Сэр
Шрифт:
Он кивает.
— Может и так, но ты могла бы найти себе того, кто доживает свой век. Папика, который с радостью исполнит любое твое желание…
— Он будет ожидать, что я его трахну, — прерываю я, неодобрительно качая головой. — Я не дура, Эйдан. Они все хотят чего-то взамен. Тебе стоит остерегаться сделки, которая слишком хороша, чтобы быть правдой.
Несколько мгновений он ничего не говорит, но его грудь учащенно вздымается.
— Верно, — соглашается он. — Это был фундаментальный урок в моей жизни, Айви. Я верил в это всем сердцем. А потом я встретил тебя… в самолете…
Я замираю,
Я… я никогда не рассказывала ему, как мы познакомились. Он сказал, что пока не хочет ничего знать.
— Я назвал тебя яростной, — говорит он, глядя на сумку на полу. — У тебя была сумка с принтом в виде слона. Куча гребаных слоновьих хоботов снилась мне неделями… Ты велела мне перестать называть тебя «дорогая»… — Он снова смотрит на меня, его взгляд падает на мои губы. — Помню, мне было интересно, какая ты на вкус. Мне просто нужно было знать. Я хотел тебя. Я отчаянно хотел тебя, Айви.
Я не знаю, что сказать.
У меня нет слов.
Он хмурит брови.
— Я не помню всего… но я так долго собирал фрагменты воедино. Я помню… Помню, я подумал, что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Истинная красота, а твой рот… твой гребаный рот творил чудеса с моим телом. — Теперь его глаза кажутся воспаленными. — Я помню, что не хотел, чтобы ты стояла в аэропорту одна. — Он прерывисто вздыхает. — Я помню, как подумал, что ты, должно быть, чувствуешь себя такой невидимой, но я видел тебя. Я видел тебя, Айви.
Слеза скатывается с уголка глаза, когда он берет меня за руку и смотрит на браслет.
— И я дал тебя обещание. Я обещал тебе… я обещал тебе по браслету на каждый день рождения, пока я буду в твоей жизни.
Другой рукой он роется в кармане пиджака и достает фиолетовую шкатулку для драгоценностей. Он протягивает ее мне. Мои пальцы дрожат, когда я беру ее, от эмоций у меня перехватывает горло, и я все еще не могу говорить. Слезы текут из моих глаз, когда я, дрожа, открываю его. Браслет прекрасен, украшен узелком вечности и бриллиантом в центре. Когда я снова поднимаю на Эйдана взгляд, у меня перехватывает дыхание.
Его взгляд полон эмоций. Он берет коробочку и достает из нее браслет. Он берет мою руку и надевает браслет, шепча:
— Я люблю тебя, Айви Монткальм. Я любил тебя тогда, я люблю тебя сейчас и буду любить тебя вечно. Мы едем домой. В твое место свободы. Там мы поженимся. Там у нас будут дети. Там мы состаримся вместе. — Теперь он пристально смотрит на меня. — Если это сделает тебя счастливой, конечно.
Мои губы оказываются на его губах прежде, чем он заканчивает говорить.
Я счастлива.
Я самая счастливая женщина в мире.
Эпилог
Эйдан
Иногда мне снятся моменты из прошлого. Моменты, которые остаются надолго после того, как я просыпаюсь. Моменты, когда я с Айви, сижу в кресле в салоне и провожу пальцами по ее ноге.
Мне снится, что я смотрю на ее фотографию.
Мне снится, что я думаю о ней и гадаю, назову ли ее
когда-нибудь своей.Я знаю, что эти сны реальны. Знаю, что за ними стоит правда, потому что они резонируют на более глубоком уровне, чем обычные сны. Они так глубоко цепляются за меня, укореняются в моей душе, как будто само мое существо пытается напомнить мне о том, что было потеряно.
И я знаю, что никогда не вспомню весь путь.
Я смирился с этим, хотя и приветствую эти сны, потому что они — крошечные кусочки грандиозной головоломки, которую мне не терпится разгадать.
Этим утром я просыпаюсь под тихий стук дождя по окну, чувствуя жгучую боль в груди, потому что сон прошлой ночи вывернул меня наизнанку.
Я протягиваю руку в поисках Айви…
Когда не чувствую ее, я встаю и выхожу из комнаты. Мой пульс учащается, а тревога зашкаливает. Я ненавижу находиться вдали от нее и…
— Ш-ш-ш, все хорошо, красавица, — воркует она.
Я останавливаюсь на пороге спальни, расположенной по соседству с нашей. Медленно открываю дверь, затаив дыхание, потому что знаю, что она не легла в постель.
Она осталась в этой комнате.
С Элис.
От эмоций у меня перехватывает горло, когда я смотрю на свою вторую половинку, которая качает нашу малышку на руках, целует ее пушистую головку, смотрит на нее сверху вниз ярко-голубыми глазами.
Айви без ума от Элис.
Это нормально. Я тоже.
Она появилась на свет раньше срока и в этом была печаль, а затем радость, когда Элис выкарабкалась. Ее легкие были развиты — с ней все было в порядке, но я чувствую, что иногда Айви в это не верит. Она цеплялась за нее каждую минуту с тех пор, как мы вернулись из больницы два месяца назад.
Почувствовав мое присутствие, Айви поворачивается и смотрит на меня. Она устала, волосы собраны в пучок, красные пряди обрамляют лицо. Ее голубые глаза измучены, под ними мешки от бессонных ночей.
Мое сердце замирает в груди, потому что она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
— Подойди, — призывает она меня.
Я медленно подхожу к ней. Мы смотрит на нашу малышку, и я снова чувствую, что меня разрывают на части, моя душа болит, сердце бешено колотится в груди, когда ко мне возвращается сон прошлой ночи.
— Иди сюда, — сказала она. — Иди ко мне, мой прекрасный мальчик. Садись.
Я подошел к ней с разбитым сердцем и истерзанной душой. Сел рядом с ней на шаткий уличный стул в крошечном домике, в котором она приютила нас с Алексом, когда мы потеряли родителей… потеряли все.
— Тебе больно, — сказала она, ее исхудавшее лицо смотрело на меня, ее карие глаза изучали мои.
Я смотрел на нее в ответ покрасневшими глазами.
— Ей нужно было побыть одной.
— И ты дал ей это.
— Я страдаю из-за этого. — Я сжал кулаки, чувствуя, как во мне пульсирует гнев. — Я должен был сдержаться. Не должен был верить, что она готова, Рут. Я был глупцом, уступив ей, и теперь мне больно из-за этого.