Screenplay 6. Найденная

– Алан! Ты знаешь, что я имею в виду!

В первый раз я испытывала по отношению к нему какую-то отрицательную эмоцию. Смесь гнева и разочарования. Словно тень предательства легла на нашу дружбу.

– Лу, не будь занудой. Говорю же, травку здесь курят все, – сказал он, правильно истолковав мой взгляд.

Злость вспыхнула с новой силой. Я-то надеялась, что он развеет мои страхи, что начнёт отрицать, оправдываться, убеждать меня в своей невиновности, а он этого делать, по-видимому, не собирался.

– Туристы за этим сюда и едут, – добавил он убеждённо.

– Что? – опешила я. – Ты так спокойно признаешься в том, что… куришь траву? Прямо на рабочем месте?

– Какая разница, где курить, – искренне недоумевал Алан. – Разве для этого занятия нужно подбирать какое-нибудь особенно место? Или время?

– Ну не за барной же стойкой моего отеля, – шипела я, вцепившись ему в майку. – Ты что, совсем сдурел? Хочешь, чтобы меня посадили?

– Да кто тебя посадит, Лу? – расхохотался Алан прямо в моё искажённое злобой лицо. На какой-то момент я даже почувствовала себя глупо, но тут же взяла себя в руки.

– Что если полиция узнает, что на территории моего отеля употребляют наркотики? Меня же обвинят в том, что я это допускаю! И ещё продажу пришьют к тому же!

Алан какое-то время позабавлялся моей яростью, едва сдерживая смех, потом похлопал меня успокаивающе по плечу.

– Лу, не глупи! Ты же в Камбодже! Курят траву здесь так же спокойно, как и пьют пиво. Повсеместно. Внимание полицая ты привлечёшь только в том случае, если по-хамски выдохнешь струю конопляного дыма прямо ему в лицо, причём разозлится он на тебя именно за хамство, а не за траву. На бумаге курить запрещено, на деле – курят все и всегда. За более тяжёлые наркотики, за синтетические, например, тебе могут впаять немалый срок, а трава, пока она растёт, это всего лишь трава. Её тут и в пищу добавляют вместо специй. И вот это уже абсолютно законно. Ну вспомни все эти «Счастливые пиццы» и «Счастливые печеньки», и даже в ресторанах на центральных улицах городов. Всего лишь специя, Лу! – улыбался Алан, глядя в мои ошарашенные глаза.

Он залез в карман, вытащил пачку сигарет и выудил на свет толстенькую начатую самокрутку. Поднёс её к моим глазам.

– Смотри, вот этот косячок состоит из двух компонентов: из дорогого и дешёвого, из травы и бумаги. Так вот, бумага – это дорогой компонент. Понимаешь, то, что дёшево, не представляет для полиции никакого интереса, поэтому тебе не о чем беспокоиться. Мы с Томасом, бывало, частенько забивали косячки, и на работе это никак не сказывалось.

Я недовольно смотрела то на самокрутку, то на Алана. Я презираю даже алкоголиков, а уж мысль о том, что и мой лучший работник наркоман, просто вышибла у меня почву из-под ног.

– Алан, – жалобно шептала я, – но это же ужасно!

– Что ужасно? – округлил он глаза.

– Быть наркоманом.

– Да, Лу, – серьёзно кивнул он, – наркоманом быть ужасно. Когда-то я сидел на кокаине и на метамфетамине, и, знаешь, это было паршиво. Но, к счастью, каннабис – это не наркотик, а очень даже полезное растение. Марихуану даже прописывают как обезболивающее и противосудорожное.

– Алан, ты обманываешь и меня, и себя и знаешь это. Никакое это не полезное растение, это самый настоящий наркотик.

– Ты говоришь про то, что она вызывает привыкание?

– И про это тоже. А ещё про глюки, которые вы, наркоманы, ловите по обкурке. Видела я этих сумасшедших!

– Вряд ли это была марихуана, от неё не бывает глюков, скорее всего, какая-то тяжёлая синтетика. А привыкание к ней меньше, чем к обычным сигаретам. Те, кто курит постоянно, скорее попали в зависимость именно от ощущения эйфории. Им хочется чувствовать это снова и снова, они курят чаще и чаще, реальность, не приукрашенная косячком, кажется им серой и скучной. Если не впадать в крайности, если позволять себе это в исключительных случаях, по праздникам например, вместо того чтобы заливаться вискарём, то почему бы и нет? Я вот не любитель пьянствовать, но иногда же нужно как-то обнуляться.

– Обнуляться?

– Ага. Расслабляться.

– Давай так: обнуляйся где хочешь, но только не в моём отеле!

– Хочешь запретить курить в своём отеле? – он вызывающе поднял бровь.

– В смысле запретить? А у меня что, разрешено?

– Ну конечно. Здесь все курят. Весь ресторан, все эти люди, которых ты видишь по вечерам на диванчиках за столиками, они все курят! А чем, по-твоему, они ещё занимаются, глядя на закат?

– Так, – я сдержанно негодовала. – Пожалуйста, если ты заметишь здесь ещё хоть одного человека, раскуривающего косяк на моей территории, гони его в шею.

– Хочешь лишиться клиентов, Лу? – Алан предостерегающе вздёрнул бровь.

– У меня и без них будет достаточно клиентов. Я хочу, чтобы в моем ресторане сидели только нормальные люди, а не какие-то наркоманы.

– Лу. Здесь нет «нормальных», как ты говоришь, людей. Всем людям так или иначе нужно расслабляться, и радуйся, что именно твой отель обладает такой красивой береговой линией и таким красивым видом на закат. Люди приезжают на отдых, и им хочется именно отдыхать, кайфовать, и кайф у всех разный! Те из них, кто выбирает именно такую обстановку, некий красочный пейзаж, в лучшую сторону отличаются от тех людей, которые выбирают ночные клубы с грохочущей музыкой или заплёванные притоны. Эти люди – они эстеты, Лу, и от них не нужно ждать пьяных, наркоманских выходок. Они только сидят и расслабленно, как в полусне, наблюдают за садящимся солнцем, тихо и спокойно. А знаешь, чего они хотят потом, Лу?

– Чего?

– Потом они хотят кушать. Много и вкусно. И тут, вау! Наш гостеприимный ресторан готов раскрыть свои двери каждому страждущему оставить любые деньги за быструю подачу очень большого, сытного и дорого блюда. Накуренный клиент – голодный клиент. Ты никогда не задумывалась, почему на наш ресторан спрос выше, чем на другие, точно такие же рестораны с одинаковым меню и с одинаковыми ценами?

– И почему же?

– Всего лишь красивый вид. Лу! Ты продаёшь пейзаж, получаешь прибыль с того фона, который избирают люди для своих минут единения с блаженством, и ты хочешь забрать у них это? Хочешь уменьшить выручки своего ресторана? Разрушить этот прекрасный симбиоз, в котором удовлетворение получают обе стороны? И только из-за того, что какие-то дяди в какой-то стране сказали, что марихуана незаконна? Ну же, Лу! Приди в себя, это же просто, как дважды два! Народ расслабляется, ты стрижёшь купоны, все довольны.

Я смотрела на безмятежно счастливого Алана.

– И что, хорошо расслабляет?

– Превосходно. Хочешь попробовать?

– Нет!

– Ну как хочешь, – он пожал плечами, спрыгнул со стула, взял полотенце, полироль и принялся натирать барную стойку, насвистывая себе под нос какую-то весёленькую мелодию.

Меня терзало ощущение недосказанности.

– Что, даже не будешь меня уговаривать? – спросила я, разглядывая рисунок на его майке.

Алан повернулся ко мне, жеманно улыбнулся.

– А зачем? Не хочешь, как хочешь.

– Ну ты все-таки попробуй.

– Что попробуй?

– Уговорить меня.

– Настанет день, и ты сама будешь меня уговаривать, Лу. Настанет день…

Иногда, когда я была в настроении помучиться, то разговаривала с Эхо, скажем так, по душам. Надо заметить, что разговоры с ним – это вообще, наверное, самая сложная и в то же время самая захватывающая вещь на свете. Было очевидно, что Эхо нуждается в каком-то гораздо более искушённом и прозорливом собеседнике, чем я, потому что меня он вечно оставлял с носом.