Счастливый Цезарь

Бешено летит возок по темной дороге. Цезарь путал следы. Ни зги. На небе облака. И только чуть отсвечивает белая дорога. Ночь летела за ними, глушила стук копыт. Все молчали. И в темноте не видно было, хмурились или, наоборот, светились лица. Не видна тревога, и радость не видна…

– Мне приснился странный сон, – тихо сказал Цезарь. – Я сошелся с собственной матерью.

Он замолчал. Копыта выбивали глухую дробь в каменной пыли дороги.

– Это к добру, – так же тихо отозвался наконец прорицатель. – Это означает только одно. Ты снова победишь. Но в этот раз трофеем будет все государство. Мать – это отчизна, Италия. Ты станешь повелителем Рима, Цезарь, – и невидимая в ночи скользнула усмешка по лицу говорившего.

Возок резко встал, и всех качнуло вперед. Дорога кончилась. Внизу неслышно текла река, проступая темной лентой в начинавшемся рассвете. Небо быстро белело. Только что плотные сумерки еще кутали землю и смазывали контуры и различия. И вот уже тьма стремительно растекается от востока и тает, превращаясь в тонкую голубую прозрачность.

Поморщившись, Цезарь спрыгнул на землю.

Солнце еще не поднялось. Утренняя заря пылала ярко начищенной медью. Красная, жаркая полоса росла от края земли. И красные блики играли на шлемах и вычищенных панцирях воинов. Полетело короткое, хриплое, как карканье ворона, приветствие.

– Да здравствует Цезарь! Да здравствует Цезарь! – слова рубили воздух.

– Вот твоя Италия! – один из друзей взял его под руку. – Ты колеблешься?

– Поздно колебаться, – мрачно ответил Цезарь.

– Неужели ты боишься?

– Цезарь ничего не боится, – он в задумчивости смотрел на реку, за ней начиналась италийская равнина. Перейди, и конец. Не конец, а начало позорной гражданской войны, и сколько бед тем, над которыми ты хочешь властвовать…

– Твой сон. Он – вещий, Цезарь, – произнес прорицатель. – Но если ты не веришь снам, погляди на птиц и загадай.

Стайка черных точек, напоминавшая мух, парила высоко в светлом небе.

– Ну, погляди! – голос прорицателя зазвенел, – гляди!

Птицы повернули направо.

– Ура! Ра! Ра! – хрипло понеслось по равнине. Как боевые кони, солдаты нетерпеливо переступали с ноги на ногу. Вынырнувший краешек солнца ярко засиял тысячей бликов и огней, отразившись в металле.

– Что ты медлишь, Цезарь! Мы верим в твое счастье. С тобою богиня удачи. Веди нас!

– Не мне везло. Не везло другим, – пробормотал Цезарь, будто просыпаясь от какого-то своего внутреннего сновидения.

Он повернулся назад, лицом к застывшим и ждущим его приказаний железным солдатам Рима. Холодным огнем горело утреннее светило в тысячах нагрудниках.

– Ну что ж, – Цезарь вздохнул, – жребий брошен. Но видят боги, я здесь ни при чем. – Он поднял руку, взмахнул ею, и двинулись когорты, металлом разбрызгивая нежную утреннюю воду.

Глава III. Добралась наука до человека

Приход духов предвидеть нельзя.

И как можно относиться к ним безразлично?

(Ши Цзин (Книга песен) VIII–IX век до Р. Х.)

Учитель сказал: «Обладаю ли я знаниями?

Нет, но когда низкий человек спросит меня,

то даже если я не буду ничего знать, я смогу

рассмотреть вопрос с двух сторон и обо всем

рассказать».

(Конфуций «Беседы и высказывания»)

Добралась наука до человека. И таких, как Цезарь, приготовилась объяснить. Проникло знание в живое поле жизни: впрыснул химию запрета и глядь! Как ветром сдуло жажду власти. Серотонончик в крови понизился и лимфу жадным чувством править не тревожит. А кортизола добавь, к примеру, – вмиг опустеет сердце, любовный трепет покинет душу, и безразличное придет смиренье. Вот почему вожаки минувших дней мутили воду непрестанно и в поданных поддерживали напряженье. От напряженья – кортизола больше, а тестостерона, который заведует страстями – меньше. Вот и угрозы нет – покорны слуги, и вянут враждебные чувства. А вожаки ликуют: у вожаков, ведь, химия другая, и кортизол тестостерону не помеха, не то, что у робких сердцем.

Эх! Кто сказал, что мы равны? Кто сказал, что эта жизнь нас всех вновь и вновь востребует в очередных рожденьях? Дудки! Востребует Браминов, Кшатриев и Кого-надо – и все! Про остальных чего говорить, они только в мечтах про жизни прошлые нонче пытают у жуликов – лекарей. И в самом деле, какие у теперешних людей возможны перевоплощения, прошлые иль будущие жизни, когда в этой, единственной, они себя Уже не помнят и не живут как люди вовсе! Смех один на таких перевоплощенья тратить. Иное дело Цезарь, особые люди, отмеченные еще с древних эпох в законах великого Ману, где все про эти перевоплощения и написано взаправду. Вот до таких добраться науке и всеобщему их подвергнуть рассмотрению! И добрались!

Да только человек не поддался. Ты ему химию, а он в такое состояние погрузится, что не то что химия – дышать ему не надо. Понятно, разрежь его на куски в эту минуту – назад не придет. А и разрезать нелегко: вроде сила какая обернута вокруг и защищает. Это лишь обыкновенные бессознательные люди легко поддавались. Хотя какие это люди.

Так что научные авторитеты приостановились, потому что, как ты в сознание влезешь чужое? Здесь вся наука про вещи теряется. Сознание – оно ведь бестелесно, ни массы, ни заряда – каким поймать прибором сей мираж. Тут надо ученому в одно соединяться: с собой, прибором и тем, что померить желаешь. А как соединишься – так всякое различие и пропадает – неясно, где Ученый, а где Явление. Не разберешь где Кто и Что и Как. Все на границе тончайшей брезжит в единстве морока и яви. Сознание не спутано временем и к месту не прикреплено, как вещи. Разве что привычкой, навязанной годами младенчества и детства. А жить-то, на самом деле, можно даже по-разному. И в снах чужих и грезах, или в душе читательницы, к примеру; в истории – как Цезарь. Сознательная жизнь бывает очень разной. А нет сознания – все по ранжиру привычки, Сейчас и Тут, в разложенной на всех Судьбе эпохи, нации иль географии. Привычные сюжеты детства, школы, как у всех – защитного цвета костюмы службистской формы жизни, под коей скрывается, порой, неведомо что. Любая пакость может поселиться, даже инопланетная – не различишь без специальной подготовки.

Такие развели философии. Большой рубеж наметился на стыке одних времен с другими, когда ось звезд, качнувшись, перешла из Рыб к великому Водолею. Переменилось понятие жизни. Космическим подуло ветром смысла, неведомого последним векам, когда только в соцветие химических молекул вникало знанье. И вожакам такое новое понимание жизни не много оставляло места. Зачем нужны Вожди, когда Человек со своим сознанием способен жить, к примеру, в своих сладких мечтах, и выгнать его оттуда нельзя: права человека стали соблюдать. Так кем же тогда править, кто будет работать и созидать нашу жизнь?

Властители Жизни и забеспокоились, большие средства отпустили науке на изучение нежелательных человеческих психологий, когда человек вместо того чтобы идти в ногу со временем или в армии честно служить – возьмет и отойдет в сторонку. Или того хуже, вообще отринет мир и в себя погрузится, нырнет в глубины, а когда опять наружу ступит – совсем другой человек, и сознание у него совсем другое. И что такой преображенный способен натворить – неизвестно. Надо заново за ним смотреть, всю анкету переписывать…

Отпустили науке деньги на особое скорое и пристальное изучение всяких загадочных и вредных сознаний в человеке. Стали ученые вникать поглубже в людскую сущность – диву дались! Такие страсти обнаружились. И не в том дело, что люди неровными оказались, а много хуже. Как до отдельных личностей дошли, то выяснилось – совсем ничего общего они с Человеком не имеют, и что простому человеку счастье, таким особенным, не от мира сего существам, – одна беда и огорченье. И еще страшней картина обнажилась – многие вообще не были живыми существами: много мертвяков оказалось подставлено было в жизнь для неизвестной цели и неизвестно кем. Не зря Андрей Петрович подозрения испытывал в отношении некоторых знакомых. Понятно, что у мертвяков отношение к смерти совсем не то, что у живого человека. Им живые люди вообще неприятны.