Сеанс мужского стриптиза

– А также Гоголя с Белинским, – ехидно пробормотала я. – Значит, я догадалась правильно. Значит, она переписывалась с заключенным. Значит, это он прятался в бане и в лесу!

На лицах мужчин, глазеющих на меня, восхищение быстро сменилось раздражением.

– Иди ты сама в баню, Инка! Лесом! – выразил общее чувство Денис. – Рассказывай толком!

– Кому рассказывать? Этих людей я не знаю, а вот этого подозреваю в причастности к мафии! – я кивнула на бледную личность по имени Федор и упрямо застопорилась в дверном проеме.

Денис бесцеремонно подтолкнул меня в спину и уронил на диван, оказавшийся, к счастью, достаточно мягким.

– Вот, Федя, как воспринимает простой народ твое служение банковскому капиталу! – назидательно сказал Капустину румяный малый с круглым пивным животиком. – Милая девушка думает, что ты прихвостень мафии! И она не так уж далека от действительности! Скажу по собственному опыту: где большие деньги, там обычно и преступность не мелкая!

– Кончай базар, Молодцов! – строго сказал Железный Дровосек.

Присмотревшись, я узнала в нем предводителя команчей капитана Кошкина.

– Не беспокойтесь, Инна, гражданин Капустин не преступник, – сказал он мне. – Наоборот, он представитель потерпевшего.

– А еще гражданин Капустин – хозяин этой прекрасной квартиры и автор этого не менее прекрасного стола, так что у нас тут получается настоящий «капустник». Поэтому не смущайтесь Федькиной протокольной рожи и расскажите нам все без утайки! – весело улыбнулся толстопуз, которого предводитель команчей назвал Молодцовым.

– А выпить нальете? – тоже начиная улыбаться, спросила я. – Чтобы снять стресс и вообще для вдохновения?

Мужики оживленно загомонили и бойко зазвенели стеклотарой.

– Ну, начинается! – недовольно пробурчал Денис.

Мой милый – ревнивец. Ему никогда не нравится внимание, оказываемое мне другими мужчинами.

– Ну, начнем! – лихо хлопнув рюмочку, возвестила я.

И, не испытывая более хрупкое терпение аудитории, хорошо поставленным голосом с лекторскими интонациями профессора Трембицкого, повела свой былинный сказ.

То есть это я так думала, что мое повествование будет долгим и плавным, как гусельный напев. На самом деле получилось по-другому. Мои слушатели оказались нетерпеливыми, к тому же они уже были в курсе большей части событий и не стеснялись перебивать меня замечаниями и вопросами. Едва я жалостливым голосом произнесла заранее заготовленную первую фразу:

– Жила в поселке Бурково бедная девушка-сиротка… – как меня грубо перебили.

– Девушка-сиротка: Нина Андреевна Горчакова, двадцати шести лет, русская, незамужняя, образование среднее специальное, – деловито протарахтел лейтенант Суворов.

Говорил он без бумажки, наизусть, но это обстоятельство не расположило меня в пользу памятливого лейтенанта. Недовольная тем, что меня перебили, я строго посмотрела на непрошеного помощника и повысила голос:

– Материальной помощи девушке никто не оказывал, и она зарабатывала себе на жизнь, чем могла. А могла она заниматься нехитрой домашней работой, которая традиционно считается женской, – стирать, убирать и готовить. К счастью, спрос на услуги такого рода в дачном поселке был, и Нина Горчакова устроилась горничной в богатый дом Ситниковых.

– И Суржиковых! – снова влез лейтенант.

– Каких Суржиковых? – не поняла я.

– Вижу, у вас неполные данные, – довольным тоном сказал капитан Кошкин. – Горчакова по четным дням работала горничной в одном доме, а по нечетным – в другом.

– Служанка двух господ! – пробормотал Федор Капустин, проявив неожиданную эрудицию.

Я посмотрела на него и вздохнула: надо же, какие тут все умные! Аж противно!

– А вы знаете, что по выходным Нина тоже дурака не валяла, ездила в город помогать по хозяйству пожилой женщине-инвалиду? – спросила я, с трудом смиряясь с тем, что неблагодарные слушатели становятся моими полноправными собеседниками.

– Она была наемной сиделкой при Анне Ивановне Ивановой, шестидесяти восьми лет, русской, вдовствующей пенсионерке, – протарахтел в ответ не страдающий склерозом лейтенант Суворов.

– Мы вышли на Анну Иванову только сегодня, когда связались с администрацией колонии, в которой отбывал наказание Мухин, и выяснили, с кем он имел контакты за годы пребывания в заключении, – объяснил мне капитан Кошкин.

– Значит, Нина переписывалась с этим Мухиным от имени Анны Ивановой? – уточнила я.

– И используя ее городской адрес, – подтвердил Кошкин.

– Тогда все ясно, – кивнула я. – Мухин, освободившись из заключения, приехал к Горчаковой и тайно жил у нее в Буркове, старательно прячась от соседей. Никто не знал, что у Нины есть сожитель, хотя об этом можно было догадаться. Я же догадалась!

– Как же ты об этом догадалась, милая? – любезно подал реплику Денис, угадав, что я нуждаюсь в моральной поддержке.

– Нина ненормально много ела! – ответила я.

Старший лейтенант Козлов, который дотоле заявлял о своем присутствии только деликатным чавканьем, шумно поперхнулся бутербродом.

– Я выяснила, что на рабочем месте горничную, как и всю прочую прислугу, сытно кормили, – сказала я. – А вечером после работы она еще заходила в поселковый магазин и набирала полную сумку вкусных и питательных продуктов. И при этом, по свидетельству продавщицы, ничуть не полнела! Вывод напрашивался сам собой: еду Нина покупала не для себя, а для кого-то другого. Это первое. А второе – Пашка Ситников встречал в лесу неподалеку от дома Нины какого-то подозрительного орнитолога.

– Кого? – искренне удивился капитан Кошкин.

– Орнитолога, – повторила я. – Специалиста по птицам. – Я обвела взглядом удивленные лица мужчин и пояснила: – В наших краях в естественных условиях не водится никаких редких пташек, я сегодня специально справилась в Интернете. Самое экзотическое пернатое в наших широтах – красногрудый снегирь. Вот я и подумала, что укромное лесное убежище соорудил для себя никакой не орнитолог, а просто человек, вынужденный прятаться. Орнитологом он просто прикидывался и держал в своем гнездовье на дубу бинокль, блокнот и карандаш – для пущей убедительности. Карандаш ему, кстати, Нина дала, она им в доме Ситниковых разжилась, от кухарки.