный… мандари-и-и-иновый… со-о-ок!
– Ма-а-ма!
– Даже не думай! Вчера вечером я видела, как остатки этого мандаринового сока из кулера она выливала обратно в пластиковые бутылки! – громко шикнула на дочь Тамара.
– Э-э-э… За-ачем так говорить, женщина?! Все у нас све-е-ежий. Всегда свежий. Столько людей пьют!
– Вот и пускай пьют! На здоровье!
– Слу-у-ушай, не хочешь сок – чурчхелу возьми!
– Не хочу, – отмахнулась Тамара.
– Мужу чачу возьми! – не успокаивалась торговка.
– Не возьму.
– Почему не-е-е вазьме-о-ошь? – изумился подошедший чернявый парень в спортивных штанах.
– Не пьет!
– Ай-я-я-я-яй, – запричитала торговка и стоящие рядом абхазки. – Та-а-акой мущи-и-ина и не пьет!
В дискуссию наконец вмешалась Маруся:
– Не пьет, к сожалению. Только курит. Очень много курит наш папа, – пожаловалась она торговому люду. – Очень! Поэтому, когда поднимается в гору, все время бухтит и ругается.
Пришла очередь Виктора:
– Да успокойтесь вы, женщины.
Разговор поддержал пожилой абхазец:
– Слу-у-ушай, – обратился он к Виктору. – Каки-и-ие шу-умные, да-а-а?!
– И не говори, дед!
– Иди сюда! – Абхазец махнул рукой отцу семейства. – Купи у меня табак. Не хочешь? Тогда чай купи! Иди сюда, нюхай.
Виктор махнул рукой и стал быстро спускаться вниз, отчего рюкзак на его спине начал мерно подпрыгивать.
– Ма-а-ама! – заголосила Маруся. – Папа уходит! Па-а-апа! Я с тобо-о-ой!
Машка бросила мать на съедение торговкам и ринулась вслед за Виктором, поскальзываясь в сланцах на гладких камнях монастырской тропы. Зафиксировав боковым зрением бегство дочери с поля рыночного боя, Тамара резко оборвала затянувшийся обмен репликами и зашагала вниз за своими.
Свои в этот момент прилипли к забору, за которым бродили изрядно плешивые куры и валялся черный щенок, вываливший прямо на землю свой розовый язык.
С животными здесь, в Абхазии, была просто беда. Коровы бродили прямо по дорогам и внешне напоминали больших собак, ищущих хозяина. Собаки бегали по тропическим зарослям и, завидев человека, даже не лаяли, видимо, опасаясь пинка в бок. Может быть, поэтому только у редких собачьих особей хвосты кольцами завивались вверх, а так все больше мотались между задними лапами. Все кошки, причем даже кормящиеся у пансионатской столовой, отличались исключительной худобой и вид имели довольно жалкий: мутные слезящиеся глаза, блеклая, свалявшаяся местами шерсть и обязательно какое-нибудь «ранение». Например, один из котов, облюбовавший столовское крыльцо, рожу имел перекошенную, а розовую губу – вывернутую: место для нижних клыков в его пасти пустовало.