Семь божков несчастья

— Выглядели, — я печально вздохнула.

— Чего? — опешила Лизка.

— Они выглядели вполне прилично. До взрыва, а теперь… Наверное, совсем никак не выглядят.

Подружка почтила память усопших скорбной минутой молчания, после чего сделала неожиданное признание:

— Я чувствую себя виноватой.

— Я тоже. Теперь даже если мы позвоним в милицию, нам в лучшем случае просто не поверят, а в худшем пошлют, а в самом худшем — посадят…

— Точно, — со вздохом согласилась Лизавета, — у них ведь разговор один: нет тела — нет дела. Или начнут криминалисты копать, обнаружат останки, а тут мы как подарок судьбы… Вроде как убийцы…

Я совсем приуныла: мало того, что ребят было жалко, так к чувству жалости прибавилось еще чувство вины, словно это мы их убили.

— Кстати, Лизка, ты успела осмотреть тела? — вспомнила я причину, которая привела ко всему этому безобразию.

— Немного.

— И что?

В ответ на мой нетерпеливый вопрос Лизавета отчего-то разозлилась:

— При них обнаружился целый пакет документов: паспорта, водительские удостоверения, справки из вендиспансера и результаты анализов.

— Это ты так шутишь? — обалдело моргнула я.

— Ничего из вышеназванного у трупов не обнаружено, — немного остыв, официальным тоном ответствовала подруга. — Зато в кармане комбинезона у Рыжего я нашла вот это…

С этими словами Лизавета разжала кулачок, и моему любопытному взору предстала миниатюрная статуэтка восточного божка. Толстенький пузатый мужичок, говорят, приносит счастье и исполняет желания, если его пузо потереть большим пальцем по часовой стрелке триста раз. Подобных игрушек в любой сувенирной лавке имеется видимо-невидимо. Этими сведениями я поделилась с Лизаветой, на что она раздумчиво протянула:

— Не скажи-и, Виталия. Сдается мне, это не простой сувенир. Интуиция какая-то точит…

Интуиция подруги вызвала у меня уважение, поэтому вступать в дискуссию я не стала, а просто промолчала, предавшись вполне понятному унынию.

…Утро мы встретили, сидя возле входа в пещеру и стуча зубами не то от пережитого, не то от утренней прохлады. По понятным причинам костер разводить не решились и согревались хорошо известным народным средством, которое Лизка прихватила в достаточном количестве. Им же, кстати, и умылись. Как только рассвело, мы стянули с себя все снаряжение, облачились в цивильное и потопали на станцию. Шли молча. Усталость от бессонной ночи и от стресса давала о себе знать с каждым шагом все сильнее. Ноги сделались чугунными, и я наконец взмолилась:

— Если мы сию минуту не сделаем привал, я умру на твоих глазах. Давай передохнем немного!

Лизавета возражать не стала, потому как сама едва передвигалась.

— Пить охота, — пожаловалась Лизавета.

— Водки попей, — дала я подружке дельный совет, привалясь спиной к рюкзаку.

— Не, водкой не напьешься.

— Угу, ею только наешься. — Рюкзак оказался страсть каким неудобным.

— Ты чего вредничаешь, Витка?

— Я устала, я хочу спать, я чувствую себя убийцей! Этого мало? А еще какая-то хрень в ребра упирается! — с этими словами я полезла в свой рюкзак. Раз первые три раздражающих фактора ликвидировать не получится, то устраню хотя бы последний.

Очень скоро выяснилось, что мешавшая мне хрень, не что иное, как банка с баб-Шуриным отваром. Несколько секунд я глазела на банку как бог на несчастную черепаху — свое неудачное творение.

— Лизка, — наконец изрекла я задумчиво, — а горбунья-то была права. Она знала, что в пещерах с нами беда случится. Интересно, что за зелье бабка приготовила? Попробуем?

— Вот и пробуй, а меня что-то жидкость цвета мочи молодого поросенка не вдохновляет.

Можно подумать, я от нее в восторге! Но зачем-то ведь баба Шура дала нам баночку?

Осторожно, словно в банке был тротил в жидком эквиваленте, я открыла крышку и с опаской принюхалась.

— Травой пахнет, — сообщила я Лизавете, наблюдавшей за моими действиями с неподдельным интересом.

— Травка тоже разная бывает, — глубокомысленно изрекла подруга. — Есть и такая, от которой люди мрут.

— Вряд ли баба Шура хотела нас отравить. Зачем ей это?

— Ну, пробуй тогда. Чего ждешь?

— И попробую! — В меня словно вселился дух противоречия. На самом деле пробовать зелье было все-таки боязно, но отступать не хотелось, и я сделала пару маленьких глотков.

По вкусу отвар напоминал холодный зеленый чай. Противным он точно не был, скорее наоборот, приятным, поэтому я уже без опаски выпила еще.

— Ну, как? — заинтересованно глянула на меня подруга. Наверное, она ожидала, что я превращусь в козленочка или у меня немедленно вырастут ослиные уши. Жаль разочаровывать девушку, но придется:

— Нормально, даже вкусно. Жажду утоляет классно. И знаешь, кажется, сил прибавилось. Во всяком случае, я чувствую прилив бодрости.

Лизавета с явным недоверием отнеслась к моим словам, но банку все-таки забрала, несколько секунд подозрительно обнюхивала ее содержимое, после чего, перекрестившись, выпила. У нее уши тоже не выросли, и вообще никаких видимых изменений не случилось. Зато силенок прибавилось, и мы веселее зашагали к станции.

На этот раз шли без карты, потому как она куда-то пропала, однако шли так уверенно, словно исходили здешние места вдоль и поперек, и через полтора часа добрались до железнодорожной платформы. Еще через двадцать минут подошла электричка, и мы с заметным облегчением наконец взяли курс к дому.

Народу в вагоне было довольно много, но к нам никто не подсаживался. Оно и понятно: кому охота ехать в компании с грязными лохматыми девицами, от которых за версту несет водярой! Нам с Лизаветой компания и вовсе не нужна была — мы молчали, уткнувшись в окно невидящим взглядом, но думали об одном и том же. Оттого, должно быть, когда Лизавета подняла на меня глаза, полные идей, я уже знала, что она сейчас скажет, и заранее приготовилась возражать, впрочем, больше по привычке.

— Меня волнует это убийство, Витка, — проговорила Лизка.

— Какое? — уточнила я. — То, которое было, или которое мы сотворили?

По вагону пронесся какой-то невнятный шелест, после чего в радиусе метров трех от нас образовалось свободное пространство.

— Ты чего орешь-то?! — прошипела Лизка, и я перешла на драматический шепот:

— Так какое убийство тебя интересует?

— Которое до нас.

— С чего такая озабоченность?

— Совесть мучает, — мрачно буркнула Лизавета. — Вроде мы ни при чем, а вроде как бы и виноваты. Предлагаю разобраться в этом деле.

Сопротивление, как вы понимаете, бессмысленно, да и волнения определенные на эту тему у меня тоже имелись, но из принципа я возразила:

— Я не хочу ни в чем разбираться. Я в Турцию хочу.

— Они являться будут, — предупредила подруга.

— Пусть являются, — великодушно разрешила я. — Я им объясню ситуацию.