Счастливо оставаться! (сборник)

– Только где же ваша мама? – интересовались в меру любопытные соседи.

– Наша мама, – невозмутимо отвечала временно полноправная хозяйка дома, – живет в нашей квартире по улице Леси Украинки, дом пять, квартира одиннадцать.

– Это в каких же домах? – не сдавались пришельцы. – Часом, не в новых ли?

– Часом, в них, – дразнила Вика соседей.

– Какой хороший сын! – качали те головой. – Хорошая мать – хороший сын!

В паре двух хорошистов Вике места не предполагалось. Но пусть лучше так, чем «свя-азанные ад-но-о-ой целью! Ско-о-ованные ад-но-о-ой цепью!»

На цепи верным псом метался Гена, пытаясь служить двум богам. Точнее – богиням. И та, и другая гладили верного пса по загривку, щекотали под мордой, хватали рукой за беззащитное брюхо. Пес то рычал, то взвизгивал от радости и продолжал носиться по кругу как угорелый.

– Почему так поздно? – недовольно встречала королева-мать навьюченного огромными пакетами сына.

– Где ты был? – строго вопрошала жена.

– Да бля-а-а-а! – не выдержал Гена женского прессинга и запил в черную.

На фоне постигшего семью Вольчик несчастья консолидации сторон не произошло. Каждый был занят своим делом: Вика берегла свою чахлую беременность, королева-мать снимала выручку с торговых точек, Гена боролся с похмельем.

Это был заведомо неравный бой. «Сегодня – все!» – по утрам решительно заявлял краснодарский предприниматель значительно увеличившейся в объемах супруге. Из-за грушевидного живота виднелись верхние концы крыльев, утративших свою привлекательную окраску. Теперь – просто сереньких.

– Я точно тебе говорю! – грозно объявлял Гена и усаживался за стол, обжигая нежное существо перегаром.

– Не дыши на меня! – отекшей лапкой отмахивалась бабочка.

– Парр-донн! – икал Вольчик и ронял голову на грудь.

– Я так больше не могу, – просила о сочувствии Вика.

– И я, – соглашался Гена.

– Позови мне сына! – требовала свекровь каждое утро.

Вика просто передавала трубку.

– Мамуля! – искренне радовался застигнутый врасплох мальчик.

И мамуля начинала читать проповедь в жанре беседы с членами общества анонимных алкоголиков. Текст до Вики долетал в трансформированном Геной варианте.

– Я алкоголик? – неподдельно изумлялся Вольчик. – Почему? Что, значит, не могу? Могу! Просто не хочу! Кто сказал, что я плохой муж? Ви-и-ика?!

Вика отрицательно мотала головой и даже перекрещивала руки во имя пущей убедительности.

– Лю-у-уди? Каки-ие, на хер, лю-ууди?

Дальше, видимо, шло подробное перечисление персоналий. Гена, пошатываясь, комментировал некоторые из них, брезгливо заворачивая нижнюю губу.

– И этот? От су-у-ука! – вычеркивал Вольчик из обширного списка знакомых когда-то приятно звучащее имя. – Так он у меня деньги занял! – возмущался Гена, делая круглые глаза.

Впрочем, словосочетание «круглые глаза» могло быть адресовано любому представителю азиатской расы, но только не краснодарскому предпринимателю. У краснодарского предпринимателя глаз не было. В смысле их не было видно за отечно-пастозными шторками грыжевых мешков. Но это не мешало Вольчику смотреть на мир сквозь узенькие щелочки, куда с трудом помещались все те, о ком с надрывом кричала его родительница.

– Ну и хер с ними! – соглашался Гена и делал шаг к холодильнику. – На-а-а, – протягивал он трубку жене.

– Скажи ему, что я его прокляну, – обещала королева-мать.

– Она тебя проклянет! – пугалась Вика.

– Ну-у и хер с ней! – отмахивался голкипер Вольчик от назойливого форварда.

– Что он сказал? – пытала свекровь невестку.

– Вы же слышали! – стеснялась Вика повторить сказанное.

– Дай ему трубку! – снова требовала мадам Вольчик.

Вика протягивала трубку супругу, трубка изрыгала трехэтажные проклятия, Гена смотрел на нее, не отрываясь, и таинственно улыбался. Дождавшись секундного молчания в трубке, Вольчик хрипло орал:

– Кто тебя будет кормить, дура?

«И правда, дура», – думала про себя Вика, догадывающаяся о том, каковы объемы материальных вложений в имперский образ жизни.

– Пошла на хер! – завершал разговор Гена и нажимал на красную кнопку. Трубка умолкала и находила свое пристанище в мусорном ведре.

– Ге-е-ена, – робко просила Вика, смиренно сложив руки на животе.

– И ты пошла на хер! – совсем уже миролюбиво ронял Вольчик и наконец-то открывал холодильник.

Так могло продолжаться неделю. Потом Гена начинал умирать.

– Ви-ика! – кричал насмерть перепуганный Вольчик. – Спаси-и-и меня!

«Спаси меня» подразумевало под собой следующий алгоритм: звонок наркологу – визит нарколога – дежурство нарколога – отъезд нарколога – счастье. Вика любила нарколога как родного и почтительно называла довольно молодого человека Леонид Львович. Доктор Троицкий страдал от невыносимости бытия и периодически, в свободное от работы время, восстанавливал гармонию с миром путем принятия на грудь. Поэтому алкоголизм серьезным грехом не считал, но и в помощи не отказывал, особенно если предоставлять ее приходилось по двойным тарифам выходного дня, на условиях полной конфиденциальности, частого обращения и проч., и проч., и проч.

Завидев доктора, Гена радовался как ребенок, подозревая, что с его приходом на дом снизошла благодать. Ослабевший от иссушающей страсти краснодарский бизнесмен доверчиво тянул к Троицкому руки, а Вика – конверт с деньгами. И каждому было обещано исцеление, ну а кто старое помянет, тому глаз вон. И не очень-то важно, что рецидив случается раз в месяц, а то и чаще. Главное – верить, все в наших руках.

В Гениных руках были непроходившие дыры от игл, а в руках Вики – скомканный кружевной платочек.

– Берегите себя! – шептал ей Леонид Львович и галантно целовал перед уходом руки.

Иногда Вике казалось, что от спасителя попахивает спиртным, но она гнала прочь эти дурные мысли, дабы не осквернить святыню.

– Звоните, если что… – медлил с уходом Троицкий, тщательно пытаясь вспомнить: «Где же я ее все-таки видел?» Предположить, что жены краснодарских бизнесменов в свободное от супружеских обязанностей время исполняют в кабаке танец живота, Леонид Львович не осмеливался. А больше ведущий нарколог соответствующего диспансера нигде и не бывал, поэтому объяснял все просто – дежавю.