Сэр Найджел Лоринг

— Это очень печально, государь, — сказал Уолтер Мэнни, — человек он бедный и с большим трудом приготовил себе снаряжение для похода. И все же придется сделать, как вы говорите, ваше величество. Если вы придете ко мне утром, сквайр Лоринг, вам передадут доспехи Джона Уиддикема.

— Тогда, с соизволения короля, я верну их ему обратно, — запинаясь от волнения, произнес Найджел. — Уж лучше мне никогда не бывать на войне, чем отбирать у храброго воина его единственные латы.

— Твоими устами говорит дух твоего отца! — воскликнул король. — Клянусь распятием, Найджел, ты мне нравишься. Дело это решу я сам. Однако странно, что из Уиндзора еще не приехал сэр Эмери Ломбардец.

С самого прибытия в Тилфорд король то и дело нетерпеливо справлялся, не приехал ли еще сэр Эмери и нет ли от него вестей, так что придворные стали с любопытством переглядываться. Все знали, что Эмери, известный своей продажностью итальянец, недавно был назначен губернатором Кале, и его столь внезапный и поспешный приезд мог означать только одно — возобновление войны с Францией, о чем страстно мечтал каждый воин. Уже дважды, когда снаружи доносились звуки, похожие на конский топот, король переставал есть и с непригубленным кубком в руке прислушивался, повернув голову к двери. На третий раз он не ошибся. Сначала раздался громкий топот копыт, звяканье сбруи, потом из темноты послышались хриплые голоса: на них отозвались лучники, стоявшие на страже у дверей.

— Прибыл какой-то путник, государь, — доложил Найджел. — Что изволите приказать?

— Это может быть только Эмери, — ответил король, — я только ему велел следовать за мной в Тилфорд. Пожалуйста, распорядись, чтобы его впустили, и со всей почтительностью пригласи к столу.

Найджел схватил факел и распахнул дверь. За ней стояло полдюжины всадников; один уже спешился. Это был коренастый смуглый человек с крысиным лицом и беспокойно бегающими карими глазами. Не переступая порога, он тотчас устремил жадный взгляд в глубь залы, ярко освещенной красноватым светом факелов.

— Я сэр Эмери из Павии, — прошептал он. — Ради Бога, скажите, король здесь?

— Он за столом, благородный сэр, и приглашает вас войти.

— Одну минуту, молодой человек, одну минуту. Скажите мне на ухо, вы не знаете, зачем король посылал за мною?

Он искоса взглянул на Найджела, и в его хитрых темных глазах промелькнул испуг.

— Не знаю.

— Я хотел бы... Я должен удостовериться прежде, чем предстану перед ним...

— Вам нужно всего лишь войти в дверь, благородный сэр, и вы все узнаете из уст самого короля.

Сэр Эмери собрался с духом, как человек, который готовится прыгнуть в ледяную воду, и быстрым шагом вышел из тьмы в светлую залу. Король встал, на его прекрасном удлиненном лице заиграла улыбка, и он протянул гостю руку. Однако итальянцу почудилось, что улыбались у короля только губы, но не глаза.

— Добро пожаловать! — воскликнул Эдуард. — Добро пожаловать, наш достойный и преданный сенешаль Кале. Прошу вас, садитесь вот тут, прямо напротив меня. Я просил вас приехать, чтобы услышать от вас вести из-за моря.

Благодарю вас — вы взяли на себя заботы о том, что мне столь же дорого, как жена или сын. Приготовьте там место сэру Эмери и подайте еды и питья, ведь он сегодня столько проехал, чтобы услужить своему королю.

Во все время пиршества, которое с таким искусством устроила леди Эрментруда, Эдуард весело разговаривал то с итальянцем, то с баронами. Наконец были унесены последние блюда, а круглые, пропитанные мясным соком и жиром куски грубого хлеба, служившие тарелками, брошены собакам. По кругу пошли фляги с вином. В залу с арфой в руках робко протиснулся старик менестрель Уэдеркот. Он надеялся, что ему, может быть, позволят сыграть или спеть что-нибудь его королевскому величеству. Но у Эдуарда на уме были развлечения иного рода.

— Прошу вас, Найджел, отошлите слуг, чтобы мы остались одни. Пусть у каждой двери встанут по два воина: нам никто не должен мешать — разговор будет секретный. А теперь, сэр Эмери, благородным лордам и мне самому, вашему государю, хотелось бы услышать из ваших уст, как обстоят дела во Франции.

Лицо итальянца было спокойно, только глаза быстро перебегали с одного рыцаря на другого.

— Насколько я знаю, государь, в ваших французских владениях все спокойно.

— Значит, вы не слышали, что французы собрали войско и намереваются, нарушив перемирие, вторгнуться в наши земли?

— Нет, ваше величество, не слышал.

— Вы меня очень успокоили, Эмери, — сказал король, — уж если вы ничего не слышали, то, разумеется, и быть ничего не может. А ведь говорили, что этот бешеный рыцарь, де Шарни, уже подошел к моему драгоценному Сент-Омеру* [Сент-Омер — город неподалеку от Кале.] и вот-вот схватит его своими стальными руками.

— Что вы, государь! Пусть только посмеет! Он увидит, что ваше сокровище надежно заперто в сундуке и хорошо охраняется.

— И охраняете его вы, Эмери.

— Да, ваше величество, я.

— И вы, конечно, надежный страж, которому вполне можно доверять, не так ли? И теперь, когда из всех своих воинов я выбрал именно вас, чтобы вы берегли его как зеницу ока, вы не продадите по дешевке то, что мне так дорого?

— Что вы, государь! Почему вы задаете мне такие вопросы? Они порочат мою честь. Вы же хорошо знаете, что я не отдам врагу Кале прежде, чем отдам Богу душу.

— Так, значит, вам ничего не известно о поползновеньях де Шарни?

— Ничего, государь.

— Лжец и негодяй, — загремел король и, вскочив с места, ударил кулаком по столу так, что зазвенели кубки. — Взять его, лучники! Немедленно взять! И держать за локти, чтобы он ничего не натворил! И ты смеешь говорить мне в лицо, ты, вероломный ломбардец, что ничего не знаешь о де Шарни и его планах?

— Бог свидетель, я ничего не знаю.

Губы итальянца побелели, и говорил он прерывисто, тонким дрожащим голосом, отводя глаза от беспощадного взгляда разгневанного монарха.

Эдуард горько рассмеялся и вытащил из-за пазухи какую-то бумагу.

— Я хочу, чтобы в этом деле вы были судьями — ты, мой славный сын, и вы, Чандос, и вы, Мэнни, и вы, сэр Хьюберт, и вы, епископ, тоже. Я назначаю вас судьями своей королевской властью, чтобы вы совершили суд над этим человеком, ибо, клянусь Господом Богом, я не сойду с места, пока не разберусь во всем до конца. Но сначала я прочитаю вам вот это письмо. Оно послано сэру Эмери Павийскому, nomme* [По прозванию (франц.).] Ломбардец, в крепость Кале. Это что, не твое имя и звание, негодяй?

— Имя мое, государь, только я не получал такого письма.