Счастливо оставаться! (сборник)

Вика придерживалась иного мнения, понимая, что прощальная прогулка может затянуться на неопределенное время, а «сейчас ведь не пост» и вообще – завтра в дорогу.

– Да шо это за дорога?! Сесть и слезть, – радовался Гена собственной находчивости. – Ста-а-ас!

Тот оторвался от сотового телефона и с опаской посмотрел на отца.

– Ты жрать хочешь?

– Я всегда жрать хочу, – подтвердил парень.

– Вот видишь, Викуля, мальчик хочет есть.

– Он всегда хочет есть, – сопротивлялась Вика.

– Ну ма-а-ама, – заканючила Дашка. – Я тоже хочу. Ты же обещала!

– Может, и обещала. Не помню.

– А ты вспомни! – приказала Дашка и на всякий случай сморщилась, демонстрируя полную готовность заплакать.

«Вот сейчас мы и посмотрим, чего тебе больше понадобится – любви или терпения?» – позлорадствовала Тамара, наблюдая за колебаниями молодой женщины.

Первой не выдержала Машка, уставшая от капризов взрослых.

– Вика, – торжественно произнесла девочка. – А вы не могли бы все-таки вспомнить…

Виктор показал дочери кулак. Маруся с опаской перевела взгляд на мать. Тамара не заставила себя ждать:

– А ты, дорогая, не могла бы вспомнить свое место в шеренге?

Дитя надулось и отошло в сторону. Следом за ней – Дашка. Взрослые активно начали совещаться.

– Я против, – не очень терпеливо заявила Вика.

Мальцевы воздержались. Гена надулся и сделал вид, что ему все равно. Просто до балды. И только Стас был готов сражаться до конца, подзадоривая себя возникшими в голове образами абхазского хлебосольства – шашлыком и «хачапуром».

– Падре! – возмутился он. – Ну шо вы, как малые? Шо тут делать? На лавке сидеть?

– Вика не хочет, – махнул рукой отец.

– Ну и сидите тохда! – обиделся Стас и направился в сторону пансионата, чтобы через пятнадцать минут вернуться.

– Вот видишь, Вика! – укоризненно заявил Гена. – Ты людям весь вечер испортила. Мохли бы поговорить, попрощаться по-человечески…

– Мы и так можем поговорить и по-человечески попрощаться, – проявила солидарность Тамара.

Вольчик пропустил мимо ушей слова этой несносной бабы и обратился к Виктору:

– Слышь, Витек! Дай им, бабам, порулить, и точно на мель сядешь. Я вот теперь понимаю, почему их во флоте нет.

– Флота не будет? – ехидно уточнила Мальцева.

И ее супруг рассмеялся, в очередной раз мысленно похвалив за умение парировать. В глубине души он ей завидовал, кляня себя за «лестничное» чувство юмора. Сколько раз он прокручивал в голове саркастичные реплики в адрес оппонентов, но ни разу не смог их произнести, чтобы гордиться собственной находчивостью. «Дитя темных углов» называла его Тамара, с иронией рассуждая о пресловутой застенчивости мужа.

– Как же тебе не было стыдно спать со мной до брака? – нарочито ахала Мальцева, вспоминая историю собственного замужества.

– Я стеснялся тебе отказать, глубоководная акула, – посмеивался Виктор, чувствуя себя на супружеском ложе в полной безопасности.

– Так это я-а-а-а тебя соблазнила? – притворно возмущалась Тамара.

– Да, – опускал глаза Мальцев. – Я хотел жениться на отличнице Кузяниной.

– И что же не женился?

– От нее пахло корвалолом, – открывал страшную тайну несостоявшийся жених.

– Так это же хорошо. Это профилактика инфаркта.

– Не только инфаркта, – соглашался Виктор. – Но и нежелательной беременности.

– Первый раз слышу о таком противозачаточном средстве! – продолжала паясничать Тамара. – Может, и мне использовать?

– Самое лучшее в твоем случае противозачаточное средство – это твой несносный язык! – не остался в долгу Мальцев.

– Зато бесплатно! – поддержала его супруга.

– Это точно, на корвалоле бы я разорился!

– Да ты что? – качала головой Тамара. – А я думала, это главное приданое твоей Кузяниной.

– Нет, главным приданым моей Кузяниной был ее папа – генерал Кузянин.

– Неужели умер? – притворно огорчилась Мальцева.

– Нет, вышел в отставку.

– Какая жалость, был бы ты сейчас зятем самого Кузянина.

– И не говори! Прогадал! Кто вот я теперь?

– Несчастный зять какого-то заслуженного артиста, подпольного грека и любителя крепких напитков.

– Ты моего тестя не тронь! – шутливо грозил пальцем Виктор.

– Не буду, – миролюбиво соглашалась Тамара и выкидывала белый флаг в знак окончания спектакля.

В этот вечер Мальцевы были солидарны как никогда. Это был знак. Не надо было поддаваться соблазну памятно проститься с краснодарскими друзьями. Можно было спокойно обменяться телефонами прямо здесь, на территории пансионата, с одной-единственной целью – выбросить их сразу же по приезде домой. И Виктора, и Тамару этот вариант устроил бы на все сто процентов. Похоже, и Вику бы тоже. Только Гена, один-единственный, выбивался из общего числа лицемеров. Он действительно искренне хотел праздника в кругу друзей, ставших родными за эти семь дней пребывания в пансионате «У монастыря».

– Нет, Витек, ты мне скажи, мы так и будем этих баб слушать?

Мальцев нерешительно переступил с ноги на ногу и выжидательно посмотрел на Тамару.

– Не бу-у-удем! – заорали девчонки и бросились к Гене, образуя сплоченную оппозицию консерваторам.

– А ты, Стас? – хватался Вольчик за сына, как за недостающую для спасения соломинку.

– Да лехко. – Тот, не раздумывая, отдал свой голос отцовской партии.

– Ви-и-ика! – гордо окликнул бастующую супругу Гена.

– Ну что, Ви-и-ика?

– Ви-и-ика, – укоризненно качал головой Вольчик. – Ты не права… Как же ты не права, Вика.

– Ты тоже так думаешь? – обратилась та за поддержкой к Тамаре.

– Ну прям еще, – по-свойски заявила Мальцева.

Силы были явно неравны: по одну сторону располагалось женское братство числом не более двух, по другую – детское. В полном смысле этого слова. Просто возраст у детишек был разный: сорок два, девятнадцать, девять и восемь лет от роду. Между ними пролегла нейтральная полоса, названная по имени сознательного конформиста Виктора Сергеевича Мальцева. В схватку за его душу готовились вступить две неравные силы.